Дуэт

«Дорогая мама, Я уверен, Вам интересно, встретил ли я в Париже какую-нибудь девушку, которая привлекла бы моё внимание. Ведь Вы лучше остальных знаете, какой эффект произвела моя красота на нашу маленькую деревушку! Позвольте мне сказать Вам, мама, женщины в Париже великолепны. Они одеваются по последней моде и смелы в своих привязанностях. Ох, мама, как за мной гоняются в театре! Каждый вечер я получаю новое предложение от одной из актрис или странствующей зрительницы. Мне особенно понравилась красивая актриса с длинными рыжими волосами. Она невероятна. Но она пытается быть мирской и интересной, однако это не так. Ей вообще почти нечего сказать. Хотелось бы, чтобы это был не репрезентативный пример. Я не знаю, что такое, мама. Кажется, ни одна из них не привлекла моего внимания. Я думал, что парижанки — это нечто большее, чем их внешность. Я признаю, что на них приятно смотреть — в конце концов, я мужчина! В своем последнем письме Вы спрашивали о Николасе — он здоров. И он тоже не нашёл подругу! Осмелюсь сказать, он даже более проницателен, чем я. Целую, Лестат». *** Я заползаю под стол. Он смеётся и пинает меня босой ногой, но я хватаю его и удерживаю на месте. Я опускаю плечи и протискиваюсь вперёд в тесном пространстве, развязывая шнуровку на его бриджах. Я слышу, как он коротко смеётся, но не прекращает играть. Его смычок скользит по струнам, когда я прижимаюсь губами к головке его члена. — Продолжай играть, — шепчу я. — Дьявол, — бормочет он, но делает, как я попросил. Он берёт струну Ми, и его галантное вибрато наполняет комнату, посылая мурашки желания по моему позвоночнику. Я беру его в руку и облизываю губы, проводя ими по его члену. Он сдвигается, толкаясь глубже, прямо мне в рот. Я улыбаюсь и сглатываю, всё сразу, и он вскрикивает; ноты срываются. Я замираю, позволяя ему восстановить самообладание, и он подхватывает такт, который был до этого. Он продолжает пассаж, переходя к нижним регистрам инструмента, извлекая из скрипки глубокий и извилистый звук, в то время как мой рот обхватывает его член. Стоны, которые я вырываю у него, короткие и напряженные, словно всплески стаккато по сравнению с легато его движением смычком. Я протягиваю руку и глажу его яйца, уже скользкие от слюны. Всё его тело содрогается, и я слышу, как он скулит сквозь стиснутые зубы. Его лодыжки обхватывают мои бёдра, мои ягодицы, удерживая меня так и прижимаясь ко мне, стоит ему откинуться на спинку деревянного стула. Его пальцы издают трель, и он вскрикивает, дрыгая ногами так, что чуть ли не падает. Я обхватываю руками спинку стула и удерживаю его на месте. Интересно, как я, должно быть, выгляжу: мои золотые кудри покоятся у него на коленях, а тело скрючилось под столом. Теперь он почти проникает мне в рот, смычок хаотично скользит по струнам. Я провожу языком по мягкой поверхности головки. Я ухмыляюсь, обхватив его толстый член. Я хочу довести его до экстаза, выжать из него оргазм, пока он не начнёт задыхаться, дрожать и будет совершенно беспомощен. Я опускаю руку ниже, пока она не проскальзывает под его яйца, задевая ложбинку. Ники всегда боится, когда к нему так прикасаются — даже когда он соглашается, даже когда он почти умоляет об этом, я вижу вину в его глазах. Содомит. Это слово ранит его, ранит сильнее, чем меня, по какой-то причине. Я беру его глубоко в горло, головка его члена прижимается к чувствительным стенкам, и у меня на глаза наворачиваются слёзы. Я провожу языком по основанию, а затем слегка прижимаю указательный палец к тому месту, которое имеет для него такое большое значение. Он бросает свой смычок на стол и запускает свободную руку в мои волосы. Он кончает так сильно, что я чувствую, как пульсирует его член, и кричит так громко, что я уверен, все соседи точно знают, что здесь происходит. — Лестат, — задыхаясь, всхлипывает он, покраснев, когда я, наконец, отрываюсь от него. Я опускаю нижнюю губу, показывая ему, что у меня во рту. Его скрипка присоединяется к смычку, лежащему на столе, отброшенная, забытая, и он притягивает меня к себе в яростном поцелуе. Когда я отстраняюсь, его губы соединяются с моими нитью его же семени. — Сыграй еще раз, — говорю я ему.