Кошмары Комэ

Петрушке за всё время так и не удалось заснуть. Чуть только он закрывал глаза, сразу по его телу ползли существа разного рода. Но теперь всё хуже: существо ползёт не по телу, оно приближается неспеша, но безостановочно быстро. Медленно перебирая лапами, Крокодил пытался не спугнуть жертву, но осознав, что Петрушка его заметил, резво побежал на добычу. — Блять!!! Река была рядом, значит убегать нужно от неё. Скорость Крокодила на суше не такая огромная, как в воде, но скорость Петрушки и на суше была невысока: он голоден и хочет спать. И деревьев вокруг нет. Только бежать. Коленки не слушаются, выворачиваются назад, сердце подводит, вдохнуть не получается достаточно глубоко. Но Петрушка бежал, как только мог, пока не запнулся о корягу. Дерево! Петрушка стал цепляться за ветки в попытках залезть, но ствол был толстый, сучков не было, а ветви высоко. И только он допрыгнул до одной из них, Крокодил схватил за ногу. Разрывающая боль пронзила икру. А самое страшное, что мучиться придётся долго, но умереть не получится: Комэ спасёт и заставит страдать. Но если не пытаться выжить? Петрушка так старался выйти, наконец, из комы, но не получалось. Так может лучше просто закончить эти мучения? Да, пожалуй. Если не сопротивляться, смерть может наступить быстрее, чем Комэ заметит. Только на это и надежда. По телу разлилось тепло. Страха нет. Значит Комэ не придёт. Он просто не почувствует, что Петрушка в беде, ведь он всегда считывал душевную боль, страх, отчаяние. Сейчас боль только физическая. Это конец. Ура. Петрушка отпустил ветку. Крокодил дёрнул пастью, повалил Петрушку на пол и поволок в воду. Может быть, смерть даже наступит быстрее, чем Крокодил разорвёт на части — Петрушка просто захлебнётся. Вот уже и вода близко. Крокодил рванул и откусил Петрушке ногу. Она оторвалась в области колена: коленного сустава больше нет. Проглотив ногу, крокодил окончательно утащил всего Петрушку в реку и стал крутить головой, отрывая всё новые и новые куски. Суставы хрустели, но адская боль не смущала Петрушку, ведь это последнее мучение, и всё закончится. Оставив бедняжку без конечностей, Крокодил стал пытаться пропихнуть тело в себя, и это было не очень сложно: Петрушка исхудал, кости стали хрупкими, рёбра ломались на раз-два. Осколки грудной клетки впились в лёгкие, изо рта пошла кровь, она смешивалась с мутной водой, но Петрушка всё никак не мог задохнуться. Вот пасть Крокодила уже около шеи. Вот бы он захлопнула её и разъединил туловище и череп. Но нет. Крокодил не мог закрыть рот, пока у него в горле человечье тело, поэтому продолжил проталкивать Петрушку внутрь себя. Вот Петрушка уже видит крокодилье нёбо. Лоб царапается о его зубы. Пасть захлопнулась. Открытые раны на местах, где раньше были конечности, стали щипать, соприкасаясь с желудочный соком животного, глаза тоже залила кислота, но они Петрушке больше не понадобятся. Теперь мальчик счастлив. Но сердце — предатель — всё ещё билось. Дышать внутри Крокодила было невозможно, и, хотя лёгкие ещё пытались сделать вдох, в ноздри поступала только кислота. Животное потопало вглубь реки, а так как живот его волочился по дну, Петрушка чувствовал речные камни сквозь кожу Крокодила. Сознание постепенно отключалось. Райские судороги от удушья настигли всё тело. Когда-то давно, когда Петрушке не было ещё и 18-ти, он по пьяни валялся на полу с друзьями и просил придушить его, чтоб словить собачий кайф. Но это воспоминание из реальной жизни тоже скоро сотрётся. Как и все остальные. Мёртвому воспоминания не нужны. Хотя это было больно. Больно душевно. Вспоминать вдруг всю свою реальную жизнь: он снова маленький, мама и папа стоят рядом и смеются, а Петрушка пускает воздушного змея. А вот тут школа, перемена после четвёртого урока. Нужно готовиться к контрольной по геометрии, а они с Андреем — другом детства — целуются в туалете. Его белые волосы и небесные глаза... А теперь авария. Мама и папа погибли. Петрушка на заднем сидении выжил. И даже отделался всего-то переломом ног, придавленных передними сидениями. Вот больница и штифты в костях. А вот крыша. Андрей бежит в слезах, а Петрушка уже сделал шаг. — Прощай, любовь. — Прошу тебя, нет!!! Но поздно. Теперь Петрушка здесь, внутри Крокодила. Этот кошмар — его наказание. Теперь оно закончится. Вдруг глухие удары. Кожа Петрушки уже переварилась, но сердце — сукин, блядский предатель — всё ещё бьётся. Оказалось, что умереть здесь не так уж и просто. Хруст. Но это не кости Петрушки — все его кости давно уже сломаны — это череп Крокодила. Вдруг свет. Брюхо животного вспорото. Нет, пожалуйста, только не Комэ! Петрушкино тело кто-то достаёт. Его пальцы тёплые. Это Аой. У Петрушки уже нет век, его роговица обожжена кислотой, и он не сможет сдержать слёз. Аой, зачем? Зачем ты спасаешь? Зачем хочешь продолжить мучения для несчастного Петрушки? Аой по частям вытащил все Петрушкины части из желудка Крокодила и разложил их в правильном порядке на песке. — Любимый мой, потерпи, пожалуйста. Всё будет хорошо. Ты справишься, я верю в тебя. Аой достал из кармана шприц и ввёл иглу Петрушке в аорту. — Что это? – как мог прохрипел Петрушка. — Крокодил. Сильнее, чем морфий. Сейчас станет тепло и перестанет быть так больно. Аой ввёл препарат и стал безудержно плакать над ранами Петрушки. Через несколько минут стало тепло, ощущение побежало от живота и разлилось по всему уцелевшему телу. Приятное покалывание ощущалось по обожжённой коже, потом Петрушка почувствовал его в руке, которая ещё минуту назад была отделена, но теперь снова приросла. Слёзы Аоя заживляли не хуже слюны Комэ. Зрачки сузились и началась тряска. Небывалая лёгкость и желание жить обуревали, чувствовалось даже что-то вроде счастья. Хотелось встать, расцеловать Аоя, бегать, прыгать, но скоро, как и всегда бывает, когда Аой рядом, снова захотелось спать. Аой закончил плакать: теперь Петрушка снова целенький и невредимый. Но, как и всегда, Аою пора идти. Он в последний раз крепко сжал руку Петрушки, поцеловал её и ушёл. — Почему ты не позвал меня? Петрушка вздрогнул от внезапного появления Комэ. — Я хотел умереть. — Сукин, ты, сын! Ты хоть знаешь, чего мне стоит поддержание твоей жизни здесь?! Я, значит, кормлю тебя своей плотью, забочусь о тебе, как могу, а ты хочешь умереть??? Меня скоро должности лишат из-за твоих выкрутасов, я тебя покрываю, а ты? А ты??? Я впервые благодарен этому мерзкому Аою, за то, что он спас тебя. Но ещё хоть раз я увижу его рядом с тобой, я изуродую тебя так, чтоб ты молил меня на коленях, чтоб я позволил тебе мучиться, как прежде! – Комэ ужасающе орал своим нечеловеческим голосом, так что у Петрушки развивались волосы. — Чтобы никаких "я хочу умереть" больше не было, ясно? — Да, Комэ, прости. Я люблю тебя, – Петрушка говорил тихо, монотонно и заученно. — То-то же. Он хорошо залечил тебя? — Вроде. — Иди, проверю. Комэ поднял Петрушку на ноги, взял за руку и перепрыгнул в тёмное сырое место. Тут горела одна свеча и всюду было множество замшелых книг. Они стояли на полках, валялись на полу и столе. — Где мы? – всё так же безучастно. — У меня дома. Комэ впервые пригласил Петрушку к себе. Не сказать, что этот жест был приятен, но лучше здесь, в безопасности, чем на других этажах, одному. Петрушке было очень плохо видно, но Комэ своими красными глазами видел всё, поэтому снова взял бедняжку за руку и повёл за собой. — Ложись. Петрушка лёг. Упал. — Да не здесь, придурок, это пол. На кровать ложись. На ощупь Петрушка нашёл кровать и лёг. Странно было ощущать под собой что-то мягкое и тёплое. Петрушке раньше казалось, что Комэ живёт в какой-нибудь лютой пещере, спит на камнях. Но Комэ оказался тот ещё нежный кот. Голое тело чувствовало шёлковые простыни, и казалось, что уже от этого можно получить оргазм, но всё было впереди. Комэ лёг сверху, и, вопреки обычному, он был лёгкий. Его свитер слегка покалывал кожу. Комэ поцеловал Петрушку под челюстью, потом шею, чуть не выгрыз кадык, но вовремя остановился и зализал царапину. Он стал вылизывать Петрушкино тело сверху-вниз, параллельно целуя и покусывая. Бёдра он искусал особенно сильно, до крови, до мяса, но зализывать не стал — пометил. Комэ ревновал. Он знал, что Аой лечит не хуже него, но всё равно стал зализывать тело Петрушки по новой. — Я ведь говорил, что мне нравится, когда ты меня трахаешь? Только ты, родной, только ты. И я не хочу делиться тобой ни с кем. Понял? — Да, Комэ, понял. — Умница. А теперь ляг поудобнее, я тебе отсосу. — Только не кусай, пожалуйста! Я очень прошу тебя, Комэ, умоляю... — Ладно-ладно, сладкий, не буду. Сегодня я нежный. Он спустился ниже и притронулся к члену языком. Давно у Петрушки не стоял. И Комэ очень льстило, что он снова стал причиной эрекции у этого несчастного мальчишки. Сосал Комэ всегда хорошо: без рук, брал глубоко, правда зубы ему мешали, но сегодня он постарался особенно, что даже не поцарапал нежную плоть. Петрушка кончил, и Комэ показал зубы, меж которых стекала сперма. У Петрушки она была почти прозрачная: от стресса у него развилась азооспермия — половые столовые клетки погибли, и Петрушка кончал семенной плазмой. — А теперь ещё разок. Сможешь? — Комэ, я устал, – но заметив, что лорд начинает злиться, Петрушка согласился. — Ладно, давай. — Умница моя. Комэ снял брюки и сел на член Петрушки. Комэ очень приятный, когда его трахаешь. Это единственные моменты, когда он открытый, и его можно не бояться. И вдруг Комэ заплакал. Его зелёные слёзы были густыми, будто он копил их очень долго. — Петрушка, ты должен проснуться.