В конце туннеля яркий свет, и я иду...
Иду по выжженной траве, по тонкому льду...
Не плачь, я боли не боюсь... Ее там нет.
Я может больше не вернусь,
А может я с тобой останусь...
***
Карамон с трудом и тяжёлым болезненным вздохом протянул брату внезапно ставшую невероятно тяжёлой руку. Рейстлин сидел рядом и смотрел на живот воина: темная кровь была отчётливо видна на прилипшей к коже гиганта рубахе. Маг не ожидал такого конца... Среагировать неимоверно быстро, на что-то столь внезапное, как сделал это Карамон, было невозможно. Но так и случилось, гигант оттолкнул брата и принял удар на себя, а после, наполненный адреналином, двигаясь за счёт одного лишь болевого шока, раскидал гномов. Воины Хараса не получили того, за чем пришли, и сбежали в страхе вместе со своим командиром. Тассельхоф положил руку на раскрытую ладонь друга вместо Рейстлина, который, кажется, вообще не собирался как-либо двигаться. В отличие от мертвецки ледяной руки гиганта, маленькая ладошка кендера дрожала как осиновый лист. Весь Тассельхоф дрожал, не зная, что ему делать. Он хотел хоть как-то помочь, сделать хоть что-то, лишь бы воин не лежал бледный и холодный с этим вымученным выражением лица, на котором живыми были только блестящие болью глаза. — Спасибо, Тас, — Едва-слышно, одними губами произнес Карамон. Кендер всё расслышал и не мог поверить, что этот тяжёлый, тихий, полумертвый голос принадлежал его другу, жизнерадостному, безответно и бесконечно любящему брата, заботливому, неунывающему и часто нетрезвому Карамону. Воин продолжал смотреть на брата, а тот замер и не подавал никаких признаков жизни, кроме редкого моргания. Карамону даже казалось, что Рейстлин все же пострадал в той бойне, что что-то ранило голову мага, из-за чего он стал ещё более отстранённым и далёким. — Карамон, ты только это... Ну... Я пообещал Тике вернуть тебя целым... Живым, — Последнее слово прозвучало очень тихо. Кендеру казалось, что стоит сказать об этом чуть громче и Карамон закроет глаза, больше никогда не открыв, — Ты только не беспокойся, сейчас Крисания проснется и попросит Паладайна тебя вылечить. Да! Думаю, Фисбен не откажет ей в такой просьбе, он же мой друг и ты тоже мой друг... Все будет нормально! — Нет, — Хрипло отрезал Рейстлин и повернулся к Кендеру, — Крисания не очнётся так скоро. Армия лишилась предводителя. Слова мага зазвенели и рассыпались по полу искрами, будто метал на наковальне, а ещё они были такими же неприятными, как звуки во время ковки. Тассельхоф даже поморщился. Кендер снова взглянул на Карамона и даже почувствовал металлический вкус крови, что струйкой стекала изо рта по подбородку воина. — И это все что тебя волнует? — Тассельхоф гневно подскочил к Рейстлину, отпуская руку Карамона, — Твой брат умирает, а тебя волнует лишь то, что у твоей армии больше нет командира?! — Я лишь сказал всё как есть, — Пожал плечами Рейстлин. Будто бы у Кендера совсем не было причин злиться на мага. Будто бы не его близнец сейчас был на грани смерти и мучился в агонии от каждого, даже самого маленького и незаметного, движения. Будто бы Рейстлина в той битве лишили души, а вместе с ней и всякого сочувствия. — Ты сволочь, Рейстлин, невиданная мразь, — Тас попытался сказать это отрешено и безэмоционально, но ярость и тревога все равно клубились где-то в глубине взгляда. Он никогда раньше не говорил ничего подобного, особенно про друзей, но Рейстлин перешёл черту, и Тассельхоф не мог промолчать или хоть как-то смягчить свое высказывание, — Чёрствый заплесневелый кусок хлеба, который мог бы стать спасением для смертельно голодного, но вместо этого спрятался за тысячью замков, желая спасти своё никчемное существование. — Всё сказал? — Рейстлин продолжал реагировать спокойно, и Тасу не осталось ничего, кроме как просто кивнуть, — Тогда иди и пробуй разбудить Крисанию, если ещё веришь, что мы сможем что-то сделать. — А вот возьму и приведу её сюда. Но не тебе на зло, а ради Карамона, — Проворчал кендер и пошел к выходу из палатки. Он остановился, думая сказать что-то ещё, но промолчал и просто ушел. Рейстлин смотрел на колеблющуюся от ветра шторку, что заменяла дверь, пока не услышал тихий зов: — брат... Карамон хрипел, каждый звук, каждое движение откликались жуткой болью. Он стонал и все его муки отражались во взгляде. Самой невыносимой была мука сердца... Хладнокровие и скептичность брата, должно быть, оставляли раны гораздо более жестокие, чем та, что на животе. — Да? — Наконец отреагировал Рейстлин, посмотрев в лицо Карамона. Взгляд гиганта сперва был сосредоточен на плече мага, где сквозь порванную ткань мантии виднелся на скорую руку перебинтованный порез. Ранения Рейстлина были ничтожны в сравнении с тем, что сейчас испытывал Карамон, но воин взглянул в глаза брата, без слов уточняя всё ли в порядке. Магу захотелось рассмеяться в голос, гигант был таким жутко заботливым, что, даже находясь присмерти, беспокоился за брата. — Я в порядке, — Ответил на его взгляд Рейстлин. — Помнишь... Когда... — После каждого слова следовала смесь вздоха, стона и подавленного крика, между тем сами слова едва-ли можно было расслышать, ведь говорил Карамон очень тихо, желая уменьшить боль... — Когда ты дрался, а я залечивал твои раны после боя? — Перебил Рейстлин, прекрасно зная, к чему клонит брат. Карамон слабо кивнул, — Конечно помню... Но сейчас ничем не помогу: после недавнего сенса магии у меня совсем не осталось сил... Тем более для такой серьезной травмы. Карамон прикрыл глаза. Едва заметно вздымающаяся грудная клетка осталась единственным признаком того, что воин ещё был жив, но и эти движения редели и ослабевали с каждой проходящей секундой. — Карамон? — Осторожно позвал Рейстлин и гигант мгновенно открыл глаза. Маг вяло улыбнулся и взял брата за руку, — Не думал, что я когда-нибудь это скажу... но Тас прав. Не умирай, иначе Тика убьет меня, а после убьется сама, не пережив этого. — Весёлый... Прогноз... — Карамон попытался усмехнуться, но лишь закашлялся, выплёвывая кровь, — Ты действительно... Думаешь... Что всё безнадежно? — Ты даже не можешь себе представить, насколько всё на самом деле безнадежно, — Рейстлин отставил посох в сторону и протянул вторую руку Карамону, касаясь щеки брата, — Твой слабо развитый разум никогда не умел оценивать ситуацию правильно, без приукрасок. Рейстлина действительно ранили в той битве.. Задели то, о существовании, чего никто и догадаться не мог, ведь всем давно казалось, что у мага этого не было с тех пор как он устремился за властью, если не с самого рождения. Гномы не так уж и сильно ранили плечо, где неприятным пощипыванием напоминал о себе длинный порез, не задели голову, которую маг старательно напрягал, стараясь что-то придумать, и даже не украли душу, что определенно продолжала томиться где-то внутри, стабильно восстанавливая магию, будто ничего и не произошло. Харас успешно вонзил лезвие топора прямо в спрятанное за тысячью печатей сердце темного мага. Сердце, что теперь выло застрявшими в горле словами, которые Рейстлин не позволял себе произнести. Сердце, что кровоточило слезами, которым маг не давал пролиться. Сердце, что разделяло с Карамоном все муки, которые ему приходилось испытывать. Гигант чуть повернул голову, льня ближе к брату. Он открыл рот, но снова закашлялся. Вопреки ожиданием воина, Рейстлин не убрал брезгливо руку от испачканного в собственной крови Карамона, напротив, провел большим пальцем по губам брата, вытирая алые пятна. — Тише, я понял, — Произнес маг, прекрасно зная, о чем ему хотел сказать воин, — Я тебя тоже, брат... Гигант расплылся в улыбке. Это все, что он хотел услышать. — Я вздремну... — Снова заговорил Карамон, в этот раз кашель не прервал его речь. В словах даже больше не слышалась боль и мука, однако голос все ещё был уставшим, — А после... мы с тобой... Вместе... Победим... Карамон закрыл глаза. — Конечно, брат мой, вместе мы всегда победим, — Рейстлин убрал руку с щеки Карамона и погладил брата по волнистым волосам. Он наблюдал за недвижимой грудной клеткой гиганта и понимал, что что-то меняеть уже поздно. Предавшись безумному порыву, носящему такое красивое имя "надежда", Рейстлин коснулся шеи Карамона. Когда кендер пришел с Крисанией и гордой, счастливой улыбкой на губах, Карамон продолжал спать, а Рейстлин сидел рядом с каким-то жалким, мученическим выражением лица и держал брата за руку, пока слезы бурным потоком катились по впалым щекам мага. ***Останусь пеплом на губах
Останусь пламенем в глазах
В твоих руках дыханьем ветра
Останусь снегом на щеке
Останусь светом в далеке
Я для тебя останусь - светом