Поглощенные бездной саморазрушения

Закрывая глаза и пытаясь представить себе, что находишься в самом спокойном месте мира, у Осаму ничего не получалось, как бы она ни старалась. Открыв глаза, школьница снова увидела перед собой шумный класс, в котором носятся высокие парни, а девушки не обращают на Дадзая внимания. У любительницы тишины всплыла картина, где её одноклассницы снова обсуждают ее, да только зачем её обсуждать? За тем, что она кажется другим скучной? Может быть, за тем, что у неё нет модной одежды? Может быть, но это всё равно звучит как самая скучная тема для разговора. Разве что самим сплетницам докучает общение со своим кругом общением, состоящий только из женского коллектива, которые при любой возможности вцепятся своими когтями в подружку, если публике это покажется чем-то восхитительным и смешным. Снова прозвучал топот одноклассников и радостные возгласы: «Последний урок отменили! Все кабанчиком уходим!». Только Осаму не знает, хорошо ли это для нее или же плохо. Пока её мать ещё на работе, школьница может побыть одна в маленькой квартире. Женщина всё равно же узнает, что её дочь пришла домой раньше, ибо об отмене урока уже написали в родительском чате, чтобы некоторые родители забрали своих детей домой на машине. Мать Дадзая снова будет говорить, как везёт её дочке, ведь она на час раньше пришла домой и отдыхала больше, чем работающая мать, или же снова начнёт истерить из-за немытой единственной тарелки или же за простую пылинку. Дочь строгой матери вздыхает, не зная, куда себя деть. Для неё уже вошло в привычку радоваться восьми урокам и нескольким консультациям, дабы вернуться домой позже матери, чтобы та не устроила новую нервотрепку. Всё же, приходится возвращаться в не родную обитель, где вместо пения птиц за окном есть только старая женщина, которая постоянно ворчит, дай ей только повод сделать это дело. Хотя иногда повод ей даже не нужен. Снимая кроссовки около старого шкафа, Осаму вспоминает тот момент, когда мать умоляла её не уходить из дома, вставая перед дочерью на колени и рыдая от нахлынувших эмоций и страха, что ее ребенок может уйти от собственной матери. Тогда Осаму не ушла, пожалев мать, но не пожалев свои нервы. Пройдя на кухню, Осаму вспоминает, как её мать, работающая следователем, показывала ей фотографию маленькой девочки, чье тело уже мертво и размазано под колесами огромного грузовика. Следы крови лежат то ли на том асфальте, то ли на этом кухонном столе, то ли они вовсе пропечатались на руках самой Осаму. Дадзай чувствует, будто бы те трупы, которые показывает ей ее мать, убила сама Осаму. С жертвами не происходил несчастный случай, их не убивал настоящий преступник… Их убила сама Осаму. А размышляя на тему того, почему же бедная женщина не уволиться с такой поганой работы, на ум приходит только один ответ и этим ответом является злощастное слово "пенсия", из-за которой мать Осаму не увольняется, ибо работать до пенсии осталось всего два года. И только тогда, возможно, мать Дадзая станет любящей женщиной, которая долго не могла показать, как она сильно любит свою единственную дочь. Эта женщина с самого детства внушала своей дочери страх смерти. Позже она винила ее в том, что она хорошо живет, пока ее мать видит эти трупы. Затем следовательница говорила подростку, как мучились эти жертвы. Осаму, чувствуя их боль, сама почувствовала то ли наслаждение от представления тех мук, то ли стыд от обвинений, то ли вину, будто бы действительно убивала их сама. Что же случилось с маленькой Осаму, когда ей нравилось чувствовать боль на себе? *** В это время шла очередная банка пива. Чуя Накахара не может выйти из апатии. У неё нет желания снова идти работать грузчицей, хотя это является хоть каким-то заработком для её бессмысленного существования в тесной квартире. Та женщина из центра занятости населения снова звонила, предлагая ей работу консультантом в магазине одежды, но Чую это никак не привлекало. И зачем она заканчивала образования учителя истории, если эта профессия в её городе довольно популярна и места в школах уже заняты? Кажется, в её жизни нет смысла, если что-то другое ей не нравится. Конечно, Накахара думала о самоубийстве, но руки никак не доходили сделать это, а может быть, ей было страшно уходить из жизни. Теперь она пропивает свои последние остатки здоровья, утопая в банках пива и водки… Хотя то ли водка не крепкая как всегда, то ли её здоровье слишком уж крепкое. Её апатия продолжалась до тех пор, пока старушка-учительница не умерла от рака, который разъедал ее всё это время, а врачи не замечали этого на ежегодном медицинском обследовании, ибо у самих дел было по горло. Куда им ещё одна старушка? Конечно, глупо было радоваться этой новости, но теперь ее жизнь наполнилась смыслом, когда кто-то потерял свою жизнь. Чуя успокаивала себя тем, что на место умершей учительницы всё равно пришел бы кто-нибудь другой, но мысль о фразе из книги «Отдай жизнь ради другого» терзала её. Но женщина из центра занятости населения попросила Накахару пройти медицинское обследование перед рабочей неделей в школе. За три дня до этого ей пришлось не пить алкоголь. Это было несложно, ведь она не является алкоголиком. Но всё равно перебарщивать со спиртным не стоит, нужно знать свою меру, иначе можно сделать таких вещей, что даже страшно представить. Когда всё было готово, Чуя радовалась как ребёнок в магазине игрушек. Обследование показало хорошие результаты. В понедельник она пришла в школу. Её поставили классным руководителем в выпускном классе, где бывшая классная руководительница была в отпуске. По слухам прошлая классная руководительница хотела уволиться, а слухи дошли до директора, у которого та попросила двухнедельный отпуск, чтобы обдумать это решение. Конечно, из-за отсутствия классной руководительницы дети бы сошли с ума, ибо учителя не могли пригрозить неугомонным школьником классным руководителем. Накахара сама вызвалась на эту должность. *** Осаму чувствовала, что за выходные её кровать переставили на болото, где всё было отвратительным, потому что проснулась та в плохом настроении, ибо снова пугающие кошмары преследовали ее как толпа восставших мертвецов, что гнались за ней во сне, называя её убийцей. Она хотела расплакаться из-за этого сна. Ей хотелось прижаться к кому-то, но в комнате она была одна. Хотя казалось, что по жизни Дадзай останется одиночкой и будет выть под луной, чтобы лунный свет озарил ей дальнейший путь в бездну саморазрушения, из которой нет ни выхода, ни входа, а есть только путь дальше. Встав с кровати, она почувствовала, что её ноги подкашиваются или же пол трескается как хрупкий лед в марте. Она даже подумала о том, чтобы упасть, разбиться головой об угол стола и стать бездушной как те трупы. Но ноги направили её в ванную. По дороге в школу она не раз плакала, жалея о том, что она не родилась кошкой, ибо тревожные мысли поедали её как дикая стая голодных собак, которые увидели мертвую кошку, чья плоть гниет уже не первый день. В расписании им поменяли их класс, где они обычно сидели на первом уроке с классной руководительницей. Этот кабинет казался Дадзаю незнакомым. Она чувствовала себя не на своём месте, и она ожидала, что чья-нибудь холодная и бледная рука дотянется до её парты и задушит эту тревожную девочку. Осаму не хотелось даже брать в руки телефон, потому что ей снова придется отвечать своим интернет друзьям, которые выделяются особой жестокостью, но поменять свой круг общения она не могла, потому что боялась такой штуки как «смартфон – прибор счастья и насилия!». Вместо этого она снова закрылась в себе, положа руки на колени, смотря глазами в пол как провинившиеся котёнок. Другим она казалась загадочной, ибо ее одноклассники судили только по внешности. Учитывая, что Осаму была отстраненной девушкой, действительно можно было подумать, что она имеет свои секреты в жизни, не разглашая их никому. Да и кому бы она рассказала свои секреты и свои мысли? Наверное, только отражению в зеркале, которое умеет слушать, но не говорить. Совсем как сама Осаму. Это тревожное буйство продолжалось до тех пор, пока Осаму не напугал звонок, призывая учеников и учителей вернуться в классы. После звонка все замолчали, ожидая нового учителя истории… И вот она: стройная молодая женщина с прямыми рыжими волосами, достигающие ее лопаток, и голубыми глазами. Некоторые даже засмотрелись на её красивые длинные ноги. Накахара пришла в строгом костюме, обозначая, что она не будет закрывать глаза на бездельников и нарушителей тишины. Все сразу это поняли. Дадзай, сидя на последней парте, смогла успокоить свою голову, отгоняя тревожные мысли. Она посмотрела на новую учительницу. Всё, о чём подумала Осаму: «Да, молодая, красивая. Лишь бы не доставала меня». Возможно, это звучало эгоистично, но некоторые учителя действительно могут говорить не по теме, а это не нравилось ей. Снова уставившись в парту, Осаму читала книжку по истории. ― «Теперь первым уроком всегда будет история…» ― подумала Осаму, продолжая читать параграф. Хотя, конечно, не всегда, но теперь уроков истории будет больше, чем раньше. Но, оторвав взгляд от учебника, читающая ученица увидела, что к ней приближается Чуя Накахара. Учительница остановилась перед ней, посмотрев на парту ученицы, а затем на её колени. Осаму смотрела на Чую и на её взгляде читалось: «Что случилось?». ― Я просто хотела посмотреть, не сидите ли Вы в телефоне, ― с мягкой улыбкой ответила ей Накахара на ее безмолвный вопрос. Осаму слегка удивилась, будто бы учительница могла читать ее мысли, что только доставляло ей еще больше тревожных мыслей. Ученики посмотрели на них. Ситуация для обеих дам была неловкая. Накахаре было неловко, потому что её мысль о том, что девушка на последней парте сидит с телефоном не подтвердилась. Дадзаю же было неловко, потому что на неё теперь пялились одноклассники. Она думала, что сейчас кто-то через её одежду увидят шрамы и начнут смеяться над ней. Снова эти тревожные мысли. Осаму не под силу полностью прогнать их из её головы, которая не перестаёт думать. А хотелось бы уже вышибить себе мозги пистолетом. Чуя отошла от стола ученицы, повернувшись спиной к последним партам. ― Ну, тогда ответьте мне на вопрос. Что такое «секуляризация»? ― уверенным тоном спросила её Чуя. ― Ну… ― Осаму начала ответ нерешительно. ― Это когда земли церквей переходили к правительству… ― Хорошо… ― подойдя к своему столу, сказала Накахара. ― Вы, конечно, ответила своими словами, а не как из учебника, но, учитывая, что материала у вашего класса много, думаю, так тоже сойдёт. Тем более нам незачем торопиться, уроков истории будет больше, чем обычно, так как я ваш новый классный руководитель. Вас устроит четвёрка за ответ? Если нет, то я задам Вам ещё один вопрос для Вашей пятерки. Для Дадзая и всех остальных это было шоком. То есть, можно прочитать учебник за десять минут, а потом отвечать по этой же теме и получить что-то выше тройки? Для класса, который учился до смерти с пожилой строгой учительницей, это было чем-то невообразимым. ― Давайте вопрос на пятёрку, ― ответила ей Осаму через пару секунд. ― Отлично, ― кивнула Накахара, ― Кто правил после смерти Анны Иоанновны? ― Иван Антонович? ―тем же неуверенным тоном предположила Осаму. ― Да, он правил после смерти Анны. А с кем он правил? ― продолжала спрашивать её Накахара. Дадзаю так и хотелось ответить: «Это уже третий вопрос», но язык не повернулся это сказать. Вместо этого Осаму ответила правильно, порадовав молодую учительницу. Так и произошло их знакомство, которое обеим показалось незначительным. *** Когда четверть подходила к концу, некоторые бездельники приходили на консультацию. Особенно по истории… Многим было так лень читать параграф, чтобы ответить на два вопроса. Они просто молчали, какой вопрос им не задай. Будто бы со статуей говорят. Но на удивление Накахары к ней пришла отличница по её предмету – Дадзай Осаму. Она смотрела на нее голубыми глазами, не понимая, зачем та пришла. Но у Дадзая была на то причина – мать. ― Я не понимаю, зачем ты пришла? У тебя в четверти выходит пятерка, ― уверенность в тоне Чуи угасла, и пришло непонимание действиям отличницы. Осаму нужно было быстро придумать причину. Она сказала первое, что ей пришло в голову. ― Я хочу написать новое заявление. Мне захотелось сдавать Ваш предмет, ― это было первое, что придумала Осаму. ― Да? ― удивленно спросила Накахара, и на её лице появилась улыбка. ― Я не против этого и не могу запретить Вам сделать это. Но могу сказать, что изучение материала будет сложнее. Конечно, теперь я не могу поставить Вам пять за два правильных ответа. Вы готовы к этому? ― последние предложения Чуи звучали больше как приговор для Осаму, ибо деваться ей уже некуда. ― Да, я готова. Я просто подумала, что гуманитарные науки нравятся мне больше других, ― Осаму врала, как может. Она даже думала, что врать у неё выходит довольно хорошо. ― Тогда мы решили этот вопрос. Я рада, что Вы создаете себя как личность и идёте по пути, который Вас привлекает, ― доброжелательно отвечала ей учительница. Дадзаю стало стыдно за свою ложь. Она думала, что не заслуживает и капли хорошего отношения к себе. *** Прошло уже полтора месяца, а прошлая классная руководительница выпускного класса, в котором училась Дадзай, не объявилась. Наверное, это конец. Тем не менее, конец это или нет, она написала новое заявление о сдаче двух дополнительных экзаменов. За эти полтора месяца Осаму справлялась с тем, что давала ей новая учительница истории. На консультациях она отвечала на вопросы уверенно, чему удивлялась сама, хотя это было приятно. На консультациях Дадзай даже помогала двоечникам, которые словно воды в рот набрали. Чуя это ценила, так как молодая учительница нуждалась в любой помощи. *** В этот день лил дождь. Накахара всем сердцем надеялась, что этот дождь скоро пройдет, из-за чего она задержалась в школе. Видимо, её утренние надежды на то, что за облачной тёмной погодой не будет скрываться дождь, не были услышаны. Хотя утром она хотела взять зонт, но забыла о нём. Если бы Накахара вышла бы под дождь, то её макияж весь бы потёк, что выглядело бы некрасиво. Тем более, она могла бы встретить своих учеников или коллег. Это было бы неловко, видя красивую женщину с потекшим макияжем из-за дождя. Осаму тоже задержалась в школе, но делала это не из-за того, что боялась промокнуть, ведь она взяла маленький складной зонт, а потому, что не хотела возвращаться домой из-за матери. Когда Дадзай вышла из кабинета математики, где она была на консультации, она увидела свою классную руководительницу, которая несла в руках стопку тетрадей. Надо же было Чуе как-то занять себя. Ученица, решила предложить учительнице истории свою помощь, чтобы как можно дольше задержаться в школе. ― Ох, Осаму. Ваша помощь мне не помешает. Тем более, если Вы не заняты, мы можем провести подготовку к экзамену, ― мягко говорила с ней Накахара. ― Я никуда не тороплюсь, ― заверила её Осаму. ― Дайте мне. Ученица взяла из рук учительницы часть учебников и тетрадей. Чуя почувствовала облегчение, когда часть учебников спала с её рук на другие руки. Они прошли в классный кабинет, к которому Осаму успела привыкнуть. Или же она просто смирилась, что в родной классный кабинет она больше не вернётся. Когда обе положили стопку тетрадей на стол, они почувствовали облегчение, спавшие с их рук. ― Что это за тетради? ― резко спросила Осаму. Для неё это было неожиданно раскрывать рот при первой возникшей мысли. Но, кажется, её этому научила сама Накахара из-за тех консультаций. ― Ах, да так. Ученики, которые хотят поднять балл, дали мне свои тетради с конспектами. Я им пообещала, что проверю их тетради и подниму им балл, если их посещаемость выше пятидесяти процентов на данный период и у них имеются конспекты. ― Но сейчас же не конец четверти. Зачем сейчас поднимать балл? ―спокойным тоном спросила её Осаму. ― Вы верно это заметили, ― с мягкой улыбкой сказала ей Накахара. ― Но об этом попросили те ученики, которые скоро уедут отдыхать. Сейчас самый пик продажи билетов в разные страны, вот они и хотят уехать, но при этом также хотят поднять балл. Как мне многие говорили, они просто хотят порадовать родителей своими оценками перед поездкой, ― спокойно объяснила ей Чуя. ― А Вы куда-нибудь поедете? ― Я? Нет. Тем более, мне нужно готовиться к экзаменам, ― твёрдым тоном ответила ученица. ― Вот как. Но Вы же и так трудитесь каждый день. Я заметила, что Вы каждый день ходите на разные консультации, будь то даже литература. Зачем Вам тратить столько сил? ― в отличие от тона Осаму тон Чуи был нежным и ласковым, что отличалось от холодного и апатичного поведения Дадзая. ― Если я буду стараться каждый день, то поступлю на бюджет, имея высокие баллы. Это было не то, что хотела услышать Чуя. Для всех это была обычная причина. ― Нет, я спрашиваю о том, зачем тратить силы, уже имея хорошие баллы. Зачем стараться каждый день? Даже я таким не занимаюсь, ― спокойно говорила Накахара. ― Ну, во-первых, чтобы порадовать маму. Во-вторых, мне скучно дома, ― снова солгала Осаму. ― Необычно, конечно… ― пробормотала себе под нос учительница. Накахара схватилась за первую тетрадь, проверяя её. Конечно, для Чуи хватало того, чтобы в тетради дату и тему записали, так что она проверяла тетради быстро. В это время её апатичная ученица села за парту, читая учебник истории. Это заметила Накахара. ― Можно спросить? ― не дожидаясь ответа, Накахара продолжила. ― Сегодня нет даже истории. Зачем Вам брать учебник истории? ― Я всегда беру те учебники, если дополнительно пойду на консультацию, ― безэмоциональным тоном ответила ей Осаму. Но краем глаза Накахара увидела из раскрытого портфеля своей ученицы тот самый желанный зонтик. Но так просто взять и попросить нельзя, так ведь? В голову Чуи подкралась мысль, что Осаму может провести её до дома под зонтиком. ― Вы не устали? ― спокойно спросила её Чуя. ― Если да, то давайте не будем мучать друг друга и уйдём. ― Я не устала, ― снова солгала Осаму. На самом деле она очень сильно устала за день и за всю неделю в целом. Но домой ей не хотелось возвращаться, будто бы там вместо матери её ждёт сгнивший труп, который будет упрекать ее в том, что именно Осаму её убила. ―Но, ― продолжила ученица, ― Если Вы устали, я могу уйти. Для Дадзая было важно, чтобы от её вида никто не устал, иначе та ожидает, что её снова будут винить во всех бедах, как делала и делает это её мать. ― Да, я устала, ― ответила ей Накахара, откинувшись на спинку стула. ― Но, к сожалению, у меня нет зонта. Не могли бы Вы проводить меня до дома, пожалуйста? ― Чуя очень надеялась на доброту девушки. ― Я живу далеко от школы, ― ответила ей ученица. ― Можете взять мой зонт, если хотите. Я всё равно поеду на автобусе. С одной стороны Чуе очень хотелось дойти до дома одной и с зонтом в руке… С другой стороны ей было жаль вот так пользоваться добротой ученицы, которой придется промокнуть без зонта. Но Накахара в своём возрасте могла принять легко то, что ей предлагали. Как говорится, дают – бери. ― Я очень ценю Вашу доброту, ― с мягкой улыбкой заверила её Накахара. ― Я обязательно верну его Вам. Осаму кивнула. Достав зонт, завернутый в целлофановый пакет, она протянула его учительнице. Накахара взяла его в руки и поблагодарила. Они обе собрали свои вещи, и вышли из кабинета, а после из самого здания школы. Накахаре было неприятно смотреть, как её ученица промокает до ниточки, но идет к остановке. Но, смотря на эту картину и вспоминая их совместные моменты, Чуя поняла, что имеет некий интерес к своей замкнутой и немногословной ученице. Но нужно оставлять свой профессиональный образ и не быть глупой, чтобы вот так думать о своей ученице как об объекте интереса. Не в романтическом плане, конечно, а больше в плане любопытства. Тем не менее, домой Чуя вернулась сухой, чего не скажешь о Дадзае. Следовательница, заметив это, нахмурилась. ―Я же давала тебе зонт. Ты что, даже за ним уследить не смогла? Потеряла? Украли? Ты вся мокрая, а сейчас испачкаешь мне весь пол, а я недавно всё вычистила до блеска! Ты только и можешь доставлять мне хлопот. Я тебя прошу сделать одну, побыть нормальной дочерью для своей уставшей матери, а ты вот так себя ведёшь! Ну, сколько можно? ― кричала на неё мать. ― Ай, ладно. Уходи с моих глаз, иди в ванную, ― и с этими словами мать ушла в свою комнату, снова обвинив во всём своего ребёнка. Для Осаму это стало уже привычным делом, она даже не обижалась. Её даже расстроенной после таких слов не назовёшь. Тем не менее, она, бросив мокрый портфель у старого шкафа, прошла в ванную, где она с радостью согрелась. Но в ванне её снова взяли в объятия тревожные мысли. Осаму думала о том, что сейчас её в ванной снимают полностью голой.…А если сейчас кто-нибудь из тех умерших трупов её сейчас видит? Не то чтобы Осаму верила в жизнь после смерти, но это был странный поток мысли, который остановить невозможно. Боясь, что её могут видеть такой уязвимой, видеть все её шрамы, Осаму взялась за бритву, сломала станок, вырвала лезвие и всё пошло по старому кругу, состоящий из мыслей, слёз и причинения вреда себе. Ее пальцы кровоточили из-за её недавних действий. Вода в ванне сразу же приняла кровь молодой девушки. Осаму поднесла лезвие к плечам, делая первый неглубокий надрез. Этот надрез действительно можно описать «кошка поцарапала», но следующий был глубже. Дадзай, чувствуя боль, переключилась с тревожных мыслей на боль, которую она причиняла самой себе без сожаления. Думая о боли, ей на ум представлялись мучения тех жертв, что вскоре стали трупами. Вспоминая, как без сожаления ей показывала мать эти трупы, Дадзаю казалось, что она становится своей же жертвой. Её тело – её холст. Она вырезала новые узоры на своей коже, а краска из крови разливалась по ее «холсту», стекая в окровавленную воду… Она представляла, что находится на месте тех трупов и ей нравится это. Ей нравится чувствовать себя убитой. Идя по пути саморазрушения, Осаму мечтала стать жертвой этого пути, отдавая себя порыву эмоций и лезвиям, которые помогают ей чувствовать себя иначе. Когда Осаму почувствовала, что этого достаточно, она кинула лезвие в ведро, накинув туда пару кусочков туалетной бумаги. Это всегда срабатывало, и мать этого не видела. Не рыться же ей в мусорном ведре, так ведь? Осаму провела в ванне много времени. Мать ничего ей по этому поводу не говорила, привыкнув, что её дочь подолгу может сидеть в ванне, лишь бы самой следовательнице это не мешало. Подождав, когда кровь перестанет течь, Осаму думала о том, что зонт стоит забрать. Хотя, может быть, мать её похвалит за благородный поступок? Выйдя из ванной, где она не забыла слить воду с кровью, она вернулась в свою комнату. Переодевшись в домашнюю одежду и повесив полотенце в ванной, Осаму пришла на зов горячей и вкусной еды. Это был гречневый суп. Для Дадзая это считалось нормальным ужином, ибо только это у матери получалось вкусно. Когда они обе сели за стол, дочь начала говорить первой. ― Я зонт отдала одному человеку, у которого его не было. Сегодня пятница, думаю, в понедельник заберу, ― спокойно сказала Дадзай, черпая ложкой суп. Взрослая женщина с недовольным видом посмотрела на свою дочь. Для неё считалось недостойным думать о других. ― Мне без разницы, кому ты отдала свою вещь, ― мать сделала акцент на слове «свою». ― Это твоя вещь. Если у того человека не было своего зонта, то это его проблемы. Я купила тебе вещь именно для тебя! ― ворчала старая женщина. ― Чтобы я была спокойна, ты заберешь свой зонт завтра. Дадзаю не приходили идеи, почему её мать такая жадная, если речь идёт о вещах. Тем более, такую вещь, как зонт, всегда можно купить. После этих слов повисла тишина, которую никто из семейства не нарушал. Видимо, два человека были такими родными по одной крови и плоти, но такими разными. У Осаму не было настроение, из-за чего она помыла за собой посуду и ушла в свою комнату. Взяв в руки телефон, она в общем чате класса нашла номер классной руководительницы. Дадзай написала ей о том, что хочет забрать свой зонт завтра. Хорошо, что они не договорились, когда вещь вернется к своему хозяину, из-за чего слова Осаму звучали больше как факт того, что она завтра придёт к Накахаре и заберёт свой зонт. Чуя не была особо против… Но, смотря на свой беспорядок в доме, который она не успевает разобрать из-за работы, ей стало немного неловко. Силы у учительницы совсем пропали и она, откинув телефон, легла спать, даже не приняв перед сном душ.