Тысячи путей к тебе

      Сфинкс и Русалка. Русалка и Сфинкс. Так много искр между ними, пылающих, как волосы Русалки на буйном ветру. Предназначенная Сфинксу она являла собой совершенство, сказочную девицу с небрежно заштопанными кедами, со звенящими колокольчиками в волосах и с очаровательным личиком.              Сфинкс помнил её такой. Его Русалка чуткая, добропорядочная и нежная, как котёнок, которого он увидел на дороге сегодня утром, и не сдержавшись, сунул в тусклую жилетку.              Он ехал на лишь недавно приобретённом велосипеде, грея в своей невесёлой жилетке это весёлое чудо, что своей невинностью и доверием, напомнило о Русалке.              И о тысячах разномастных дорог к ней. Он знал их все, помнил наизусть, прощупывая их, как это делал бы Слепой, находясь в своём невиданном лесу, где он был чуть ли всемогущим. Только вот, он не знал, какой путь вёл именно к той Русалке.              Сфинкс многое не знает, не помнит. Хотя на самом деле помнит, но не так хорошо, чтобы сказать сразу же. Он не помнит лица Шакала Табаки, с которым провёл чуть ли не всю подростковую жизнь, не помнит, что за странный адрес дали родители Русалки. Он не помнит, просто не помнит.              Он не представляет, как много в мире должно поменяться, чтобы он просто не знал куда ему идти. Он пробовал это понять, пробовал это делать интуитивно, но отпрыгивая от этого как от огня, или теряясь в терновых зарослях побитым щенком, он всё ещё не понимал.              Неужели, выпуск просто убил в нём то самое чутьё, просто разрубил ту связь с Русалкой? Или, это всё Дом? Неужели, когда он не смог остановить Сфинкса такой чудесной и милой Русалкой, что решил мстить?                    Сфинкс уже обсуждал это. Сам с собой. По крайней мере пытался. Ему не надо думать о Доме. Он может навещать Чёрного, Рыжего, и прочих не думая о том, что они связаны с самого начало. Что они – бывшие дети чего-то такого, что загнало их в эту жизнь.              Ему надо, необходимо жить. Вот, Спица, взяла и забыла, будто и не было этого. Она каждый божий день видит Лэри, видит и то, что он делает ежемесячно – навещает тех, кто не забыл об этом, кто продолжает хранить это в глубинах своего сознания, говорит, но не так, как привыкли обычные люди.              Котёнок мяукает. Сфинкс понимает, что пропустил свой подъезд в нескольких километрах. Останавливаясь и разворачиваясь, он моргает.              Путь до той Русалки. Где он? Где его найти, такой, чтобы сразу было понятно, это его Русалка. Милая и добрая, чуткая и ласковая. Его любовь и ненависть. Его жизнь и смерть.              Только привязав свой синий потрёпанный бывшим владельцем велосипед, пошёл дождь. Как не вовремя. Огромные капли, напоминавшие камни, нежели обычную воду, они разбивались о серый асфальт. Наполняли трещины в нём и в Сфинксе, били по машине, как лопатой.              «А может, и не было её? Такой совершенной и идеальной девушки ведь в мире не сыщешь, а что там до прогнившего интерната, который спас лишь какой-то богатый скупой бизнесмен?» — потирая ручку двери и только потом дёргая её, он открывает дверь, одной рукой прижимая котёнка, вцепившегося в него, как в когтеточку.              Он лишь улыбается. Тысячи путей он знает, только не знает какой из них ведёт именно к той самой Русалке. Ага, так мы и поверили. Глупо всё это, думает он и смотрит на соседку по этажу, которая подзывает к себе.