Провод

      В городе говорят, что, на отшибе, после первого поворота по шоссе на север, есть огромная свалка металлолома. Лет двадцать назад там жил мужик — работал, в смысле, но семейная жизнь дала трещину, и он перебрался туда на постоянку. До ссор и свалки он был механиком. Механиком настолько хорошим, что работал в больнице.       В года его молодости о гибридных протезах ни шло и речи: люди только учились подключать чипы к мозгу, пересадка волос и кожи занимала месяцы, а о том, чтобы купить новое сердце по интернету, можно было говорить только метафорично.       Тогда у его семьи была мастерская. Они жили в глуши, где-то у океана.       Городские люди, как правило, ремонтируют только телефоны, но чем дальше от цивилизации, тем сильнее традиции, поэтому, в деревнях, даже самый захудалый тостер чинится по миллиону раз.       В его деревне парни умели латать машины вручную и укрепляли дома шифером и пеной, и там же этот мужик научился чинить и часы, и трубы.       Как любая деревенская молодежь, на подходе второго десятка лет тот мужик, Мо Ци Шуи, начал отчаянно рваться в город. Новые горизонты сулили учебу и деньги, в Пекине он нашел жену и работу, а к двадцати семи у него появился первенец, уже своя мастерская и серая потертая хонда.       Тогда и был тот прорыв в науке. Очередной поворотный момент после создания Интернета.       Люди изобрели особое волокно, способное сливаться с любыми человеческими тканями, а, спустя недолгое время, смогли протезировать органы без непрерывного внешнего воздействия.       Любая часть тела, будь то глаз или оторванная нога, собирались «под ключ» и вживлялись на нужное место. В мозг помещали специальный чип, помогающий восстанавливать связи в нейронах, а затем и вовсе давать полный отчет по всему организму.       Имея под рукой образец конечности, теперь его можно было создавать бессчетное количество раз.       Со временем производство этого волокна — «пластера» начало обретать массовые масштабы.       Ученые разных стран начали заниматься усовершенствованием его свойств: сначала увеличивали прочность и долговечность, потом расширяли назначение.       С пластером современная косметология гарантировала эффект полного омоложения, на вооружение стран заступали пуленепробиваемые солдаты, а идея о создании андроидов отошла на второй план.       Любой желающий мог получить свою родословную и прогнозировать внешность ребенка на основе био-химического анализа крови, который считывал маленький чип в их голове.       Проблема этого изобретения заключалась в том, что, вопреки своей приживаемости, оно стало слишком не подходить телу.       Наука стала отвечать технологией на любую потребность, и люди захотели иметь крепкие скелеты и видеть в полной темноте. То, что должно было стать имитацией, постепенно занимало роль основы, а продолжительность человеческой жизни увеличивалась почти втрое.       Для проведения имплантации почек любой специалист должен был знать строение человеческого тела и иметь за спиной немалый опыт, но, чтобы чинить гибридные, почти роботизированные пальцы? Знать совместимость двух видов пластера? Для этих вещей нужны были новые люди.       Тогда в медицину и пришли механики.       В семидесятых годах Китай начал активно поддерживать идею о получении дополнительного профильного образования. Дело запахло деньгами, так что Мо Ци Шуи прошел очередное обучение и начал работать в городской больнице.       К шестидесяти годам у него появился второй ребенок, доход позволял ездить в отпуск два раза в месяц, а, из-за работы, мастерскую пришлось закрыть. В ту пору, по нехватке рабочих рук, его отправили на восток страны, где обещали повышение и жилье.       Спустя пару таких командировок, он перевез в то место свою семью. Новый город был спокойнее столицы и подходил для размеренной жизни и выращивания отпрысков.       Пятнадцать лет труда в провинциальном лазарете, и Мо Ци Шуи сократили по очередной государственной программе.       Это и стало камнем преткновения.       Брак затрещал по швам, старший сын уехал в Гонконг, не желая оставаться в глуши, а восьмой десяток жизни начал идти в тягость.       Тогда-то он и перебрался на ту свалку: пытался сделать очередную мастерскую, но в этом не было уже никакого толка.       Люди говорили, что видели, как он напивается в барах по вечерам и сводит концы с концами. Кто-то из его коллег, так же попавших под сокращение, травил байки о его невменяемом характере.       На самом же деле, жизнь того мужика оказалась не такой плохой: младший сын пошел по его стопам, посвятив жизнь и механике, и медицине, разлюбившая жена навсегда осталась верным другом, а последние дни…       Что ж.       Рыжий точно не знает, но, кажется, подержав свалку еще десяток-второй лет, его дед уехал на свою родину. Помирать он не собирался, надеясь посвятить себя паре отложенных дел, хотя и не знал, сколько прослужат его протезы.       В общем-то, те модели рассчитаны на службу от пятидесяти лет, так что время у него еще есть.       И, судя по последним фотографиям с рыбалки, зря он его не тратит.       Что до мастерской, то она до сих пор служит своей изначальной цели: стоит далеко от города и пользуется спросом в узких кругах. Проезжая свалку, сразу ее и не заметишь, но, если знать, куда смотреть и где остановиться, твоя мертвая тачка окажется на ходу, а выбитое колено встанет на место. Старик хорошо над ней постарался — Рыжий ни на что не жалуется. Когда ему было четыре, отец впервые привёл его сюда и дал поиграть с отвертками, а сейчас эти отвертки лежат в специальном кейсе, и если какая-нибудь сука возьмет их без спроса…       К слову, мать просила наточить ножи дома. И в магазин за сигаретами заехать.       Все работает, в общем.       Рыжий закидывает сумку на плечо, осматривая мастерскую, глушит свет, прислушиваясь к шуму холодильников, и закрывает дверь.       Ножи так ножи.       Но сначала пусть посмотрит байк, а то он барахлит последнее время.

***

      — Гуань Шань?       По голосу из динамика телефона — интонациям, ага, — складывается впечатление, что дома взорвалась бомба. Если мама смогла позвонить, взрывом ее не задело, но облегчение как-то не появляется.       — Я? — Рыжий зажимает телефон между плечом и ухом, чтобы достать с полки рис, и, на всякий случай, оборачивается, осматривая зал магазина.       — Ты далеко от дома?       — Не очень. Минут через десять буду, а что?       Нихрена хорошего, судя по всему, но теперь главное оценить ущерб.       Это напрягает.       В смысле, мама не маленькая девочка, в случае чего, постоять за себя сможет, но такие звонки не случаются просто так, да?       Рыжий думает (держит в руках рис с идиотской оранжевой упаковкой, и просто думает), что такой голос у нее мог бы быть, если бы кто-нибудь наставил на нее ствол.       — Думаю, тебе стоило бы поторопиться.       К ее голове, где-нибудь в гостиной, окна из которой выходят на задний двор. В доме еще, сто процентов, было бы темно, потому что, под вечер, она сидит у себя в комнате, а на кухне в это время крутилась бы стирка.       На такие случаи есть специальные меры. В смысле, они придуманы на менее опасные ситуации, вроде случайной встречи со знакомыми, которые зовут выпить и не знают, что у нее дома маленький двадцатипятилетний сын, но…       — Ладно, — рис летит в корзину. — Что взять на ужин, мам?       — Шань, я в порядке, — теперь она звучит так, будто это какая-то мелочь. — Тут есть кое-кто, кому твоя помощь еще может быть кстати.       Приехали.       Никакого «острого кальмара у дяди По», выстрелов, криков и месива, зато под вечер есть, блядь, работа.       Рыжий идет на кассу, выжидая три секунды перед своей следующей репликой, потому что график, сука. Всем написан график — по выходным после десяти отбой.       Он не латает всех подряд, для этого есть врачи.       — Шань?       Боже.       Если кто-то ранен, мать приняла первые необходимые меры, а ехать домой и правда надо побыстрее.       — Насколько все плохо? — говорит Рыжий.       — Ну… — ее голос звучит уже лучше. — Настолько, что лучше бы «скоро» было «вчера».       Отлично. Просто отлично, блядь.       Отец предупреждал Рыжего, нет, отец говорил, три раза говорил, что это плохая затея. Черт с ним работа в лазарете, иди, Гуань Шань, учись и работай, спасай людям жизни сменой картриджей, меняй старикам кости.       Что Рыжий ответил? Правильно. Чинить пацанов из Ямы лучше. Змей платит больше, ага.       Змей платит, а Рыжий ебется.       — Скоро буду.       И байк, мать твою, все-таки барахлит.

***

      Ну, говоря о помощи, она могла вызывать копов и ритуальные услуги.       Рыжий заехал домой с гаража, чтобы сразу к стойке, доставать инструменты, вся херня, но там никого не было, а это либо странно, либо реально надо было уже вчера приходить.       Смысл в том, что «пациент»…       — Я к нему даже не подходила. Пошла полить цветы, поворачиваюсь к окну, а там вот это.       Он и правда уже вряд ли живой.       Яма стоит за свалкой, так что парней с ринга быстро привозят до мастерской, и как вот этот оказался здесь — не понятно.       Рыжий стоит в проеме двери на веранду, а он лежит на заднем дворе (если подумать, он либо шел, либо его подбросили, потому что, по-другому, на забор он бы не опирался), и по виду картина напоминает фарш.       У парня разворочена грудь, руки почти нет, везде, блядь, кровища.       Благо, что на улице уже стемнело, потому что, увидь это кто из соседей, тут бы подняли шум.       — Шань, я думаю он еще живой.       Интересно.       На основании чего, блядь?       Рыжий оборачивается через плечо и окидывает мать взглядом:       — Хочешь посмотреть получше?       — Прекрати! — она толкает его от двери и выходит на веранду. — Он неплохо одет. Деньги будут, так что, давай. Затащим его в гараж, а там как пойдет.       — Мам, тут уже без вариантов.       Хотя, на самом деле, варианты есть: Рыжий может закрыть дверь, позвонить Змею, пока греется ужин, и задать тому пару уточняющих вопросов, потому что вот это дерьмо вне правил.       Ребята на ринге долбанные терминаторы, они месят друг друга до нуля, но мертвецов к Рыжему никто не возит.       Кроме того, те, кто о нем вообще знают, понятия не имеют, где он живет. Это логичная осторожность во избежание вот таких ситуаций. Если любой желающий будет приходить к Рыжему после каждого мордобоя, тут начнется пиздец.       И плевать, сколько они платят и от кого пришли.       — Господи, ну что тебе стоит? Мертвец так мертвец, а если оклемается?       А если он оклемается, ситуация лучше не станет.       В смысле, ага, ура, все живые, но какого хрена он вообще здесь забыл?       — Это бессмысленно, — говорит Рыжий.       Бессмысленно и энергозатратно.       Он закатывает рукава, закатывает глаза и идет (из последних сил) к трупаку под женские визги восторга.       За эту хрень Змей реально ответит. У них был уговор насчет внеплановой работы, и перед ее началом должен был быть хотя бы звонок или сообщение.       Все подобное дерьмо должно быть там, за городом, в мастерской, а не у него на заднем дворе.       И мать, видимо, тоже в облаках летала, раз даже ничего не услышала.       В любом случае, есть теперь о чем париться.       Рыжий садится на корточки в паре шагов от тела и осматривает раны. Парень, к слову, и правда неплохо одет, дорого, в смысле, но лицо у него слишком смазливое. Он не похож на бойца, хотя руки на костяшках и пальцах сбитые, плечо разворочено, будто его отрывали.       Фарш.       В таком состоянии он мог откинуться еще по пути, если его, конечно, ничем не накачали, но, даже в этом случае, долго бы он не протянул.       Верхняя часть тела на последних протезах: кости с металлообработкой, к ним нужны специальные ткани мышц и хорошее расположение сосудов.       Сложная штука.       Шань наклоняется, чтобы отодвинуть подол рубашки и осмотреть грудь, но тут же об этом жалеет.       Карма есть, да?       Она плюется ему в лицо чужой кровью.       Парень начинает начинает не то хрипеть, не то кашлять, пытаясь сделать вдох, и, гори, сука, все синим пламенем, лучше бы он оставался мертвым.       Рыжий морщится, вытирая лицо под очередные визги матери, и смотрит в чужие, закатывающиеся за орбиты, блядь, планет и галактик, глаза.       Ему, должно быть, адски больно.       Может быть, еще подождать, чтобы он точно отъехал?       — Тащи его сюда! — мать, как по команде, несется к задней двери гаража и открывает ее до упора.       Готовилась, что ли?       С этим полудохлым теперь до следующего утра возиться. И, прежде чем возиться, надо придумать, как его поднять и дотащить. И, если он помрет не здесь, а по пути, Рыжий бросит все прямо на ходу.       Прекрасная, блядь, субботняя ночь.       — Шань!       — Да иду я! Мы… мы идем, судя по всему.       …У отца была идиотская привычка таскать домой со свалки всякий хлам. Поначалу это было интересно, так они нашли Рыжему первый байк, и мать восстановила его по одному каркасу, но потом это начало набирать обороты, и ситуация вышла из-под контроля.       Отец находил старую мебель, чинил какие-то электронные часы, возился в мусоре, чтобы найти запчасти. Мрак, одним словом. Настолько гиблое дело, что однажды в гараже появилась сломанная стойка досмотра.       Такие были сняты с производства, потому что стол врача и кушетка для пациента шли одним монолитом — их было тяжело перемещать, и они занимали место, но отцу, конечно же, именно это в ней и понравилось, и он угробил два месяца, чтобы привести ее в порядок.       — У твоего деда стояла такая же в кабинете. Будешь потом на ней практиковаться.       Ага.       Спать после имбирной водки? Подключать к мониторам плойку и лежать, пока мать проводит генеральную уборку?       Рыжий делал на ней все, что угодно, кроме того, чтобы укладывать на нее людей и проводить осмотры. Однажды даже сооружал роботов из старых протезов на Хэллоуин.       Ну, может даже чуть не стал отцом: многое было.       Сейчас эта стойка настолько чистая, что больно смотреть, а в гараже воняет дезинфицирующим средством и гордостью матери.       «Я думаю, он еще живой».       А Рыжий под утро кони двинет.       Говоря откровенно, он сам не знает, почему до сих пор не позвонил Змею. Может, этого типа вообще не стоит чинить.       — Я схожу за аптечкой на две минуты, — говорит мать.       И, да, вариантов уже нет.       И, думает Рыжий, только аптечки тут и не хватает.       Без шуток.       Пока он тащил «пациента» с точки а в точку b, мать носилась по гаражу, как бешеная белка, вытаскивая на стол все нужные инструменты и настраивая освещение. Тут, по мелочи, не хватает только ватных дисков, нитей и перчаток. Ну, может, еще чего-нибудь, в процессе станет понятно.       Конечно, в мастерской было бы удобнее, там все привычно, сделано под руку, не говоря уже, что чип можно читать без проводов к башке, но этот вроде и не жалуется. Хочется ныть только Рыжему, но он берет ножницы, режет чужую черную рубашку по швам, и надевает маску.       — Вот, — мать протягивает ему перчатки.       Если этот тип еще живой, ему нужно отключить чувствительность, проверить сердце и дыхалку, а потом уже приступать.       Рыжий кивает, мол, начинай, провода на месте, и мать запускает проверку со своего ноутбука.       Под нормальным светом у него на теле видно еще больше ран, чем сначала показалось: есть те, которые получают в рукопашке, есть рваные, как от ножа, в районе печени и ЖКТ. Нижнюю часть тела помяли слабо.       — Сердце в норме, — говорит мать, — ну, относительно.       В таких протезах, как у него, есть опция предотвращения чрезмерной потери крови. Дорогая штука, к слову, но, видимо, поэтому он еще не помер. Кишки разворочены, все искрит, а сердце на ходу, работает в энергосберегающем режиме, как мобильник.       — С легкими уже тяжелее.       — Я вижу, — говорит Рыжий. Там точно пару костей сломано, так что придется посидеть.       Дело дрянь, и Рыжий возится добрых полтора часа, чтобы этот ходок мог нормально дышать. Было бы попроще, не рассыпайся он, как детская башня из кубиков — мозг-то в отключке начисто, а если хотя бы на градус в положении тела ошибиться, можно списывать все со счетов. Реально покойник.       — Думаешь, он местный? — говорит мать.       — В смысле?       — Для Ямы слишком хорош, тебе не кажется?       И, в общем-то, не считая шмоток, комплектация тут и правда выше среднего. Значительно выше, а это Рыжий еще чип не видел: там, судя по периодическому молчанию матери, есть, на что посмотреть.       Отсюда, сверху, он видит только то, что парень потратил немало денег, а тот, кто над ним сидел, старался и отмерял все до миллиметра.       Ребята из Ямы собирают себя частями, выбирают разных производителей, ходят, как киборги, то с железной челюстью, то с не рвущейся селезенкой, и все это похоже на винегрет, а вот этот… Он как на заказ сделан. Мощная, такая, машина.       Поэтому возникает вопрос: откуда он, блядь, взялся?       Рыжий стоит по локоть в крови, напрягаясь, чтобы делать все аккуратно, но у него в теле как будто есть восемьсот предохранителей «на случай чего». Тут таких, как он, раньше не было. В смысле, Рыжий всех знает, все друг друга знают, о нем бы везде говорили.       Кроме того, пока мать тихо включает музыку и опять улетает в мысли, Шань находит еще один занимательный факт: Яма последние сутки не работала.       Это мелочь, но она настолько, сука, основополагающая, что Рыжий не знает, как забыл о ней.       Просто вылетело из головы.       А еще, да, пулевые ранения. Сначала у Шаня была теория, что после боев произошла какая-то стычка, но парни здесь так дела не решают. Те, кто с ринга, — уж точно, иначе хер они на него вернутся, а Змей хорошо платит.       Змей.       Он, наверное, в итоге, вообще не в курсе, что тут происходит. И это, сука, странно.       Не упустил бы он ни такого человека, ни такую стычку. Будет забавно, если, после всех махинаций, этого чувака кто-нибудь грохнет.       Рыжий хмурится и делает шаг назад.       — В чипе есть какая-нибудь информация, кроме физических данных?       Мать отрывается от экрана, поднимая на него взгляд, а потом пожимает плечами и устраивается удобнее в своем углу, начиная печатать.       Странно это все. Странно.       — Его зовут Хэ Тянь. Место рождения Пекин, есть даты последних обновлений и место их проведения, номера документов, электронный код.       — Геолокация включена? — говорит Рыжий.       — Нет. Думаешь, его кто-то ищет?       После такого? Вполне.       После «место рождения Пекин», космических протезов и всего этого месива, он точно кому-то нужен. И не факт, что они не сравняют с землей всех, кто находится вокруг него.       — Забей его код в поиск. Только через прозрачную сеть, ладно? Не так, как в прошлый раз, я до сих пор штраф плачу.       — Ла-а-адно, — мать закатывает глаза.       Хэ Тянь, да?       Рыжий качает головой и возвращается к работе. Теперь это, по меньшей мере, интересно.