***
4 января 1992 года Двенадцатилетняя Персефона Грейнджер стремительно и радостно пересекла барьер, оставляя своих родителей-магглов на пыльном Кингс-Кроссе. — ГАРРИ! — она сбила с ног мальчика с гнездом на голове. — Как прошло твоё Рождество? — Привет, Сефи! Мама с папой подарили мне «Нимбус-2001»! Теперь я смогу покатать тебя на метле этим летом — я знаю, как ты их любишь. — Привет, Персефона! Рада снова тебя видеть, — Лили Поттер с счастливо блестящими глазами обняла девочку. — А где Джон и Хизер? — А вот и мы! — раздались веселые голоса двух каштанововолосых взрослых. — Малышка Сефи решила сбежать. — Мать бросила на неё неодобрительный взгляд. — Прости, мама, — пробормотала Персефона, глядя на свои блестящие «Мэри Джейн». — Ничего страшного, принцесса, — отец притянул её к себе и небрежно поцеловал в макушку. — Эй! — она хихикнула, яростно тряхнув всклокоченными волосами. — Скажу честно, Джон, ты её балуешь, — поддела его жена, притягивая дочь к себе и быстро обнимая. Прозвучал свисток, оповещающий о том, что пришло время прощаться. — Увидимся летом, милая! Хорошенько повеселись! Гермиона помчалась к поезду, увлекая за собой спотыкающегося Гарри. — Идем! Рон и Леона уже заждались! Она усадила Поттера в купе с двумя другими ребятами, и высокий и долговязый Рон Уизли тут же похлопал Гарри по плечу. — Где ты был, приятель? Я думал, ты опоздаешь на поезд! Леона Люпин подняла взгляд от своей книги и укоризненно покачала головой, видя, как сильно Рон преувеличивает своё беспокойство. Не успела Персефона сесть на своё место, как перед ней вдруг возник образ девочки, так похожей на неё саму и в то же время — совершенно иной. — Меня зовут Гермиона Грейнджер. А вас? Персефона очнулась от своего видения, когда чьи-то пальцы накрыли её руку. Она подняла голову и увидела усмехающееся лицо Леоны, в её нежно-голубых глазах искрилось веселье. — Сефи, всё хорошо? — Да, все хорошо. Ты лучше расскажи, как поживает твой дядя Сириус? И, обводя взглядом всех своих друзей, которые смеялись, ели шоколадных лягушек и играли во «Взрывающиеся карты», она понимала, что явившееся ей видение когда-то произошло взаправду.Персефона
22 мая 2024 г. в 11:00
Она вошла в комнату, и по её спине пробежали мурашки. Он был совсем рядом.
Он не обернулся на её приближение, а продолжал склоняться над угрожающе бурлящим котлом.
— Тебе известно, что это, не так ли? — это был не столько вопрос, сколько утверждение. Том наконец повернулся к девушке, его красные глаза зловеще светились в полутьме комнаты.
Гермиона безропотно кивнула.
— Да. Эликсир Персефоны. Древнее зелье, появившееся в Греции в конце 800 года нашей эры. Его используют, чтобы связать обоих выпивших его так, что разлучить пару сможет только настоящая смерть.
— И тебе известно, по какой причине я его сварил?
Она кивнула, её пальцы стиснули палочку.
— Чтобы я никогда не смогла ни солгать тебе, ни предать. Только если захочу умереть. Чтобы я никогда не смогла сбежать от тебя.
— Моя умница, — Том прикоснулся холодной рукой к её лицу. Это был обманчиво ласковый жест, ведь дьявол не умеет любить. — Выпив это зелье, ты не сможешь покинуть меня. Ты не вернёшься ни в своё время, ни к своему рыженькому любовнику. У тебя буду только я. До скончания времен.
Гермиона закрыла глаза, несколько слезинок проложили себе путь по покрасневшим щекам.
— Я не хочу этого.
— Как хорошо, что меня никогда не волновали твои желания, грязнокровка.
Том осторожно окунул хрустальный половник в котёл и налил серебряное зелье в два винных бокала.
— Пей.
Она поджала губы, дерзко отворачиваясь от него.
— Ты ведь понимаешь, что, когда я умру, ты последуешь за мной?
Он усмехнулся, оскорблённый её сомнением в его осторожности принимать настолько рискованное решение.
— Да, именно поэтому после сегодняшнего вечера мы сделаем для тебя крестраж. Думаю, Септимус Уизли идеально подойдет для этого.
Гермиона издала мученический всхлип, отводя взгляд от его красных и горящих глаз.
— Нет! Я никогда не создам крестраж!
— Ну же, Гермиона, — Том дернул её за длинные локоны, заставив ее ахнуть от боли. — Ты знаешь, что любишь меня.
Он влил зелье ей в горло и на миг замер в ожидании, когда она сглотнула жидкость. Девушка сразу же почувствовала, как магия, словно приговор, растекается по её венам.
Будто притянутая за невидимую нить, она прильнула к человеку, ставшему для неё одновременно врагом и любовником. Он стиснул её в объятиях, чувствуя абсолютно то же самое.
— Теперь ты моя. Тебе не сбежать. Никогда, — Том мрачно усмехнулся и быстро поцеловал её пересохшие губы. — А теперь расскажи мне, какие ошибки я совершил во время своего первого восхождения к власти, моя Персефона.
Гермиона тут же открыла рот, чувствуя необходимость сделать всё, чтобы обезопасить его от будущих ошибок.
— Ты создал семь… — она прикусила язык, останавливая себя, не давая словам вырваться наружу.
Он схватил её за предплечья и грубо встряхнул.
— Говори сейчас же, глупая девчонка.
Она покачала головой, на глаза навернулись слёзы боли, и она прикусила язык ещё сильнее, борясь с растущей потребностью удовлетворить его любопытство.
— Не смей молчать! Говори!
Она почувствовала капли крови, выступающие на её нежном языке. Дрожащими руками она достала свою палочку.
Она не могла позволить ему узнать правду. Она не могла позволить ему победить.
Поэтому она направила кончик палочки на человека, которого так сильно любила.
— Что ты делаешь, Гермиона? — с издёвкой в голосе спросил он — Ты не можешь причинить мне вред, не причинив вреда и себе. Если я умру, умрёшь и ты.
Боль на языке Гермионы ослабла, когда он сменил тему, позволив ещё раз воспользоваться им по прямому природному назначению.
— Есть вещи хуже смерти, Волан-де-Морт.
Его глаза опасно вспыхнули багровым огнём, прежде чем он зловеще расхохотался. Холодный, высокий тенор волной леденящего душу ужаса прошёлся по её позвоночнику. Она вновь вспомнила о том, кем именно стал этот мужчина.
— И что, например? Предательство любимого? — он явно намекал на её чувства к Рону, продолжая жестоко ухмыляться. — Тебе, должно быть, многое известно о любви… А может, и нет. Ведь не его же имя ты выкрикивала, когда я трахал тебя в Запретном лесу.
Острая боль пронзила её грудь, когда в её памяти воскресли события той ночи.
— Я люблю тебя, Том Марволо Реддл.
— Любовь — удел слабых, грязнокровка, — он усмехнулся, подняв руку и отодвигая кончик её палочки в сторону, чтобы не быть беззащитным перед её потенциальным нападением.
Гермиона сделала шаг назад, избегая его обволакивающей ауры.
— Видимо, так и есть. Я слаба. — Её глаза стыдливо опустились в пол. — Я любила тебя, хотя прекрасно знала, что не должна. Тем более, я знала, кем ты станешь. Я позволила тебе жить, хотя должна была убить тебя на месте. Вместо этого я позволила себе очароваться.
— К чему ты клонишь? — продолжал глумиться он.
— Мне очень жаль, — она прошептала, позволив себе последний взгляд в его сторону. — Я сообщила Дамблдору местоположение твоих крестражей. Я должна покончить с этим ради будущего.
Он, поддавшись панике, отшатнулся от Грейнджер, как от прокаженной.
— Гермиона, подумай об этом! Ты ведь тоже умрешь!
Гермиона грустно улыбнулась, согласно кивая.
— Я знаю. Я всегда буду любить тебя, даже если ты не будешь испытывать ко мне ничего, кроме ненависти, — она направила свою палочку ему на переносицу, сделав стремительное и хлёсткое движение. — Авада Кедавра.
Том Риддл рухнул на пол, на его вечно молодом лице навсегда замерло неверие.
Девушка закричала, когда всепоглощающая боль пронзила всё её тело, заставив осесть на пол рядом с ним.
Гермиона Грейнджер умерла с навеки застывшей улыбкой на лице.