Я на спектакль приглашаю,
Там будет множество затей!
Я этих кукол обожаю,
Как будто собственных детей!
Карабас-Барабас и его кукольный театр сегодня в городе! Готовится грандиозное представление – Арлекин покажет невероятное акробатическое мастерство и отпустит ошеломляющее количество остроумных шуток! Пьеро прочитает стихи, пронзающие даже самую чёрствую душу! И – ах, как же многие этого ждали – прекрасная Мальвина, девочка с голубыми волосами, сегодня вечером тоже выйдет на сцену... Пока дети выпрашивали у взрослых по несколько сольдо и толкались в толпе перед кассой, за кулисами театра царила привычная тишина. Куклы сидели в коробке, лежали возле неё, а хозяин, грузно развалившись в кресле-качалке и сжав в руке семихвостую плётку, громко похрапывал. Каждый раз, как его зловещий силуэт издавал звук, куклы вздрагивали и прижимались друг к другу. Одна только Мальвина, сидевшая неподалёку от стола, разглядывала сверкающую в тусклом свете заколку – символ крепкой дружбы, подаренный прошедшей ночью одной из кукол. Тут из коробки вылез Арлекин. Лихо перекувыркнувшись через край, он почти беззвучно спрыгнул на пол и танцевально притопнул ногой. Его театральные друзья выглянули из скромного домика, пока другие устало наблюдали и дивились, откуда в нём столько сил и озорства. Он на носочках прокрался к Карабасу-Барабасу, взялся за кончик его длиннющей бороды и, на мгновение сжавшись от его внезапного храпа, привязал личное богатство деспота к подлокотнику кресла. Осторожно отшагнув, Арлекин с самодовольной улыбкой запрыгнул на стол и развёл руками, обращая взгляд на кукол. – К вашим услугам! – негромко произнёс он, радуясь своей же шутке. Остальные кто похихикал, кто беззвучно похлопал, кто сонно улыбнулся. Когда Барабас попадал в мелкие неприятности или кто-нибудь подстраивал ему козни, весело было всем и всегда. Хоть иногда судьба его обижала за все грехи и промахи, пусть и совсем чуть-чуть. Чаще всего заводилой в таких делах был он – Арлекин, у которого силы и шутки никогда не кончались. – Ну нельзя же так, – вдруг прозвучал голос Мальвины. Она зацепила заколку с белым бантиком и звёздочкой посередине в свои шелковые мягкие волосы, подошла к хозяину балаганчика и стала отвязывать бороду. Куклы были так удивлены, что даже повставали с мест. Арлекин спрыгнул на пол и подошёл вплотную к девочке, заглядывая в её почти зеркальные глаза. Она не обратила внимания и копошилась, распутывая своими хрупкими тонкими пальчиками завязанный Арлекином узел. – Ты что делаешь? – спросил он ошарашенно вполголоса. – Если он проснётся с плохим настроением, выступления не получится, – объяснилась Мальвина, всё ещё усердно воюя с узелком, – Ну что ты наделал, глупый! – А ну дай сюда! Сам справлюсь! – шикнул на неё Арлекин и перенял развязывание собственного узла. Карабас вдруг громко всхрапнул и приоткрыл один глаз. Куклы застыли. – Ах вы негодники... – грозно протянул хозяин и поднялся во весь свой могучий рост. Куклы попадали в коробку, другие сжались по углам. Мальвина спряталась за Арлекина. – Ну! Кто из вас это сделал? – громыхал он басистым голосом и тряс своей плетью перед лицами виноватых. За всем этим встревоженно наблюдали печальные глаза Пьеро – он прятался за стенкой, по обыкновению сторонясь беды. Но сейчас та, в которую он был до безрассудства влюблён, попала в неприятности, и неведомая сила толкала его туда, к грузной фигуре человека, которого он страшно боялся. – Я спрашиваю: кто это сделал? – Барабас тянул слова, и казалось, что его тень растёт и нависает над всем балаганчиком огромной чёрной тучей. – Сеньор! – прозвенел тонкий голос Пьеро, вышедшего из тени, – Прошу вас, оставьте их! Это была моя затея. Я готов ответить за эту подлость! От его интонаций хотелось плакать. Кому угодно, только не бородатому жадине с зачерствевшей душой. – Ты... – он угрожающе смотрел и качал плетью, – Ты, несчастный мальчишка, решил, что можешь надо мной издеваться? – Нет, сеньор... – А ну-ка, подойди сюда. Провожаемый напуганными взглядами, Пьеро медленно ступил шаг. Карабас-Барабас, резко воскликнув, ударил плетью об стол, и потерянный в вечном печальном образе поэт почти тут же оказался перед ним. Хозяин поднял его обеими руками и поставил на стол, чтобы не наклоняться – ну вот ещё! Пьеро грустно смотрел, и это Барабаса приводило в такую злость, что его пальцы, сжимаясь, белели от напряжения, лицо наливалось багровым румянцем, и из глаз сочилась ненависть ко всему живому. – Скажи-ка мне, мой мальчик, – Барабас скрипел зубами и натянуто улыбался, – Это ты придумал эту гадость? – он пожирал поэта взглядом и наматывал хвостья плети на кулак. Пьеро под натиском такого гнёта чуть не отрёкся от своих же слов, но вовремя опомнился, без труда изобразил сожаление и упал на колени, сцепив руки над головой. – Ах, сеньор, прошу вас, простите несчастного Пьеро! Это была страшная глупость, я бесконечно виноват и готов принять любое наказание, только оставьте моих друзей! Длиннобородый деспот чуть не облизывался от этого зрелища, теперь и впрямь злорадно ухмыляясь и щурясь от удовольствия. Он даже испустил короткий смешок, погладил пузо и почесал усы. Мальвина хоть и не любила Пьеро так же безрассудно, как он её, но смотреть, как старый ворчун усмехается над его слезами, она не могла. Со всей своей холодной злостью она пнула Барабаса по ноге, он возмущённо ухнул, и дальше всё случилось за секунды – свист воздуха, рассечённого плетью, тонкий возглас, дружное "Ах!" и тишина... Мальвина стояла и плакала, глядя на руки. По ним расползались тёмные трещины, разрастались и бежали к её лицу. Она печально посмотрела на бедного поэта, проникла в его душу своим взглядом и робко улыбнулась. – Я вас... Шум рассыпавшихся осколков заставил Арлекина наконец выпрямиться после удара. Увидев, что девчонки с голубыми волосами рядом нет, он смутился, проследил направление взгляда Пьеро и тоже глянул на пол. Куклы впервые увидели его искренний испуг. Он оступился назад и замер, прижав скрещенные руки к груди. Барабас с пустыми глазами упал в кресло. Борода сползла с подлокотника и свисла с его ноги. Арлекин, придя в себя от ужаса, разнял руки и грозно повернулся к хозяину. – Ты – бесконечно подлый человек! Карабас смерил его всё ещё пустым взглядом. – Одним днём мы не станем больше терпеть твою тиранию и уйдём, оставив тебя ни с чем. Помяни моё слово, Барабас! – он смело качнул кулаком прямо перед носом того, кого хотел бы публично покалечить, на глазах у голодных до зрелищ зрителей. Карабас-Барабас встал и поплёлся к выходу в коридорчик, ведущий в подсобное помещение. Арлекин и все остальные куклы провожали его взглядом. Некогда страшная фигура сейчас шоркала по деревянному полу тяжёлыми ногами, не обращая внимания на весь белый свет, и в конце концов скрылась за дверью. Герой уходящего вечера надменно хмыкнул и победно скрестил руки, с открытым отвращением глядя в исчезнувшую спину злодеяна. Пьеро опасливо спустился со стола и сел перед осколками своего счастья. Что бы ни было в его маленькой груди, оно болело и кололось, рвалось из тела прочь, и казалось, оно вот-вот порвёт нитки и он тоже ляжет рядом, лишённый чувств. "Я вас..." Она не успела договорить, но в её блестящих ласковых глазах он прочитал то, чего так никогда и не услышал. "...люблю." Сегодня гостей было много. Почти полный зал, от мала до велика. Все хлопали, смеялись и плакали. Никто не знал, что Арлекин едва стоял на ногах, еле держался от падений на дрожащих руках, никто не заметил короткие подрагивания его голоса и отстранённость в глазах. Никто не знал, что Пьеро свои стихи сочинил за минуты до выхода, сражённый горем потерянной любви. Никто не знал, что сегодня в актах представления все куклы были не просто уставшими – они были до тростей измученными, и каждый нёс в себе осколок вечерней скорби. Хозяйка заколки зацепила её на самом видном месте, чтобы даже те, кто подглядывал в окна, видели её сверкание со сцены. Гости так и не дождались Мальвины. Когда сегодняшняя программа подходила к концу, на сцену во второй раз вышел Пьеро. В своих бледных тонких руках он держал мандолину. Все притихли. Бедный поэт, глядя куда-то в конец тёмного зала, коротко моргнул, освобождая взор от слёз. Зазвучала музыка.Поздней ночью в небе одна
Так соблазнительно светит луна,
И я б хотел для вас с небес её достать,
Но как мне быть, ведь ночью нужно спать...
Не нужна мне малина,
Не страшна мне ангина,
Не боюсь я вообще ничего!
Лишь бы только Мальвина,
Лишь бы только Мальвина,
Лишь бы только Мальвина
Обожала меня одного...
Каждый раз, как он произносил её имя, голос дрожал. Перед глазами из тумана печали выплывали осколки – и даже они не были такими острыми, как боль от потери. Эту песню он спел ей когда-то, она молчала и улыбалась, слушала, а как он закончил – аплодировала и звонким нежным голосом восхищалась. "Ах, как это прекрасно! Какая чудесная музыка! Браво! Браво!" Глаза гостей слезились от очарования и сострадания. И хотя Пьеро не видел, но будто чувствовал, что за кулисами его друзья тоже плакали. И где-то в подсобке сидел бородатый тиран с кружкой кваса, заливавший свой промах и мирившийся с тем, что его любимица исчезла и что он получит меньше денег. "Я люблю девочку с голубыми волосами..."