О сговорах и глупостях

Время поджимало. Только-только полученный в руки любимый банановый раф обжигал голую ладонь. Последние деньки декабря выдались тёплыми, теплее, чем обычно. Еле как успевшие появиться небольшие сугробы(ну, как сугробы — небольшие неравномерные слои снега, которые и сугробиками-то назвать трудно, настолько они маленькие) уже растаяли, образуя грязные лужи. Грязные лужи вкупе с опаздывающим Конохой Акинори — сочетание не из лучших. Если выражаться конкретнее, то совсем плохое. А если составить такую простую формулу, как: Коноха Акинори + опоздание + грязные лужи + банановый раф, которым так хочется насладиться + трезвонящий на телефон Куроо-надоеда-каких-поискать-Тецуро — то можно получить внутреннюю панику, подскальзывающегося на каждом шагу Коноху и шанс упасть мягким местом в грязь(чего Акинори совсем не хотел, ведь марать только недавно купленное белое пальто — очевидно, так себе затея). За это всё, конечно же, потом получит Куроо. И тут его не спасёт даже его любимый Кенмочка. Просто такова его кошачья судьба. И вот, отправив Куроо в сообщении очередное бранное высказывание, сопровождаемое недовольным бормотанием, Коноха по своей родной, горячо любимой невнимательности и неуклюжести наступает на лужу. Всё, думает Коноха, пиздец. И готовится уже проститься с миром этим грешным, со своими друзьями-полудурками, к которым так спешил, и ощутить резкую боль в месте, в котором хотелось бы ощущать боль совсем от другого рода действий, как его, сжавшегося и зажмурившегося, подхватывают под талию, грубо притягивая к себе. Можно было и понежнее, герой, думает Акинори, ухватившийся за чужую руку. Приоткрывает глаза и видит перед собой — ну, как перед собой, выше своей белокурой макушки — змеиный прищур болотно-зелёных глаз. На чужом лице расползается хитрющая ухмылка, не сулящая ничего хорошего. Вот же чёрт, думает Коноха и проклинает себя за то, что вышел сегодня из дома. — Какая прекрасная встреча, — лыбится Дайшо, поднимая Акинори на ноги и всё ещё оставаясь выше почти на полголовы. — Ох, просто отвратительная встреча, — выдавливает из себя Коноха, попутно проклиная лужи и неплотно прилегающие к стаканчикам крышки: немного кофе попало на его любимый свитер. Зато теперь он вкусно пахнет банановым рафом. Дайшо, притворно оскорблённо ахнув, прикладывает руки к груди, но ухмыляться не перестаёт. Весело гаду. — Как ты груб, совёночек, — зеленоволосая гадина едко смеётся, — ты разбиваешь мне сердце. Раздражённо закатывая глаза и отходя от Дайшо на шаг в сторону, Коноха сдувает с глаз чёлку и пытается стереть со свитера пятно. — О, я так этому рад, ты не представляешь. Раздражение, витавшее в воздухе, смешивается с чужим азартом. Чужой взгляд сверкает желанием задеть посильнее и подстебать как можно изысканней. Коноха не давал согласия на соревнование "Кто кого больней заденет", но его мнения и спрашивать не собирались. Дайшо намеревался одержать победу в поединке, который задумал сам. — Ну, малыш, не обманывай хоть сам себя, — пальцы Дайшо, отватительно-длинные и ледяные, цепляют Коноху за подбородок, но, стоит сказать, будто нежчиначают, аккуратно разворачивают его голову лицом к Дайшо и даже не сжимают болезненно. — Я же тебе нравлюсь. Акинори на секунду мешкается, но быстро отстраняется от ледяной руки и закатывает глаза. Раз Дайшо хочет поиграть, то Коноха слегка подкорректирует правила. Теперь Коноха сам подцепляет чужой подбородок, приблизившись к бледному лицу непозволительно сильно. Натянуть ухмылку на тонкие губы не составляет труда. — Безумно нравишься, Сугуру-чан, так что прекрати играться. Рука скользит с подбородка по шее вниз, лёгким движением обводит острое плечо. И Акинори может смело заявить, что растерянное лицо Дайшо, — это лучшее, что он видел в своей жизни. Коноха склоняет голову в бок, говоря почти что в приоткрытые губы напротив: — Может, лучше уединимся где-нибудь? И рука останавливается на уровне чёрного ремня, цепляет его пальцами. Дайшо смотрит на него растерянно, и Конохе даже кажется, что его щёки красные далеко не от холода. Одна его ладонь уже тянется к талии Конохи, но звучит рингтон и Акинори отстраняется вновь. Не удостоивая змею ещё одной крупицей внимания и прощанием, он разворачивается на пятках, поднося телефон к уху, и размеренным шагом продолжает путь. — Чёрт, Куроо, я впервые рад твоему звонку. Дайшо остаётся стоять растерянный, впервые проигравший в своей же игре. И счёт идёт 1:0 в пользу Конохи Акинори. * * * Когда Коноха наконец решает заявиться, в воздухе витает запах пьянки и полудурков. Становится слегка плохо от осознания, что эти полудурки, - его друзья. Но тут же становится хорошо от осознания, что он сам такой же. Бокуто виснет на перилах лестницы, изображая орангутанга; Куроо, почти что догола раздетый, выплясывает на столе — это неудивительно. Что гораздо удивительнее — Кенма, такой же полураздетый, лежащий на полу с ногами, звкинутыми на диван. Чем эти двое занимались до начала всего хаоса и почему они почти голые, Коноха решает оставить для себя загадкой. Уйдя с порога и выбросив в мусорки стаканчик из-под уже допитого кофе, Коноха продолжает осматривать помещение и своих любимых полудурков. Акааши, местное олицетворение спокойствия и адекватности, сидит на ступеньках лестницы. Той самой, где повис на перилах Бокуто. Видимо, решил оказать своему пьяному бойфренду моральную поддержку, чтоб тот не свалился и никого такая огромная махина не задавила. Ширабу и Яхаба пристроились у горшка с фатсией. Откуда тут вообще фатсия — неизвестно, ведь её тут и в помине не было. Кто её сюда притащил — тайна, покрытая мраком. Зато на горшке большими красивыми иероглифами написано "Красавчик", а между больших листов каким-то образом закреплены до боли знакомые солнцезащитные очки. Такие же, кажется, есть у Ойкавы, который сейчас мелькает где-то на втором этаже, споря о чём-то с Ацуму, Футакучи и Теру. Единственное, что Коноха способен расслышать в их споре, — это маты, довольно громкие, и крики, что кто-то кому-то сегодня даст. Лишь бы не по ебалу, думает Акинори, хотя было бы весело. В другом углу зала он замечает самый адекватный среди этой пьянки дуэт: Кугури, одной рукой ласково и оберегающе прижимающий к себе Шибаяму. Тот что-то ему рассказывает полушёпотом, Кугури тем же полушёпотом ему отвечает. И всего мира вокруг для них будто не существует, есть только они вдвоём. Коноха не может не улыбнуться при взгляде на них и машет рукой взглянувшему на него Шибаяме, что добродушно улыбнулся. Кугури лишь коротко кивнул в знак приветствия и прижал парня к себе ближе. Музыка вдруг прервалась — это Куроо грохнулся на колонку, ведь: "Неужели Коноха Акинори удостоил нас своим присутствием!" Кенма лениво приподнимает голову с пола, дабы посмотреть, что уже произошло. Коноха закатывает глаза и помогает Куроо встать. — Тут я, тут. Случились непредвиденные обстоятельства, поэтому я опоздал. Куроо добродушно хохочет, отряхиваясь. — Ну, ты не единственный такой, кто опоздал. Кое-кто ещё задерживается. Акинори вздёргивает бровь, пытаясь вспомнить, кого недоглядел: по ощущениям, все были на местах, и людей было даже больше, чем Коноха предполагал изначально — раз тут есть шумная компашка наверху, то точно с ними пришли и их ненаглядные. Только Коноха собирается задать вопрос — входная дверь открывается и он видит опаздавшего. Точнее, опоздавших. В дверном проёме стоял ранее встреченный Конохой Дайшо, за ним весело о чём-то смеялся Сакиджима, его слушал Хироо, а Нумай, как наиболее взрослый из всех, просил вести себя тише. Коноха не знает, как именно в тот момент искривилось его лицо, но Куроо ободряюще хлопнул его по спине, ухмыльнулся и кивнул головой в сторону Дайшо. — То самое непредвиденное обстоятельство? И Коноха практически загорается от гнева. — Ты... Ты серьёзно?! — как можно тише шипит Акинори, возмущённо разводя руки. — С каких это пор ты приглашаешь их, его на наши домашние вечеринки?! Вы даже никогда терпеть друг друга не могли! Куроо же в ответ на возмущение Конохи максимально расслаблен. — О, Коноха, не беспокойся так, всё будет хорошо, — а после этот наглейший представитель кошачьих обращается ко всем присутствующим: — Эй, народ! Айда сыграем во что-нибудь! Тут же слышатся весёлые возгласы с лестницы, а вслед за ними — грохот. Из-под упавшего Бокуто болезненно и устало айкает Акааши. — А во что, а во что? — не умолкает Котаро, подскакивая и сдавливая Кейджи в медвежьих объятиях. Сверху по перилам скатывается Терушима, за ним, запинаясь, спускаются Футакучи и Ойкава, потеряв где-то среди этажей Ацуму. — Давайте в "Я никогда не"? — предлагает первый. Второй и третий согласно поддакивают. — Может, лучше в "Правду или действие"? — предлагает Яхаба, обнявшийся с фатсией. Ширабу рядом кивает. — "Правда или действие" — это классика. В итоге решают сыграть в обе игры по порядку. Когда все расселись в круг и приготовили бутылки с пойлом и стаканы, игра началась. Конохе весело, он даже уже не реагирует на присутствие Дайшо. В ходе игры ещё и выясняется, что фатсию притащил Ойкава. Но вдруг змееликий решает напомнить о себе и своей скотской натуре: — Я никогда не признавался любимому человеку на Рождество или на Новый год и получал отказ. Коноха, до этого отпивший раза два-три, сжимает стакан в ладони и смотрит на Дайшо исподлобья. Приходится сделать ещё один глоток. Вместе с ним отстранённо отпивает из стакана наконец присоединившийся к ним Ацуму. Дайшо, гад эдакий, ухмыляется. Счёт в их личной игре сменяется на 1:1, но держится недолго: — Я никогда не отвергал человека на Рождество, а после флиртовал с ним весь год. Взгляд Акинори устремлён на Дайшо, чьё лицо хмуреет, а рука в кои-то веки прикасается к стакану. Дайшо делает глоток. Сакиджима рядом весело улюлюкает, но ему вовремя затыкают рот. Куроо в паре метров от Конохи выглядит озадаченным и не очень-то довольным таким исходом событий, поэтому был объявлен десятиминутный перерыв. Краем глаза Коноха замечает, как Куроо уводит Дайшо к стенке. Их разговор совсем не слышно, но Дайшо выглядит... Неловким. Застыдившимся. Куроо рядом недоволен и упирает руки в боки. За наблюдением за ними проходят все десять минут перерыва. За это время Коноха даже ни разу не отводит от них взгляд. Но как только те снова садятся в круг, центр его внимания сменяется. Им становится появившаяся на полу бутылка. — Куроо, только посмей сказать, что мы будем играть в бутылочку, — высказывает своё недовольство Коноха, на что в ответ получает хохот. — Что ты, ни в коем случае. Вдруг его перебивает Дайшо: — А что, боишься, что с тобой здесь никто целоваться не захочет? Акинори сдерживает возмущённый рык. — Здесь половина людей встречается, а вторая половина уже в кого-то влюблена. Ты думаешь, те кто не в отношениях, захотят с кем-то отсюда целоваться? — Ну, с тобой точно не захотят, — фыркает Дайшо. — Я б не захотел. — Я и сам не горю желанием целоваться с тобой, — Коноха старается сохранить безразличное лицо, но вот лицо Дайшо в очередной раз становится мрачнее. Пусть привыкает, что в его играх выигрывать может не только он. Счёт 2:1, Коноха лидирует. А Куроо наконец крутит бутылку. Та по счастливой случайности останавливается на Конохе. Его хитрая улыбка не сулит ничего хорошего, но интерес Акинори выше чувства самосохранения. — Действие, — немного подумав, отвечает Коноха. Куроо протягивает ему загадочный бумажный пакет. — Сходи переоденься и сиди в этом до конца игры. Конохе ничего не остаётся, и он забирает пакет из чужих рук, поднимаясь и уходя в пустую комнату. * * * Содержимое пакета его совершенно не устраивает. Акинори стоит перед зеркалом, выряженный в платье. В короткое бархатное платье красного цвета, на завязочках, плотно облегающее его тело. Плечи оголены, короткие пышные рукава спущены, снизу обрамлены белым мехом. Вдоль платья пришиты три пушистых белых помпона, на боках сборки и ленты, повязанные в банты. На голове Конохи рождественская шапка, на ногах — белые чулки и чёрные полуботинки с красными шнурками. Коноха клянётся наслать на Куроо порчу. Хотя и порчи тут будет мало, когда ему необходимо пробыть в этом до конца вечера, а в зале сидят его друзья. Что самое страшное — в зале сидит Дайшо. Акинори не избежит усмешки и ещё большего количества стёба. И тут Коноха понимает, о чём же шептались Дайшо и Куроо. Дайшо сравнивает счёт, 2:2. Конохе совершенно не нравится идея выходить в таком виде из комнаты, но выбора ему не дают — Куроо уже барабанит в дверь, призывая быть быстрее. Собравшись с духом, он всё-таки выглядывает изо двери. — Ну, наконец-то! Выходи давай! — Куроо тянет за дверь с обратной стороны, и, как бы Коноха не пытался ухватиться за ручку крепче, лишь бы дверь не открывалась, он был выставлен на всеобщее обозрение. Терушима и Ойкава весело присвистывают, за что последний мгновенно получает подзатыльник. Их несостоявшиеся ухажёры имеют совесть не смотреть на смущённого Коноху. Бокуто трясёт Акааши за плечи, активно восклицая; Кенма в тихую делает фотографию под одобрительное хихиканье Куроо; Ширабу и Яхаба переглядываются и, кажется, теряют возможность говорить. Сакиджима что-то весело улюлюкает Хироо на ухо. Из всех присутствующих Акинори признателен лишь Кугури с Шибаямой, закрывшим друг другу глаза, и Ацуму, удивительно притихшему и лишь отвесившему какой-то неловкий нелепый комплимент. Но больше всего Коноху поражает реакция Дайшо. То сидит молча, раскрыв рот. Его щёки красные, и Конохе даже кажется, что его зрачки расширены. Он точно что-то употребил, думает Коноха, а после со всей дури пинает Куроо. Чтоб жизнь малиной не казалась. — В жизни больше с вами играть не буду. Куроо хохочет в ответ и садится обратно в общий круг. — Поверь, ты потом спасибо скажешь. Давай хоть сейчас доиграем. Садись. Акинори раздражённо вздыхает и усаживается как можно дальше от Куроо. По случайности — рядом с Дайшо. Тот, обняв подушку, прижав её к своему животу, чуть отсаживается. Куроо напротив ехидно ухмыляется. — Что ж, продолжим, — говорит он важным тоном. — Акинори, страдалец наш, крути. Акинори что-то мычит и стягивает с дивана жёлтый полосатый плед, кутаясь в него и отстранённо толкнув бутылку ногой. Теперь Куроо недовольно фыркает. — Эй, сними, — и тянется к краю пледа, пытаясь его утащить. Коноха не даётся, рыпается и шипит из-под него. Цуму и Ойкава, навалившись, пытаются стянуть с него ткань, и, к всеобщему удивлению, Дайшо выдаёт: — Да оставьте его, ему и так некомфортно. Он говорит это как-то отстранённо, краем глаза смотря в стену. Его щёки пылают, и сам он выглядит практически комично. Если бы Коноха не знал, с кем имеет дело, он бы даже поверил, что он заботится о нём, а в голову прокралась бы запретная мысль, что Дайшо, может... Нет, нет, это совсем бред. И Дайшо выходит вперёд. 3:2. Коноха Акинори, ты катастрофически проёбываешь. И Акинори, удивлённый тем, насколько это его задело, раздражённо стаскивает с себя плед и кидает его в Куроо. Теперь полосатая ткань покрывает его взъерошенную макушку, а Кенма рядом уже не сдерживает усмешки. Юки на другой стороне круга ободряюще улыбается и показывает Конохе пальцы вверх. — Не беспокойся так, Акинори. Ты замечательно выглядишь, — и Конохе от этих слов правда становится слегка легче. Но рано говорить, что ему легко находиться в таком обличии среди друзей и рядом с Дайшо Сугуру. Тот рядом многозначительно молчит, взгляд его бегает от Конохи к стене, от стены к окну, от окна к Конохе. Это смущает и придаёт ситуации ещё больше неловкости. — Кхм, — откашливается стянувший с себя плед Куроо, — продолжим! Коноха Акинори, крутите барабан! Акинори цокает языком: — Я уже крутил, — и смотрит на бутылку, чьё горлышко было направлено на Ацуму, который находился словно не в этом мире. — Ацуму? Тот вздрагивает, неожидавший, что о его присутствии так скоро вспомнят, и смотрит на Коноху: — А... Правда? Акинори удовлетворённо хмыкает и поднимается с места, протягивая Ацуму руку. — Пойдём на балкон, я не буду спрашивать это при всех. Ацуму глупо моргает и хватается за чужую руку, поднимаясь. Перед уходом он крутит бутылку, выдав что-то наподобие: "Придумайте сами, я не в ресурсе". Коноха выходит с ним на балкон и опирается руками на ограждение. — А теперь мой вопрос, — он смотрит на притихшего Ацуму краем глаза. — У тебя какие-то проблемы? Не пойми неправильно, у тебя могут быть свои причины быть таким грустным и отстранённым, но я хочу знать, могу ли я как-то тебе помочь? Ацуму анализирует сказанное пару секунд, а после улыбается впервые за вечер. — Я не думаю, что ты можешь мне помочь, но спасибо за беспокойство. Тут проблема во взаимоотношениях с одним человеком. Акинори улыбается в ответ и хлопает его по плечу: — Но если что, ты знаешь, к кому обратиться. Ацуму кивает: — Знаю. Спасибо. Правда спасибо. Простояв так пару секунд, Ацуму всё-таки решает выговориться. Он рассказывает про Сакусу, про свою влюблённость и про отвращение Сакусы по отношению к нему. Говорит много, растерянно, и никогда ещё его голос не звучал так неуверенно. Акинори не перебивает и поддерживающе кладёт ладонь на чужое плечо, намереваясь уже что-то ему ответить, но их прерывают стуком в дверь. — Ну же, выходите! Пропустите всё самое интересное! — это кричит Терушима, где-то рядом ему поддакивает Ойкава, и они вдвоём тут же возвращаются в зал, не дожидаясь выхода Акинори и Ацуму. Они переглядываются, жмут плечами и поочерёдно выходят с балкона, направляясь в зал. Уже у комнаты Коноха слышит чужие разговоры: — Итак, — говорит определённо Куроо, — ты должен будешь просидеть в одной комнате неопределённое количество времени с тем, — на этом моменте Акинори заходит в комнату, и к нему обращаются ехидные взгляды, — кто первый зайдёт в эту комнату. Куроо, подонок такой, ухмыляется. Дайшо смотрит на Коноху вместе со всеми, и Акинори готов поклясться: этот придурок над ним смеётся. Но выбора Конохе не дают. Его быстро запихивают в отдалённую от зала комнату вместе с Дайшо и запирают там. Акинори практически падает от такого толчка в спину, но удерживается на ногах, оглядевшись. В комнате стоит полумрак, тяжёлые плотные шторы на окне распахнуты. Романтично, раздражённо думает Коноха, интимно. Акинори оборачивается на Дайшо и видит самую поразительную для себя картину: Дайшо смущён, его щёки пылают красным, а сам он не сводит взгляда с Конохи перед собой. Его зрачки расширены, подобно зрачкам кошки на охоте. Коноха решает ничего не говорить и отходит к окну, вставая к Дайшо спиной. Небезопасно к нему спиной стоять, думает Коноха и оказывается прав. Чужие жилистые руки обвиваются вокруг его талии, а нос тычется в сгиб между шеей и плечом. Напряжённое тело прижимают к себе не слишком крепко, словно давая право отказаться от такой близости. Коноха шумно выдыхает через нос и покрывается мурашками, когда чувствует жар чужого дыхания у себя на шее. До его слуха доносится еле слышный шёпот: — Коноха... И никогда, чёрт возьми, никогда его имя не произносили так. С придыханием, так горячо, так легко и тяжело одновременно, будто это что-то значит. Коноха жмурится. — Что ты делаешь?.. — шепчет он в ответ и чувствует, как по его голой шее водят холодным кончиком носа. Дайшо снова горячо выдыхает и разворачивает парня к себе лицом, как-то слишком резко припечатывая его к подоконнику. Но в этих движениях нет никакой грубости. Спешка, расторопность, немая, едва уловимая паника есть. Грубость, желание укусить побольнее — нет. Коноха смотрит в глаза напротив, чувствуя, как к лицу приливает кровь, и Дайшо позволяет себе прижаться ближе. Расстояние между ними всё меньше и меньше. — Ты ответишь?.. — говорит Коноха тише, чем рассчитывал, но Дайшо слышит. Точно слышит, иначе не смотрел бы так. Так смущённо, так заворожённо. Чужая потеплевшая рука мягким движением ложится на щёку Конохи. — Извини меня... За всё, что я сделал тебе до этого, за свой ответ на прошлое рождество и за то, что сделаю сейчас... — наконец-то произносит Дайшо. Коноха не успевает опомниться, как его губы уже оказываются покрыты чужими — холодными и шероховатыми. Невозможно не поддаться искушению и прикрыть глаза, ответив. Даже если потом Коноха будет жалеть. Сейчас это неважно. Это будет важно потом, когда Дайшо отстранится и Коноха увидит в зелёных глазах отвращение. Потом, когда Дайшо начнёт публично смеяться над ним. Потом, когда Конохе будет хотеться провалиться под землю и пропасть. Но сейчас... Сейчас, когда Дайшо так аккуратно сминает его губы, так нежно придерживает за талию, это неважно. Всё вокруг неважно. Коноха прикрывает глаза и позволяет себе раствориться в чужих руках, полностью отдаваясь им и чужим губам. Дайшо проникает в его рот языком и не встречает сопротивления. Коноха лишь горячо выдыхает через нос, когда их языки сплетаются. Пальцы его рук впутаны в зелёные волосы, руки Дайшо — без капли грубости сжимают его талию. Акинори довольно мычит и прикусывает губу Дайшо, слегка её оттянув. Дайшо отвечает тем же. Поцелуй становится горячее, когда Коноха сдавленно стонет, но нежности при этом не теряет. Нежность создаёт Дайшо, гладящий пассию по бокам. Её создаёт и Коноха, перебирающий волосы Дайшо пальцами. Как бы Конохе ни хотелось продлить этот момент, они отстраняются, совсем чуть-чуть, так, что дышат друг другу в губы. Акинори приоткрывает глаза и встречается с глазами Дайшо — помутневшими, с такими же расширенными зрачками и своим отражением в них. Коноха уверен, что он выглядит глупо, взъерошенный и покрасневший. Дайшо вовремя опровергает эти мысли, целуя Коноху снова. Уже горячее, более жадно и несдержанно. Дайшо прикусывает губы Конохи, его язык, получая в ответ сдавленные постанывания. Коноха льнёт ближе, слегка сжимая волосы Дайшо на затылке. В комнате вдруг становится жарче, дыхание сбивается из-за темпа поцелуя. Акинори наконец отстраняется, глубоко вдохнув, и упирается лбом в плечо Дайшо. Тот аккуратным движением гладит его по спине и прижимает к себе. — А-а теперь... — начинает Коноха, делая ещё один глубокий вдох, — объясни, почему ты меня поцеловал... Дайшо мямлит что-то неразборчивое над ухом Конохи, за что получает тычок под ребро. Коноха поднимает голову и смотрит на него укоризненным взглядом. — Ладно-ладно! Слушай... Ты мне нравишься. Действительно нравишься. И мне очень жаль, что на прошлое Рождество я так грубо с тобой обошёлся. И жаль, что весь последующий год я был полным дерьмом по отношению к тебе... Вряд ли я заслуживаю прощения, но мне правда жаль... Мы с ребятами задумали это всё, чтобы я признался тебе в конце, но я что-то не догадался, что когда увижу тебя в платье, у меня отвиснет челюсть. Но ты выглядишь в нём просто обворожительно. Не бей только, пожалуйста, — резко заканчивает Дайшо на выдохе. Он выглядит так, будто только что исповедовался. Его взгляд направлен в сторону, руки слегка подрагивают, а губы поджаты. Коноха не может на него злиться. Коноха обнимает его крепче и зарывается носом в его кофте. — Не буду я тебя бить. Но ты мог просто признаться. Без всего этого. Я бы не отверг, — Акинори тихо усмехается. — Я всё это время думал, что вы просто решили постебаться надо мной, а ты старался задеть как можно больнее. Дайшо тяжело вздыхает, прижав к себе Коноху. — Нет, точно нет. Мне очень жаль, что теюе так казалось. Я... Я люблю тебя, Коноха. Акинори улыбается и оставляет на чужой щеке поцелуй. — И я тебя люблю.