06:41

День, когда Тецуро умер, Кенма помнит плохо. Хорошо он помнит день накануне. Он проснулся после обеда. Тецу был на работе, в их диалоге в Лайне висело 7 непрочитанных: Первое — в 06:41. [Ушёл, люблю тебя <3], — это он пишет каждое утро, Кенма никогда не понимал, зачем. Понятно же, что ушёл. Понятно же, что любит. Десять лет уже вместе. [Ахаха, смотри], — и следом три мема по Кодзукену. Куроо всегда их ему отправляет, потому что подписан на миллион фанатских групп, следит за комментами под видео, защищает его честь в Твиттере, даже админит какую-то группу в Дискорде. Они не особо смешные, но Кенма ответил: [лол]. [Пошёл на обед с Кондо-сан, взял тебе штрудель ;)], — это сообщение было последним, и Кенма написал: [спс]. Потом он включил комп и сел тестить игру, бета-версию которой ему прислали. Он рассказал бы о ней больше, но подписал NDA. Куроо пришёл с работы поздно, где-то в восемь или девять… Кенма не помнит точно, но было темно, потому что Тецуро, вернувшись и поцеловал его в макушку, включил светодиодную ленту, поставив у клавиатуры штрудель и чашку кофе. Кенма вспомнил о них только к полуночи, когда Тецу зашёл пожелать ему спокойной ночи. — Поваляешься со мной? — спросил он. — Не, — ответил Кенма. Он не отрывался от экрана, говоря это. Не смотрел на него даже. Получается, в последний раз он видел его лицо предыдущим вечером? Наверное. Он не может вспомнить. Куроо обнял его со спины, устраивая подбородок на плече. Кенма стряхнул его — мешал играть. Тецуро прикусил кожу на его шее — легонько, он всегда делает это легонько, это Кенма любит впиться зубами как следует, до красноты. Кажется, он буркнул что-то раздражённое, типа: «Вали уже спать». Кажется, Тецу в ответ посмеялся. Кенма играл до пяти утра, потом рухнул в постель рядом с ним. Обниматься не было настроения, и он положил между ними подушку, чтобы во сне Куроо не прижимался к нему. Когда он прижимается, становится жарко, наутро всё затекает. Нахуй надо. На следующий день Кенма снова проснулся после обеда — Тецу должен был быть на работе. В их диалоге в Лайне не висело ни одного непрочитанного сообщения. Кенма безразлично скользнул взглядом по старым. [Ушёл, люблю тебя <3]. [Ахаха, смотри], — и следом три мема по Кодзукену. [Пошёл на обед с Кондо-сан, взял тебе штрудель ;)]. Он повалялся в кровати, сонно проверяя соцсети. Заказал доставку: себе — на весь день, Куроо — на ужин. Пора было вставать и начинать как-то этот день. Дальше всё не то чтобы «в тумане» — глупое выражение, ни о чём. В тумане ничего не было. Просто слишком быстро, а потом — слишком медленно, а потом день кончился, и он понял, что ничем не занимался, ничего не сделал. Время просто куда-то ушло. Схлопнулось. Но перед этим было как-то так. Он зашёл в ванную и увидел Куроо. Он лежал на полу лицом вниз. Ёбнуло чем-то в грудь. На секунду стало тревожно, а потом он вдруг успокоился. Присел перед ним на корточки. Почему-то сразу понял, что он мёртв, но на всякий случай позвал его: — Тецуро. Коснулся предплечья кончиком пальца — оно было холодным. Он вышел из ванной и закрыл за собой дверь. Пошёл на кухню, поставил чайник. Непонятно было, что делать. Он достал телефон. Проскользнула мысль: «Надо позвонить Тецу, он знает порядок действий». Но он набрал номер скорой. Проверил в поисковике, правильно ли вбил цифры, потому что ему вдруг показалось, что номер не тот, он что-то напутал. Он ненавидел звонки. Обычно заставлял Куроо их делать. Покусал губы, собрался с мыслями и нажал «вызов». Разговор вышел странным. Он сказал, что умер человек, не называя имени. Его попросили представиться и сообщить адрес. Спросили, как он его обнаружил, проверял ли он пульс. — Нет. — Вам надо проверить. Надавите двумя пальцами на запястье у основания большого пальца. Возвращаться в ванную не хотелось, Кенма выждал несколько секунд и соврал: — Ага. Пульса нет. Диспетчер сообщила ему, что нужно дождаться приезда скорой и полиции. Закипел чайник. Когда в дверь позвонили первый раз, это оказался курьер. Кенма принял еду, расплатился, поставил её в холодильник. Снова включил чайник. Потом приехала скорая и полиция, они управились со всем быстро, минут за пятнадцать. Выдали ему справку о смерти, увезли Куроо. Кенма всё ещё понятия не имел, что делать дальше. Наверное, надо было позвонить его родителям. Своим. Их друзьям. Но они, подумал он, будут спрашивать, что случилось, а он не знал. Ему не сказали. Вроде бы, что-то говорили про вскрытие. Он разозлился, потому что Куроо поставил его в это положение. По-свински с его стороны. Он подумал: «Я никогда не должен был заниматься этой хернёй. Я должен был сдохнуть первым, и тебе бы пришлось это разгребать». Мысль эта не вызвала в нём ничего, кроме раздражения и усталости — той, что приходит заранее от перспективы заниматься чем-то энергозатратным и нудным. Он позвонил маме, рассказал кратко. Он приехала, обнимала его долго, со слезами на глазах. Это его тоже бесило. Именно она позвонила родителям Тецу, она написала их друзьям, она поехала с этой тупой бумажкой в морг. Сказала что-то про тромб — это не имело смысла. Куроо бегает по утрам, питается всякой зеленью, проходит медосмотры раз в год. Похуй. Он не хотел об этом думать. Спать лёг рано. Положил между собой и пустым местом в кровати подушку. Когда Куроо прижимается, становится жарко, наутро всё затекает. Нахуй надо. Утром пришёл агент из бюро ритуальных услуг. Кенма не понимал, почему должен этим всем заниматься. У Куроо есть отец. Его мать и сестра наверняка уже летит из Штатов — пусть они с этим разбираются. Но мама мягко сказала: «Вы же жили вместе десять лет. Ты его лучше всех знаешь. С самого детства. Знал». Агент был деловым и вежливым. Полным. Средних лет. Спрашивал какую-то хрень, типа, исповедовал ли Куроо какую-то религию? Имел ли он что-то против кремации? Что писать на мемориальной табличке: «Любимый сын, брат и супруг» подойдёт? Нет, не исповедовал. Не знаю, нет? Нет, мы не были женаты. Он говорил: выберите гроб. Разве его не будут сжигать? Его будут сжигать в гробу, посмотрите, вот буклет с предложениями нашего бюро. Есть дешёвые варианты, есть подороже… Он говорил: выберите ритуальный зал. Он говорил: вы доберётесь туда сами или поедете в катафалке? Принято, что близкие едут в катафалке с гробом. Он говорил: в каком состоянии было тело? Не волнуйтесь, наши гримёры приведут его в порядок в любом случае. Он говорил: в чём будем хоронить? Мы можем предоставить одежду, но лучше вы выберите что-нибудь из его гардероба. Он говорил: пожалуйста, предоставьте фотографию для портрета. Нужна траурная лента? Спрашиваю, потому что это отдельная статья расходов. Он говорил: мы всё сделаем сами, от вас ничего не требуется. Сочувствуем вашей утрате. Когда он ушёл, Кенма открыл шкаф, чтобы выбрать костюм. Нужен ли галстук? Наверное, да. Куроо обожает свои галстуки. Какой костюм он бы выбрал сам? Да какая разница. Надел бы он долбанутый галстук, как на работу? Нет, это будет странно. Плевать. Он выслал фото, которое стояло у Куроо в Лайне на автарке. Он поискал в интернете, что ещё нужно делать, когда умирает человек, но ничего полезного не нашёл. Ему звонил Бокуто, звонил Акааши, звонили все из Некомы — Кенма сбрасывал.

***

На следующий день он идёт на похороны. Многие плачут. Высказывают ему соболезнования. Кенма видит его в гробу. Он не похож на себя, особенно с такого ракурса. Кенма видит его нос, будто бы заострённый. Его волосы пригладили, и это выглядит глупо и непривычно. Его руки лежат на груди. Они странного желтоватого цвета. Кто-то говорит, что, если долго смотреть на них, то кажется, что он дышит. Кенма смотрит. Ему ничего не кажется. Все по очереди подходят к гробу. Касаются его. Прощаются или молчат. Он тоже должен подойти. Чувствует, что должен. Он смотрит, как мама Куроо трогает его лицо, говорит: «Тецу, мой сын, мой сыночек. Холодный, боже мой». Рыдает. Он думает, что она не имеет на это право. Что это всё как-то театрально, драматично. Он не может заставить себя подойти, не хочет касаться трупа. Он думает, что, наверное, все вокруг его за это осуждают. Наверное, он должен рыдать громче всех. Прощаться дольше всех. Сказать что-то вроде речи. Он ничего из этого не делает. Полный, деловитый и вежливый агент из бюро ритуальных услуг говорит, что урну с прахом можно будет забрать в течение трёх месяцев, но её отдадут семье, только когда будет место под захоронение. Хранить её у себя нельзя. Кенма думает: а нахера её хранить? Он оставляет родителей Куроо разбираться с этим. Когда он едет домой, в голове всплывают разные мысли — практичные, отвлечённые. Например: надо будет как-то ебаться с арендой самому, обычно этим занимается Тецу. Надо будет понять, как платить коммуналку. Интернет тоже подключен на имя Куроо. Ещё надо будет найти туториал, как пользоваться их стиралкой — он понятия не имеет. Он снова ложится спать рано, ещё даже не стемнело. Ему снится, что Куроо умер, а потом снится, как он просыпается и понимает, что Куроо жив. А потом он просыпается снова, и Куроо опять мёртв. Его подушка пахнет им. Его шампунем, парфюмом, дезодорантом — всем вот этим. Кенма думает, что запах этот скоро выветрится, и достаёт из шкафа пакет, в котором Тецу запечатывал свои костюмы, когда ездил в командировки. Он кладёт туда подушку и пару футболок, которые Куроо надевал, но ещё не бросил в стирку. В ванной он долго смотрит на его зубную щётку. Гель для бритья, крем от морщин, которых Тецу начал бояться после двадцати шести. Он как-то нашёл седой волос и запаниковал. Попросил Кенму его вырвать. Он впервые думает о том, сколько Куроо пролежал в ванной, прежде чем Кенма его нашёл. Обычно он встаёт в шесть, собирается на работу к семи. Значит, лежал он часов восемь. Лежал, пока Кенма валялся в кровати, залипая в телефон. Ему было страшно? Он умер сразу? О чём он подумал? Что было последним, о чём он подумал? Наверное, что-то типа: «Блять». От этого Кенме становится смешно, и он чувствует себя последней мразью. Включает комп, загружает игру. Играет весь день. Когда он идёт спать, его ноги вдруг подкашиваются. Он думает: «Тецу». Он думает: «Тецу, какого хуя, а?» И начинает плакать. Страшно, уродливо, навзрыд. До икоты, соплей, до боли в груди, до чугуна в голове. Он никогда так не рыдал — даже в детстве. Он завывает, свернувшись на полу, не может вздохнуть, не может подползти к запакованной в целлофан подушке. Он не думает даже — сил на это нет, мысли расплываются, но обрывки их сверкают иногда в голове. Так не должно было случиться. Это нечестно. Ему должно было исполниться тридцать — это слишком мало. Теперь Кенме исполнится тридцать раньше, чем Куроо, а это бред, это полный бред. Ему жалко себя — больше всего ему жалко себя, а не Тецу, потому что тот его оставил, потому что это Кенме теперь жить дальше, а он не хочет. Он не хочет, он бы прям сейчас в окно шагнул, но нет сил подняться. Его рвёт, и он снова начинает рыдать от того простого факта, что убирать ему это придётся самому. Но это Тецу должен заниматься уборкой, так у них заведено. Он думает: не хочу, не хочу, не хочу… Он думает: может, он как-нибудь оживёт. Они в середине истории, Тецу не может умереть, так не бывает с главными героями. Может, откроется какой-то портал в другой мир, и оттуда придёт Тецу 149, Тецу из параллельной вселенной, который потерял своего Кенму. Он будет немного не таким, как его Тецу, но это лучше, чем ничего. Может, у Кенмы появятся суперспособности, и он отмотает время назад и всё исправит. Может, изобретут какую-нибудь генетическую хрень, и из волоса восстановят его точную копию, и Кенме придётся учить Куроо быть его Куроо. Может, придёт полиция и скажет, что произошла ошибка. Позвонят из морга: он очнулся, когда его привезли, мы исследовали этот феномен, на похороны притащили манекен — поэтому он и был таким странным, на себя не похожим. Может, Кенма просто проснётся и поймёт, что это сон. Он рыдает, пока не вырубается от истощения. Просыпается, когда светает, думает: надо кому-то позвонить, так нельзя. Так невозможно. Но ему не хочется никого видеть. Не хочется, чтобы кто-то сидел рядом, утешал или обнимал. Странно, но даже Тецу ему видеть сейчас не хочется. Если бы он зашёл в комнату, лёг бы рядом, сказал бы терпеливо: «Я просто тут побуду, плачь дальше, это дико сексуально», — в попытке выудить из него вялый смешок, Кенма бы послал его куда подальше. Ему хреново. Физически хреново. Он лежит на полу в луже своей рвоты — засохшей, воняющей кислым. У него болит голова, жутко болит голова. Он проверяет время: 06:41. Открывает их диалог. [Ушёл, люблю тебя <3]. Думает: иди нахуй. Просто иди нахуй. Хочется даже не сдохнуть, а просто по щелчку перестать существовать. Чтобы это всё кончилось, просто кончилось. Он заползает на кровать. Кладёт между собой и пустым местом подушку. Когда Куроо прижимается, становится жарко, наутро всё затекает. Нахуй надо. Он думает: завтра первое число. Надо платить за аренду. Он понятия не имеет, как.