Ошибка кристальных глаз

Камин одиноко трещит в помещении с высокими потолками. Казалось, только он и завывающая за окном буря дают этому кабинету какую-никакую жизнь. Гробовая тишина была бы гораздо печальнее, ведь просторная комната с вечно ледяным полом и безжизненным гранитом, облицовывающим помещение, как ни странно, напоминала гроб. Впрочем, Панталоне так не казалось. Для покойника стенки изнутри всегда были мягкими. Панталоне поставил подбородок на замок из переплетённых пальцев, склонив голову совсем немного, с крайнем интересом рассматривая последнего из сегментов. Его взгляд застыл на одной точке, будучи опасно обманчивым своей простой. Даже через маску Дотторе чувствовал себя неуютно. Его препарировали и досконально рассматривали, а он ничего не мог с этим поделать. Этот взгляд навевал тяжёлое томление, от которого хотелось язвительно отмахнуться, чем показательнее, тем лучше. Но даже этого Дотторе не мог себе позволить. Он скованно передёрнул плечами, переводя взгляд на многочисленные карты, сводки, статистики, покрывающие стены. Где-то виднелись формулы, а в углах комнаты теснились длинные столы с различными приборами и веществами, подчёркивающие увлечение Панталоне — алхимию. Не более, чем хобби, но в этих стенах и в этом государстве оно овладело существенными масштабам и давно перешло за границу «легально». Панталоне не считал это просто хобби. Хоть чаще он модифицировал, чем изобретал, уверенность сопутствовала его пути. Даже сейчас, будучи в полном убеждении, что эксперимент окончится удачно, он неустанно наблюдал за объектом, подмечая возможные малейшие изменения. Длинная сводка изменений занимала несколько страниц блокнота. Дотторе устал докладывать о своем состоянии, хоть в последние пять минут Панталоне его не тревожил. — Терпение, мой друг, только с ним мы добьёмся результата, — улыбается Панталоне, пропуская нотку снисхождения в голосе. Дотторе различает ее, ведь давно знаком с экономистом Снежной. Он часто задумывался, испытывает ли Панталоне более сильную привязанность к кому-то из клонов? Маска давила все сильнее. Панталоне, наконец, оторвался от созерцания мнущегося в ненавистном ожидании Дотторе и вновь склонил голову, утыкаясь в записи. Прядь, обрамляющая лицо, выскользнула и замерла в немом ожидании. Панталоне потянулся к ней машинально, заправляя за ухо — камни на пальцах загораются в огненных бликах, ткань перчатки натягивается сильнее, и это почти невозможно заметить, если стоишь чуть дальше. Цепочка слабо колышется, и Дотторе корит себя за чрезмерное внимание к деталям. Приопущенный взгляд темных глаз, часть волос, ниспадающих к плечу, напротив, уравновешивая образ, — крупная серьга на длинном сложном плетении. Редкие белые пряди окрашиваются ярким и неестественным от отблесков камина. Дотторе вслушивается в щёлканье горящих поленьев и пытается не сойти с ума. От множества воздействующих факторов, постепенно вытесняющих его верность себе. Напоминало измену. Вдруг Панталоне резко отрывается, впиваясь обманчиво беспечным взглядом, мягко улыбается, сообщая: — Можно попробовать... Выскальзывает из-за стола также естественно, оказывается напротив Дотторе, сохраняя то же выражение лица, вот только глубинный блеск предвкушения портит чистую голубизну прозрачных глаз. Хотя, наверное, ошибкой было сравнить безжизненный лёд с прозрачностью водоема. Дотторе заторможенно глядит на часы, подмечая время. Буря неистово бьётся в арочные окна, скрипит стекло под её напором. Рука Панталоне тянется к его маске. Он завороженно роняет «Покажи мне себя», и Дотторе силой воли удерживается, чтобы не отшатнуться, скрывает предостерегающую дрожь от выплеснувшегося в кровь адреналина. Следующий вдох слишком резкий, слишком глубокий. Панталоне уверенно снимает крепления, будто проделывал это сотни раз, и с тихим щелчком маска покидает лицо напротив. Глаза расширяются, теперь исключительно чистый восторг плещется в них. Губы приоткрыты от восхищения — Дотторе задевает их случайным мазком взгляда, ощутимо ломая себя, чтобы оторваться. В отражении чужих глаз он видит свои, голубые. Насыщенные яркие краски алого беспрепятственно уступили место похоронной синеве. Не такой светлой, как у Панталоне, скорее глубоко синей, как цветы печально известных незабудок. — Прекрасно... Прекрасно. Заключает Панталоне, захватывая рукой подбородок, и с короткой усмешкой касается чужих губ. Будто делает это уже в сотый раз. Уверенно обхватывает нижнюю, с удивительной мягкостью и осторожностью, которые, скорее, были напущенными, чем искренними — узнать правду не дано никому. Дотторе вопреки всему не двигается. Приоткрывает губы в ответ, позволяя чужому языку проникнуть в рот и пройтись по заострённым клыкам. Привкус крови бьёт наотмашь, и глаза начинает предупреждающе жечь, возвращая контроль. Дотторе не отвечает, но и не отталкивает. Думает чуть медленнее, чем стоило бы. Панталоне отстраняется, возвращая чужой подбородок на прежнее место, отпускает. Тихо смеется в кулак, в удовольствии прикрыв глаза. Дотторе замирает, прислушиваясь к переливам голоса — сердце победно ухает вниз. Мелочи занимали его гораздо больше, чем контакт губами. Однако, пытаясь скрыть оголённую слабость, он фыркает, отводя взгляд. — Так на кой демон ты сделал мне инъекцию? Только ради смены цвета глаз? — Потерпи немного и все поймёшь. В шпионаже все сгодится, мое горделивое дитя, — спокойно ответил Панталоне. — Не называй меня так, — скривился Дотторе, ощущая вернувшееся жжение. — А как по-другому? Ты уничтожил всех своих собратьев, оставшись один. Дотторе разочарованно вздохнул, оставив комментарий без ответа. И когда он изменил своей любви к механизмам? Дотторе не знал, зачем оставался в чужом кабинете, терпел вечный холод камня и встречных глаз, позволяя проводить над собой редкие недоэксперименты. Панталоне не создавал, только модифицировал готовое. Но от этого безопасней не становилось. Без маски Доторре определенно чувствовал свою наготу. — Это не просто вещество для смены цвета, — мелодично начал Панталоне, — Первым испытуемым осушало глаза, вторая партия потеряла зрение, третья — достигла желаемого результата: смены цвета на сутки. Время можно было варьировать. Однако это совсем не тот результат, который требовался на самом деле, — Дотторе ощутимо насторожился, исподлобья следя за Панталоне. Тот сложил руки на груди и перемещался вдоль стола, будучи одержим идеей, — Дитя, ты же совсем не идеальный образец, понимаешь? Учитывая то, что ты уничтожил всех близких к идеалу, то... Панталоне помедлил. Вздохнул еле видно, поправив очки. Неторопливо двинулся к окну, открыв спину. Дотторе хотел бы усмехнуться, но дурное предчувствие с пугающей скоростью набирало обороты. Панталоне запустил руку в волосы, убирая назад непослушные пряди. Наконец, повернулся в пол-лица, возвращая любовный взгляд на фигуру в центре кабинета. Губы изогнулись в отчаянной улыбке, которая скрывалась за прижатым в сгибе пальцем. Жест олицетворял задумчивость, контрастируя, наверное, с самыми искренними за последний час эмоциями Панталоне. — Цвет воздействует на глаза и немножечко на сознание. Будешь бороться — будет больней. Надеюсь, ты будешь благоразумнее и оправдаешь те пламенные взгляды, которыми осыпал меня во время своего нахождения в моем кабинете. Пока ты подчинён мне, ты будешь моим идеальным образцом. Терпеливо и покорно он ждал ответа. Дотторе казалось, что вихрь бился совсем не за арочными окнами. Его глаза все ещё отдавали мертвецкой синевой и жгли предупреждающе. Глупо предположить, что здесь был выбор?