Первая встреча

Для кого-то прошлое было временем, которое полнилось беззаботностью детства. Некоторые относились к нему с завидным безразличием, давно уже позабыв все краски той поры. А некоторые хотели забыть его, как самый ужасающий кошмар. Проблема была лишь в том, что такое не забывается. Ведь правду говорят — есть вещи пострашнее смерти. Например, когда она настигает всех, кроме тебя, и ты остаёшься один, совсем один. Наедине с этой мыслью, с этим знанием. Бок о бок, как с единственным, что осталось от твоего прошлого. Он не называет своей фамилии, и даже имя говорит не без борьбы с самим собой. Отказаться от имени значило бы отказаться и от той маленькой частички себя, которая ещё у него осталась, от тех, о ком он ещё помнил, кого любил, пусть он и знает — его могут найти. И ему, едва-едва подростку, нужно закопаться ещё глубже. Перестать быть. Исчезнуть, будто его никогда и не было. Мало ли, сколько Гленнов на восточном континенте. Наверняка столько же, сколько грехов на твоей совести, Атурес Поэфф, а их — неисчислимое множество, чтобы каждый перечислить будет мало целой жизни. И он наворачивает круги, постоянно находится в движении, будто пытается сбежать от собственной тени, туда, вперёд, куда угодно, лишь бы подальше от проклятого дня, который разделил его жизнь на до и после. Но как бы Гленн ни жмурился, а из адского хоровода, адресованного персонально ему, убежать не смог. Сказал совсем не то, что хотел, сказал не так, не так сделал, всё не то. Или не делал и не говорил ничего вовсе — казалось, к какому бы варианту он ни обратился, тот все равно неизбежно окажется неправильным. Все, к чему он прикасался, рушилось. Все, что он любил, рядом с ним гибло и увядало. И то ли его карма была насквозь гнилой с самого начала, то ли виновен был тот факт, что уже некому было указать ему правильную дорогу — Поэфф не знал. И на всякий случай сделал виновным в том числе того, кого видел в отражении зеркала. Даже браслет, тот, что был на нём тогда, в злополучную ночь, потерял. Ох, как он был зол — не передать ни одном словом. На самого себя, всех вокруг, на природу, даже на Атуреса, который, казалось, здесь уж точно был не причем, как захотелось просто огрызнуться по очереди на каждого своего боевого товарища на этой глупой миссии ничтожного уровня, на которые он ходил, просто чтобы периодически есть и занимать себя хоть чем-то. Возвращение в штаб-квартиру не принесло никакого желаемого спокойствия. Он ненавидит треклятую неизвестность. А теперь она окружает со всех сторон, душит его, и с каждым днём всё сильнее затягивает на шее петлю, норовя сломать позвонки. Надоело, что нигде ничего невозможно узнать. Гленн не знает, что будет завтра. Да и представлять не хочет — выплёвывает он в сердцах. За злостью он пытается скрыть терзающую его тревогу, агонию бессильной ярости, клокочущую магмой в груди. Желание мести, долгой, кровавой, мучительной. В которой ему хотелось выплеснуть всё, что накопилось в груди. Где с каждой нанесённой другому раной — будут постепенно затягиваться его... Но пинком из своих кровожадных размышлений его выбивает неожиданный оклик, на который он быстро оборачивается и вопросительно изгибает бровь. Яркие зелёные глаза уже кажутся ему смутно знакомыми. О, вспомнил. Этот юноша был с ним на миссии. И на этой, и на прошлой. Может, даже ещё на каких. Лицо у него уже примелькавшееся, как с человеком, которого часто в толпе видишь, и парой слов иногда перебрасываешься. — Я тебя как раз искал! — Выдает этот горе-мечник неожиданно. А у Гленна на мгновение кажется само сердце от страха немеет. Из просто бледного его лицо становится чрезвычайно бледным. Искал? Зачем? Почему? Для чего? Что ему нужно, черт возьми? О нём кто-то спрашивал? Просил найти? Что?! И всё эти мысли лихорадочно пролетают в его голове за какие-то секунды, пока юный наёмник не становится уже в метре от него. — Вот, — он протягивает руку вперёд, — это ведь твоё? Я увидел, что ты его обронил, но не мог тебя найти, чтобы отдать. Гленн удивлённо хлопает глазами, резко переключаясь с перспективы нахождения его Атуресом на то, что лежало в руке у синевласого. Слишком уж стремительно разошлась реальность с тем, что маг успел себе напридумывать. И даже как-то немного глупо уставляется он на содержимое ладони, из-за потери которого он только что клял всех и вся. Но всё таки приходит в себя быстрее, чем это успевает стать чем-то неловким. Он аккуратно принимает находку из чужой руки. — Спасибо. — благодарит он на диво вежливо. — Всегда пожалуйста, — говорит юноша с лучезарной улыбкой, — кстати, как тебя зовут? Поэфф с пару секунд колеблется, но после всё же отвечает: — Гленн, — и, опережая вопрос, добавляет, — Да, просто Гленн. — снова вежливо кивает своему собеседнику, и уже хочет поспешить уйти. — Извини, но у меня дела. И, как бы подтверждая собственные слова, он начинает идти в сторону выхода из здания. Малодушно? Безусловно. — Я Бад! Бад Иллис! — Громко (даже слишком) представляется наёмник, и, вместо того чтобы тактично остаться на месте и исчезнуть с глаз долой, неожиданно устремляется за Поэффом. У последнего, кажется, от этого чуть бровь не задёргалась. — А что за дела? Да нет у него никаких дел. Просто хотел, чтобы ты побыстрее отвязался! На долю секунды внутри что-то екнуло, но быстро померкло перед необходимостью сосредоточить все свое внимание на актерском мастерстве. (умении складно лгать, честно говоря) И три недели прошли на удивление стремительно, словно утекая сквозь пальцы струями белого речного песка. Этот Бад, как оказалось, был мастер на попадание во всевозможные проблемы. И при всём этом — живучий, как таракан. Постоянно выходил сухим из воды там, где кто иной давно бы захлебнулся. Прямо как сегодня. Их миссии никогда не отличались особой сложностью. Но эта выбилась из ряда привычных, ударив по шее суровой реальностью, и вновь наградив осознанием, что всё идёт как надо далеко не всегда. Будто бы Гленн нуждался в этом напоминании... Враг неожиданно заходит в спину. Бад не успеет отразить атаку, это и дураку видно. Никто другой её тоже отразить не успеет, это легко просчитать, они в эту сторону даже не смотрят, ничего не видят, дураки. Они ещё не услышали, даже не поняли, сосредоточившись на своих целях. Единственному, кому это очевидно, это потомственному убийце. Навыки у них передавались почти кровно. Реакцию, скорость, выносливость и умение быстро думать — развивали уже тогда, когда начинали ходить. Но сейчас он только маг. Не убийца. И история, которую он плавно сплёл из полуправды и полулжи, пойдёт прахом, если он что-то попытается сделать. А заклинание он прочитать не успеет. Когда оно подействует, будет уже поздно. Кто знает, выживет ли назойливый наёмник сейчас. Что важнее, жизнь этого раздражающего прилипалы, или его, Гленна, скрытность? Ответ должен быть очевиден. Это хороший шанс избавиться от неожиданной переменной, которая может принести лишь новые, совершенно ненужные проблемы. Бад ведь вовсе не глупый, даром, что большую часть времени успешно таковым прикидывался. А если он предпочтет растрепаться об этом всем? Если как-то неправильно отреагирует? Всё равно на то, как он себя показывал, люди непредсказуемые. Иначе вся его семья сейчас не была мертва. Иначе бы они предсказали предательство Атуреса. А тот ведь был не просто знакомым. Он был одним из них. В руке под мантией крутанулся кинжал, одним ловким движением вынимаемый из внутреннего кармана. Шаг в сторону, вильнуть влево, резкий выпад из замаха — крепкий удар прямо в горло, вонзивший точеный клинок почти наполовину в чужую плоть. А после весомый толчок, заставляющий противника упасть и под собственной инерцией помочь Гленну вынуть кинжал. Из раны хлестнула кровь, мгновенно напитав окружение характерным неприятным запахом. Успела пройти лишь секунда, не более. И Бад обернулся очень не вовремя, чтобы застать именно тот момент, как Поэфф быстрым движением стряхнул со стали остатки багрянца в сторону. Гленн, мазнув по нему взглядом, поспешил спрятать кинжал обратно. Прятал он его вовсе не от Бада, тот всё равно уже увидел, а от остальных нежелательных свидетелей. А сам синевласый испытал от увиденного... довольно смешанные чувства. Как минимум потому, что сцена, представшая перед ним, в принципе стала малость неожиданной. Откровенно говоря, он никогда и не пытался расспрашивать Гленна о его жизни. Вдруг даже робкий интерес к прошлому был способен спугнуть его обратно в гордое одиночество? Поначалу это было просто любопытство. Поначалу Бад был уверен, что всё не так уж сложно. Сирота? Сбежавший из дома ребёнок? Вполне возможно. Но чем больше он пересекался с ним, тем больше странностей про себя подмечал, на которые кто иной и не обратил бы внимания. Несмотря на показную беззаботность, Бад всегда был весьма внимательным. В его жестах мелькало что-то чужое, не присущее простому бунтующему подростку, за которого Бад его принял. Иногда юный маг задумчиво касался переносицы, будто что-то натирало ему там, а идя по улицам порой плотнее кутался в мантию, словно чего-то опасаясь. Пару раз Бад видел, как Гленн уставляется куда-то совсем вскользь пустым невидящим взглядом, и у него мурашки бежали по спине от этих холодных глаз. Он мог бы не вмешиваться, но соврал бы, сказав, что ему всё равно. И не простил бы себе, если бы оставил этого человека в его одиночестве. А после завершения миссии, к изрядному удивлению Поэффа, Бад не стал донимать его вопросами. Вообще по этому поводу ничего не сказал, лишь мазнул заинтересованно-ободряющим взглядом в своём стандартном стиле, и, вроде как, поблагодарил. И последнее, чего Гленн вообще ожидал, так это того, что буквально на следующий вечер после этого сложного и напряженного задания Бад решит потащить его в грёбаный кабак! Кабак! Как эта мысль вообще пришла ему в его гениальную голову, которую порой вместе с этой гениальностью хотелось открутить от тела? — Да не переживай ты так, я же сказал, что плачу сам. — С усмешкой говорит наёмник, хлопая мага по плечу. Лицо Гленна искажается. «Ты правда думаешь, что меня волнует именно это??» — едва подавил Гленн возглас в сердцах, чтобы ответить уже более корректно. — Мне даже шестнадцать только через месяц исполняется! — попытался снова отпираться он, глядя на Бада с явным и неприкрытым осуждением. Тот просто беспечно пожимает плечами, припоминая ему, чем они на деле занимаются, и как бы спрашивает одним взглядом "Убивать уже можем, а пить — нет?". — А знаешь, там, откуда я родом, — начинает он, улыбаясь, — пьют уже прямо с двенадцати. И ничего. А некоторые и того раньше. Понимаешь? Как вместо сока хлещут. С минуту Гленну понадобилось, чтобы понять, что Бад шутит. И то, окончательно он удостоверился в том, что это такой своеобразный юмор, только тогда, когда наёмник засмеялся уже почти в голос, глядя на смешанное выражение лица своего спутника. Гленн не сдержался и закатил глаза. Ну и шуточки. Но, когда он думает, что больше удивляться — просто некуда, их пропускают в этот самый несчастный кабак просто по одному кивку Бада, которому едва-едва на днях стукнуло семнадцать. Гленна даже ничего не спросили, и его последняя надежда на то, что его просто-напросто не пустят, улетучилась. И вместо неё появилось множество вопросов. На которые, кстати, Бад отвечать не слишком торопился. Усадил их сначала за какой-то столик углу. В углу? В стиле Бада было бы выбрать один из центральных. Гленн присаживается, но глядит на наёмника, опять же, с вопросом. Но уже на этот он самодовольно отвечает: — Я же знаю, что ты у нас не любитель привлекать внимание. — И взглянул на Поэффа так, будто ожидал похвалы. — Спасибо? — Сказал маг с некоторым удивлением, явно не ожидая такого благоразумия, хоть и надеясь на него в мыслях. Уже потом, через пару минут, Бад притащил с барной стойки кружки и какие-то бутылки чего-то странного и непонятного. Синевласый, уже наливая его себе, любезно пояснил — пиво. Потом щедро налил и другу. — Алкоголем часто пользуются, чтобы избавиться от стресса, — пожал он плечами. — самое то после напряженного дня и миссий, разве нет? — Такое отношение может вызвать алкоголизм. Бад от такого заявления просто отмахнулся с каким-то странным смешком. — Я родом из того места, где производство алкоголя — основное дело! — Произносит он всё также, но что-то меняется после упоминании родных мест. Грустит? Голос слегка изменился в непривычном тембре. Хотя по-прежнему говорит все, что взбредет в его голову. Неуверенно, но Гленн всё таки тоже отпивает, чувствуя, как жар разливается по жилам, наливает лицо и обжигает горло. Он пил мало, осторожно. Ему не прельщала перспектива терять самообладание ни в коем виде. А вот Бад совершенно не сдерживался. Продолжал своей жужжащей трескотней заполнять чужую голову, где он был в один миг жизнерадостно-весёлым, а уже в следующий его голос становился тише, когда он рассказывал о том, как покинул дом. Скучает — Гленн понимает. Он тоже грустит. И не скрыть все эмоции, ведь ему тоже кое-кого не хватает. Бад, кажется, может рассказывать про что угодно. Даже про то, какую погоду он любит. Пасмурную? Помнится, его младший брат не любил пасмурную погоду. Или это кто-то другой не любил?... И не спросить. Не получится. Ведь именно это те, кого не хватает. Гленн бы искренне извинился перед ними за всё-всё-всё. Даже за то, чего не делал. Он бы бросился к их коленям, он бы вымаливал прощение, он бы сделал всё что угодно, лишь бы ещё хоть разок увидеть их и хотя бы попрощаться как следует. А Бад считает, что лучший способ дать кому-то себе хоть немного довериться, это, в первую очередь, раскрыться самому. И он чувствует, что прав, когда бравада показного равнодушия мало-помалу спадает. — Знаешь, может было бы и интересно вас как-нибудь познакомить. — Заявляет Бад легкомысленно между делом. Гленн только как-то странно смотрит и хмыкает, но всё же переключается со своих упаднических мыслей на другие. Иначе от самокопаний уже впору было начинать закапываться. Обнаружить в Баде достойного собеседника... было неожиданно. Подумаешь, парень упрямо спорит, ничего не стесняясь. Иногда бывает чересчур наглым, тоже обычное дело. Но при этом он не стеснялся признавать свои ошибки и чужую правоту. Однако если и считал что-то истинно-верным, то до конца. Даже заставил пару раз Гленна взглянуть на ситуацию под другим углом, что, в свою очередь, уже достижением было весьма интересным. И часы пролетели весьма быстро, сменяя горькую усталость на лёгкое моральное удовлетворение. Но под конец наёмник всё таки изрядно подпортил приятные ощущения. Потому что очевидно, что в таком состоянии-несостояния добраться до своего места жительства сам Бад был не в силах, чем простодушно озадачил незадачливого мага. Даром, что тот хотя бы смог назвать примерное место, куда его нужно с горем пополам тащить. Гленн позволяет наёмнику облокотиться на себя, и стойко выдерживает напор чужого веса и неповоротливых движений вперемешку с малопонятным бредом, на который он уже не обращал никакого внимания, лишь периодически кивая и поддакивая. И сияет ведь Бад при этом как начищенный медный таз. Гленн тяжело вздыхает и отводит взгляд, глядя на дорогу. В голове всплывает лишь один единственный ироничный вопрос: "Как я докатился до жизни такой?". А на портовый город медленно опускалось холодное облако белёсого тумана. И чем ближе они подходили к пристани, тем больше Гленн начинал сомневаться в своей полной неоправданного риска затее помочь. Может ли это быть что-то опасное? Он снова обращает взгляд на наёмника, и старательно стряхивает с себя неприятное параноидальное ощущение. На горизонте возникает небольшое здание, весьма подходящее под описания Бада. Оно изрядно смахивало на те, в которых обычно останавливались здешние моряки. В принципе, это лишь подтверждало историю Иллиса о том, что он родом с острова. В такой ситуации хочешь не хочешь, а моряком так или иначе станешь, если горишь желанием выбираться во внешний мир. Где-то возле входной двери виднеется смутный, пока расплывчатый силуэт, становящийся все четче с каждым шагом, с тем, как они приближались. Мужчина в возрасте. Коренастый, смуглый, от которого за версту веяло морем и сырым бризом. Он поднял на них голубые глаза, взглядом мазнул по Гленну, а после задержался на Баде. И Бад при этом неожиданно оживился. А убийца ощутил, как мышцы спутника ежесекундно напряглись. — Лейф! — гаркнул он так громко и неожиданно, что Гленну захотелось машинально потереть уши и начать озираться, не привлёк ли Бад кого ещё. А моряк, видимо, признав в пьяном подростке своего знакомого, быстрыми шагами направился к ним, закуривая при этом. — Он самый. — Признаёт моряк, кивая счастливому Баду, и сам ободряюще улыбается, вынимая сигару и выдыхая клуб дыма. После переводит взгляд на Поэффа. — А тебе спасибо, что довёл его. Иначе бы так и остался сидеть где-нибудь, ищи свищи его потом. — Лейф перенимает виснущего Бада себе под плечо. — Как тебя звать? — Гленн. — Со спокойной душой он передаёт шебутного наёмника в чужие руки. Благо, Бад узнал его. Иначе бы Поэфф точно засомневался, стоит ли так легко отдавать его. — Если хочешь, могу устроить тебя где-нибудь у нас. — Он взглянул на темнеющие переулки и улицы за спиной Гленна. — А то не жди ничего хорошего, так поздно возвращаясь домой... Сам Поэфф мысленно усмехается. Кому не поздоровится при внезапной ночной встрече? Явно не Гленну. В чужом доме он будет чувствовать себя в гораздо меньшей безопасности, чем на тёмных улицах. Но он всё равно благодарен за беспокойство. — Всё в порядке. Я живу не так далеко. — Успокаивает он моряка. Интересно, кто он Баду? На родственника не похож. Внешне они совсем-совсем разные. Да и сам Бад, вроде как, говорил, что здесь он тоже один. Если судить по реакции наёмника и самого моряка, видимо, он приехал, — точнее приплыл, — неожиданно для синевласого. — Ну хорошо. — Кивает Лейф. — Тогда доброй ночи! — И на этом оставляет юношу, не став лишний раз настаивать. Гленн пару секунд глядит им вслед, а после и сам разворачивается, начиная шагать в противоположную сторону. Следующий день начинается привычно. За исключением того, что Бад, как и ожидалось, не появился в штаб-квартире Гильдии. Видимо, тот решил отдохнуть и встретить прибывших знакомых из его родных мест. В этом нет ничего криминального. В какой момент, незаметно для самого себя, Гленн начал каждый раз ожидать прихода этого неугомонного балбеса?... Поэфф тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли, и сосредоточился на делах сегодняшнего дня. Ему нельзя привыкать. Этот город в любом случае придётся оставить. А самое большее — задержаться чуть-чуть подольше... самую малость. Если Бад не объявится и на следующий день, это тоже будет вполне нормально. Поэтому, когда он вновь никого не замечает неподалёку от стойки, Гленн нисколько не удивляется. Но при этом всё равно оглядывается по сторонам. И неожиданно нашаривает чужую светлую макушку. И подходит ближе, молча становясь рядом. — Хм? — Бад с неопределённым звуком поворачивается, будто ощутив на себе взгляд. — Что такое? — Спрашивает он, вызывая у Гленна лёгкий прилив недоумения. — Ничего? Почему ты спрашиваешь? Бад приподнимает брови, будто несколько озадаченный словами Гленна. — Обычно тебе всегда есть, что мне сказать, если ты сам подходишь. Теперь Поэфф ловит себя на мысли, что это первый раз за практически месяц их общения, когда он подошёл к Баду первым, ещё и без какой-то конкретной цели. Соответственно, у того сформировалось весьма логичное предположение. Однако в сердце всё равно закружилось смутное недовольство. Но прежде, чем Поэфф сумел придумать какое-то случайное оправдание своему поведению, Бад шутливо сказал: — Неужели ты успел соскучиться по мне? Гленн оказался застигнут врасплох этими легкомысленно отпущенными словами, и те, которые он только что собирался произнести, будто бы застряли у него в горле. В голове внезапно опустело. Спустя короткую секунду повисшей неловкой тишины, выражение лица Бада сменилось на сомнение. — Правда? Ты скучал? — Он просветлел. Гленн наконец проглотил придуманную отмазку и нахмурился. — Что за бред? — Сказал он беспомощно и отвернулся. Стараясь скрыть едва ощутимое беспокойство, Гленн мгновенно выпрямился и придал лицу серьёзный вид, целеустремлённо направившись к выходу из здания. Бад, кажется, на секунду опешил, но улыбка быстро вернулась на его лицо, и он поспешил за магом. Пустота выражений и периодическая холодность юноши внушала уважение, порой — даже страх, но сейчас же его желание скрыть неподдельное смятение за маской суровости выглядело весьма по-детски. Но вслух об этом Бад не скажет, чтобы случайно не нарваться на чужую праведную ярость. Поэфф, после предательства члена семьи и, соответственно, смерти последней, доверять окружающим был не готов от слова совсем. Но Бад, похоже, первую проверку в любом случае тогда прошёл, пусть и со скрипом чужих нервов. Именно поэтому сейчас он имел честь сидеть в чужой небольшой квартирке в этом же портовом городе, которую Гленн снимал, как оказалось, неофициально у какой-то малопонятной бабушки, которая и у самого уха слышала плохо, а видела и того хуже. Самое интересное, что узнал о чужом месте жительства только спустя ещё несколько месяцев общения, и то — случайно. И сейчас он той случайности был в крайней степени благодарен. — Я же сказал тебе не трогать меня в ближайшее время, — говорит Гленн охрипшим голосом, смотря на Бада крайне пристальным, внимательным взглядом, словно желая прожечь в нём дыру. Брови неконтролируемо хмурятся, сходясь на переносице. И жар становится только пуще. А скрывать терзающую его лихорадку, привалившись спиной к стене, становится всё сложнее. — Зачем ты пришёл? Поэффу буквально пришлось подскочить с постели и за пару секунд привести себя в мало-мальский порядок, лишь бы неожиданно нагрянувший наёмник не увидел его в таком ужасном состоянии. А Бад, на самом деле, терпеливо ждал. Первые несколько дней. Он, конечно, сразу не поверил чужой наспех придуманной отмазке, но решил, что лучше отпустить мага ненадолго побыть наедине с самим собой, чем разводить с ним очередной дискус. Бад прекрасно мог понять желание отдохнуть и уединиться, и просто так не стал бы ставить палки в колёса. Но как раз через эти пару дней, наконец как следует проанализировав последние события, понял, что, скорее всего, всё было малость серьёзнее, чем желание побыть одному. И именно из-за этого, к вящему неудовольствию Гленна, он заявился прямо к нему домой без всякого предупреждения. — Может, ты уже ляжешь обратно наконец? В любое другое время Поэфф отреагировал бы куда спокойнее, но сейчас общее самочувствие и чужой тон внесли свои коррективы. Захотелось огрызнуться. Но он с превеликим трудом сдержал этот короткий внутренний порыв. — Со мной всё в полном порядке, — заявил он бесстрастно, — обычная простуда. Пройдёт через пару дней. — Понимал уже, правда, что Бад наверняка заметил и дрожащие ноги, и чужой чрезвычайно болезненный румянец. Слегка сонные и расфокусированные глаза. Растрёпанные волосы и в целом... не самый лучший внешний вид. Ему просто отчаянно не хотелось признавать свою слабость в этот момент, уязвимость и, самое неприятное — нужду в чужой помощи. — Гленн, — поднимает он взгляд на глаза мага, — Только не отнекивайся, пожалуйста. Я же вижу, что тебе плохо. Бад глубоко вздыхает, собираясь с мыслями. Он не был уверен в чужом настроении, но меньше всего ему бы хотелось, чтобы этот кордебалет продолжался хоть сколько-нибудь дольше. В конце концов, он понимает, что раз уж Гленн не притворился что никого нет дома, то и прогонять его всерьёз уже не станет. Он уже впустил его на свою территорию. — Поехали со мной на остров? — Выдает он так неожиданно, что смысл сказанного доходит до Гленна только спустя несколько секунд, и он ошеломленно уставляется на Бада. Сразу же открывает рот, чтобы ответить отрицательно, — Бад это прекрасно понимает, — поэтому сам начинает быстрее, не давая возможности себя перебить: — Я просто хочу, чтобы ты поскорее выздоровел и не запускал болезнь. Ты же и сам знаешь, что это может быть опасно. Знает. От этого ещё неприятнее. Как он вообще умудрился так серьёзно заболеть? Именно он каждый раз увещевал Бада одеваться теплее, а не наоборот. — А на острове я тебе и помочь смогу, и всё нужное там есть. Мой дядя очень хороший, я же рассказывал тебе про него. Неужели ты думаешь что он решит тебя прогнать? Какими бы родственники Бада не были ангелами, а он о них уже наслушался предостаточно, Гленна подобная перспектива всё равно не прельщала совершенно. — Нет. — Гленн! — Произносит Бад осуждающе, приподнимаясь со стула и хмурясь. Поэфф отвернулся. Еле заметно дёрнулся в сторону. Рассыпался. Дурное веское от Бада, «значит, вот так» — это может значить что угодно, ничего не остаётся, кроме как кивнуть, да, вот так, и вот так, и эдак, выбирай любой вариант, только отстань уже наконец и перестань изводить пуще этой самой болезни, выскочившей в самый неподходящий момент. Иначе что ещё ему ответить? Не может же он сказать правду. Сиюминутно признаться во всём, что скрывал. Бад с серьёзным видом скрещивает руки на груди. — Тогда я буду носить тебе лекарства и следить за самочувствием, и, — Он сделал паузу, ткнув в Гленна указательным пальцем, — Если за неделю ты не вылечишься, я тебя на корабль за ноги потащу! Поэфф воззрился на друга большими осоловелыми глазами. Издал какой-то неопределённый звук протеста, но Бад уже заозирался по комнате будто в поисках чего-то. — Где у тебя аптечка? Гленн поколебался, но, вздохнув, всё таки покорно ответил: — На кухне, в ящике справа. И Гленн, возможно, и вправду был слишком усталым, раз не решился дальше спорить и подчинился этой заботе. На деле-то он никогда Бада не прогонял. Особенно не препятствовал его действиям, позволяя за собой следовать. И не думал уже на самом деле, что тот так легко отступит. Даже начинал подступаться сам, упрямясь, но меняя отношение. И если бы Гленн по-настоящему захотел, чтобы Бад исчез, и посчитал его действия в свою сторону неправомерными, то синевласого уже давно бы здесь не было. Он, на самом деле, и сам не особо понимал, что в нём привлекло Бада, да так, что тот даже был готов ничего не спрашивать. Гленн был за это благодарен, правда. Но он не чувствовал, что заслужил такое. Он проводил взглядом его скрывшийся в дверях кухни силуэт, а после присел обратно на кровать. Ему предстоит... весьма тяжелая неделя.