О том, как почитать ангелов

Сугуру не удивился, проснувшись от тяжести в груди. Нет, он знал, что однажды этот день настанет. Знал, что наверняка бездарно подохнет где-нибудь в подворотне, выполняя очередное задание. Или его тело найдут в заброшенном здании на окраине Токио, вывернутое наизнанку особым уровнем. И он даже не будет против. Иногда и правда лучше помереть, чем поглощать (жрать) проклятия. И кто там прилетает, чтобы забрать раскрошенные и растерзанные души шаманов? Валькирии? Серафимы? Потому что на нем прямо сейчас сидит ангел с белыми крыльями и улыбается пьяной улыбкой. Блядь. Только почему-то херувим пиздецки сильно напоминает Годжо, одетого в ангельские тряпки. Подождите. Откуда у него крылья? Сатору не умеет пить. Катастрофически не умеет, ему катастрофически нельзя, это катастрофически хуево во всех смыслах и во всех проявлениях. Капля никотина убивает лошадь, а капля чего-то крепче отвратительно розового пойла (полстопки водки на стакан сиропа) убивает все здравомыслие великого наследника клана и вместо сильнейшего оставляет после себя хорни-апокалипсис. Сатору не то чтобы в говно. Он на той стадии опьянения, когда вроде бы контролируешь свои действия, но море уже плещется на уровне щиколотки. Сказал, что выпьет не больше бокала, но переборщил и сразу оказался где-то между можно лечь спать и а давайте полижем стойки токийской телебашни, я уверен, они солёные. Ухмыляется, сволочь. Давит всеми восьмьюдесятью килограммами совершенства и апломба. Нет. Ну нет, блядь. Вернее, да. Они разошлись из общей кухни полчаса назад, быстро прибрав пустые бутылки от саке и коробки с засохшими бортиками пиццы (Сатору их не ест и сплавляет Гето, но тот сегодня был не в настроении). В общежитии почти сразу стало тихо, словно кто-то привычно ткнул кнопку mute, отключив все звуки до утра. Но на Годжо не действуют никакие силы мироздания. Иногда кажется, что ему не нужно ни есть, ни спать, ни дышать воздухом, как остальным людям, ползающим и существующим под этой луной. Планы были до отвратительного простыми — попытаться выспаться. Кажется, он отключился сразу же, упав на кровать. Даже не успел раздеться. У Сугуру через пять часов задание где-то в захолустье с тремя пересадками и разбитыми проселочными дорогами, пыль от которых останется в складках рубашки и майке под ней. У Сатору — голубое крошево дури в осоловелых глазах, сбитое дыхание загнанного хищника и ошпарено колотящий пульс в подушечки пальцев, стоит чуть придавить жилку на шее. Ему до ужаса идёт этот пошлый костюм, вероятно, купленный на меркари за сущие гроши. Это видно по стремно топорщащейся складками юбке, едва прикрывающей пах, по дешево переливающемуся атласу топа, через который просвечивают соски. Блядь, это видно по трепещущим от каждого движения и вздоха крыльям, которые, кажется, держатся на двух тонких подтяжках, перекинутых через острые плечи. Только Сатору мог додуматься заказать костюм ангела. Такой дрянной и пошлый, но блядски идущий этому непорочному личику с наивными глазками в обрамлении белых ресничек и блестящими розовыми губами (позже Гето обязательно узнает, с каким вкусом был бальзам). Хотя Годжо впору носить комплект дьявола из портупеи и сетки на все тело с доступом в промежности. Но эй, они точно вернутся к этому потом. Пока руки Сугуру лишь исследуют (очень осторожно, чтобы не спугнуть) белый капрон чулок на горячей коже, подбираясь к кружеву резинки, натянутой на тощих ляжках. Он просовывает пальцы под гипюр, оттягивает силиконовую вставку, которая цепляет прозрачные волоски на бедре. Во рту до странного сухо, Гето заставляет себя сглотнуть и оторваться от этих блядски идеальных ног. Его отвлекает синтетический шорох пародии на перья, которые он тоже придирчиво изучает, пока Сатору все так же продолжает сидеть на нем, наклоняя голову и наблюдая за каждым движением. Сугуру не пьян. Что значит пара маленьких, почти что игрушечных, бутылочек для парня под сто восемьдесят пять с широкими плечами и мышцами, которые не может скрыть даже оверсайз футболка? Но что значит Сатору, ерзающий задницей по ширинке форменных брюк, которые Гето не успел сменить на домашние? Это значит пиздец. Пиздец тотальный и абсолютный. Это становится понятно, когда глаза добираются до полиэстрового блеска грешно-белого топа с вырезом-сердечком, плотно ухватившим грудь в тиски. Ладно, Сатору точно постарался. — А где нимб? — бездумно интересуется Гето, запуская пальцы под складки юбки. — Проебал, когда падал с небес, — короткий смешок на удивленно вскинутые брови, стоит сугуровым рукам скользнуть вверх по бедрам. Бля-я-ядь. Сатору всегда умел свести его с ума. И прямо сейчас он этим и занимается. Конечно. Очевидно. Ясно, сука, как белый день. Что под юбкой не будет боксеров. Не будет даже тонкой ниточки стрингов между ягодицами. Годжо не утруждает себя такой пошлой вещью, как ношение белья. — Бля-я-ядь, — беспомощно тянет Сугуру, — ты такой мокрый, я ёбнусь с тобой. Он задирает чертов подол юбки, который мешает нормально рассмотреть твердый, стоящий чуть ли не колом член с прозрачными каплями предэякулята на щели уретры. Мешает увидеть полоску щетины коротких и жестких, почти что прозрачных волос. Серьезно, Сатору везде идеальный и неприкосновенно-чистый. И если раньше Сугуру не понимал всех этих обезьян людей, так тупо и слепо преклоняющих шеи и головы перед своими вымышленными божками, трясущихся в благоговении перед идолами, пускающих металлические реки крови перед истуканами. То сейчас, блядь, сейчас он готов уверовать в одного лишь бога, единственного порочного ками, оседлавшего его бедра с зубастой ухмылкой на лице и текущим стояком под похабной тканью, с темным и липким пятном смазки на ней. Гето подцепляет пальцами вырез топика, сгребает в кулак трещащий по швам материал, чтобы притянуть к себе Годжо и наконец-то узнать, какой дрянной вкус гигиенички он выбрал на этот раз. Паршивец дразнится. Упирается руками в скрипнувшее изголовье кровати, откидывает голову, подставляя шею под беспорядочные мазки языком и укусы. До последнего не дает себя поцеловать, но сдается, когда Сугуру тяжелой рукой проходится вдоль топорщащегося сквозь кожу хребта, оставляет горячие следы прикосновений на ребрах, скребет короткими ногтями бритый затылок, чтобы выше запутаться пальцами в белых патлах и привлечь чужие губы к своим. Бабл гам. Чертов ангел со вкусом виноградной жвачки на языке. Секундная заминка. Гето рывком меняет их местами, вжимая Сатору вместе с нелепыми хрустящими крыльями в матрас. На пробу ведет пальцами по его члену, по поджатым яйцам, массирует дырочку сухими пальцами, понимая, что Годжо мокрый не только спереди. — Подготовился для меня? Ему просто интересно — Сатору успел растянуть себя за эти полчаса или готовился заранее, а потом сидел рядом с ним всю попойку, горячий и мокрый, с изнывающим стояком? Потому что такое определенно в его характере. Еще в его характере затащить Сугуру в любой попавшийся туалет и спешно и неряшливо ему отсасывать так, что оба оказываются в слюне и смазке. Что ещё? Ну, трахать себя пальцами, раскинув ноги пошире, чтобы было все видно, а потом, когда до оргазма остается совсем немного, затолкнуть в себя член Гето и кончить за пару толчков, так и не прикоснувшись к себе. И, оказывается, заказать дешевое тряпье в виде эротического костюма тоже в его стиле. Нет, он точно однажды ёбнется. Или они уже?.. — Да-да-да, давай быстрее, налюбовался? Торопится. Значит, ждал пару часов, как шлюшка, пачкая трусы смазкой. Блядь. Гето чуть ли дышать не перестает, когда представляет, как Сатору неловко прятал стояк весь вечер, а может, позорно спускал себе в руку в туалете. — Ты же сейчас за три секунды кончишь, если я тебе вставлю? Сугуру просто, блядь, обожает, когда Годжо на пределе. Болтливый и своенравный, он становится податливым и слушается любую команду ради парочки плавящих мозги оргазмов. — Ну что с тобой поделать, — воркует, зная, что больше грязных разговорчиков Сатору заводят глупые нежности, — давай, котёнок, на четвереньки. Снова шелест покосившихся на спине крыльев, юбка задралась на талию и перестала прикрывать вообще хоть что-то. Нет, её можно оставить, но: — Боже, блядь, сними эту пакость, чувствую себя богохульником, — он натягивает резинку, чтобы она громко шлепнула по коже, — хотя крылышки тебе, конечно, идут. Сатору бесконечно долго возится с застежками дрожащими пальцами, пока Сугуру не сдирает их вместе с измятым топом. — Ай, ты не думал, что ангелов вообще-то нужно почитать? Годжо недовольно шипит, пока Сугуру перекладывает его руки на изголовье кровати и прижимается грудью к топорщащимся лопаткам. — Знаешь, что-то слышал, — грубый засос за ухом, пальцы толкаются в податливые стенки, — член в качестве подношения тебя устроит? До одури хочется уже вставить Сатору, растянуть его своим членом, и, затолкнув поглубже, трахать короткими резкими толчками, но кое-кто нетерпеливый разработал себя только на два пальца и теперь задыхается от каждого движения фалангами. — М-можно, ох, Сугу, — Годжо переходит на невнятный лепет, подмахивая навстречу пальцам, — можно сидя? Боже, мне т-так надо. Гето почти нежно и успокаивающе оглаживает поджавшиеся мышцы пресса и горячую шелковую кожу на плоской грудине. — Нет, иначе ты слишком быстро получишь свое. Они оба прекрасно знают, что стоит пустить Сатору наверх, как он, вцепившись в сугуровы плечи, кончит, едва ли пару раз насадившись на ствол. Не хочется заканчивать шоу за несколько минут, даже если часть костюма уже валяется под кроватью. В конце концов, чужие старания надо ценить. — Но я разрешу тебе двигаться самому, хорошо? — быстрый поцелуй куда-то в соленую шею. — Котёнок. Сугуру ещё пару раз разводит пальцы внутри, выуживает из-под подушки почти закончившийся лубрикант, поспешно выдавливая сразу на ствол. Потому что у него стоит так долго и болезненно, что скоро уже нахрен упадет от разочарования. Собственная рука, размазывающая гель, приносит если не удовольствие, то кратковременное облегчение. И это просто блядское благословение небес, когда член наконец-то оказывается внутри сжимающейся дырочки. Невысказанная мысль про себя — Сатору мог бы выть потише. Серьезно, ему нужно было поставить завесу, если уж он собрался вытрахать все мозги и душу из них обоих. Теперь, когда руки освободились, можно снова вернуться к чулкам, сбившимся вниз по бедрам. Гето аккуратно подтягивает их назад. Блядь, он точно не сможет спокойно жить, зная, что где-то в самом дальнем углу шкафа, между формой колледжа и футболкой с Сейлор Мун, будут запрятаны чулки. Согласится ли Годжо ещё раз их надеть? Следом Сугуру поправляет юбку. Вернее, задирает ещё выше, на талию, и хватается через неё за жилистый бок, чтобы задать нужный темп. Потому что Сатору без руководства толком не насаживается на член, лишь толкаясь чуть дальше головки. Гето недовольно цокает, цепляет за тазобедренные косточки, притягивая к себе и вдалбливаясь глубже. — Будешь халтурить, я поставлю тебя раком и выебу. Не угроза, просто факт, и Годжо это знает: не раз заканчивал вечер с задранной задницей и стальной хваткой рук на теле. — Просто ты чертов садист, бля-я, — огрызаться между стонами — та ещё задачка, особенно когда член упирается в простату. — Сугу, полегче. Поощрительный шлепок по ягодице за старания, стоит Сатору, отталкиваясь от изголовья кровати, начать елозить с влажным звуком смазки по стволу. Если честно, мебель в общежитии паршивая, и Гето надеется, что хруст ламелей под ними как минимум ничего не значит, а как максимум — не слышен по всему коридору. И ритмичные звуки долбежки кровати в стену тоже никто не заметит. Ну, просто хочет на это надеяться. И до сих пор не понятно, продолжает ли Сугуру спать, потому разве бывает так охуенно в реальности? Годжо, бесстыдно извивающийся на его члене в срамном костюме, собственные руки, сжимающие чужие ляжки в белых чулках. Ебать. Нет, ему бы никогда не приснился такой сон. Додуматься до похабщины мог только Сатору. Сатору, скулящий от каждого толчка, с которым Гето загоняет в растраханную дырочку свой ствол. Растягивает уже податливую кромку мышц. Гладит пальцами припухшие края, раздразнивая и так находящегося на грани Годжо. — Хочу кончить внутрь, — он знает, что разрешение можно и не спрашивать: получит утвердительный кивок и согласие на все, что предложит. — Хочу, чтобы моя сперма вытекала из тебя прямо на эти чулочки. Можно? Но разве можно делать что-то без спроса с таким трогательно затраханным и дрожащим Сатору, пытающимся не финишировать первым последние минут пять? Сугуру знает, что ему нужно. Несколько грубых размашистых движений по члену, глубокие толчки внутри и нежный до мурашек шепот прямо на ухо: — Давай, котёнок, кончи для меня. Блядь, им точно стоило поставить завесу. Стоны Годжо — самый красивый звук в мире, который отлично сочетается с крыльями от костюма, но он так перебудит половину колледжа и проклятия вокруг. От паники темнеет в глазах, но Сугуру реагирует мгновенно и поспешно зажимает ладонью рот, заглушая оставшиеся всхлипы. Пальцами ловит дрожь тела под собой, продолжая вдалбливаться сквозь чужой оргазм, жмурясь от того, как сильно его сжимает Сатору. Кончает следом, тихо выругавшись и уткнувшись в мокрую кожу между лопаток. У него уходит меньше минуты, чтобы прийти в себя и уложить Годжо рядом на кровати удобнее. Из-за редкой техники и гиперчувствительности его иногда настолько сильно размазывает после секса, что требуется подождать около часа до появления осмысленности в глазах. Что ж. Ночь среды (почти утро) — самое время узнать, что у тебя ебанутый кинк на длинные ноги в чулках твоего лучшего друга?