самый настоящий догги стайл

Бредли просыпается от терпкого запаха, что резко ударяет в нос, и дерганых движений справа от себя. Испуг, длившийся ровно мгновение, перерастает в некое подобие злобы. Какого черта этот щенок ублажает сам себя рядом с ним? В комнате темно и безумно душно. Бредли чувствует некое подобие тяжести в голове и подкатывающую к горлу тошноту. Хочется открыть окно, проветрить комнату и напичкать Макса таблетками. Ибо тяжелела не только голова, но и всё, что находилось ниже пояса. — Извини, я, — наглость щенка не имела границ, — я… я не могу это контролировать, — говорит он это какими-то урывками, словно кто-то моментами закрывает ему рот. — Молчи, — Бредли пугается своему голосу: хриплому и грубому ото сна и животного желания трахаться, — за умного сойдешь. Щенок что-то проскулил Бредли в шею и, кажется, кончил ему на брюки. Потрясающе. Дорогая ткань отлично впитывала и ужасно отстирывалась. Да и перед матерью стыдно как-то, а своими руками чужую кончу отстирывать он не намерен. — Блять, малой! — Бредли слегка отталкивает чужое тело, — сам отстирывать будешь. Макс что-то согласно мычит, хотя Бредли уверен, что щенок сейчас на все согласится. В темноте не видно абсолютно ничего. Он ориентируется чисто интуитивно и по запаху — где-то внизу сочащийся член с набухшей красной головкой и крупный узел у основания. Руками он ведет ниже и пытается нащупать горячее и влажное. Макс извивается, когда чувствует чужие прикосновения к животу и бедрам. Всеобщий дурман заволакивает обоих. Бредли чувствует смазку и напряжение вперемешку с болью от узких штанов. Влажными от жидкостей Макса пальцами он пытается разобраться с треклятой пуговицей. Это уже становится похожим на пытку. Щенок рядом неожиданно притихает. — Не дай бог ты уснул! — и действительно, Бредли что, просто так старался, растягивая пуговицу? — я рад за тебя, что ты кончил мне на ляжку, но мы взрослые люди! От недовольного шипения Макс прижимает уши. Кажется, ему больно. Бредли ощущает это где-то на уровне телепатии, поэтому быстрее стягивает штаны до колен. Снять не получается — Макс резво взбирается сверху и трется членом о мохнатый живот. Своим мокрым языком он пытается вылизать все лицо Бредли и попутно залезть в рот по самые гланды. Тело сверху настырно и поступательно двигается. Это начинает заводить пуще прежнего. Бредли кажется, что у него всё мокрое между ног не только из-за сочащегося смазкой члена. Нарастающий зуд в том самом месте и желание сделать то самое, чего он никогда в своей жизни не делал и даже не допускал мысли, пугает. Он хочет дать глупому щенку в гон. Раздвинуть, как сучка, ноги и чувствовать чужой узел глубоко внутри. Что же с ним делает этот пиздюк? С каких пор Бредли Снобберкраст Третий готов подставить жопу нелепому щенку без родины и флага? То, что он считал самым невероятным унижением всю свою сознательную жизнь, сейчас в эту минуту является самым желанным в мире. Но об этом он подумает завтра. Или сразу после уничижительного акта. Или утром. Или вообще никогда. Бредли приспускает белье и откровенно забивает на мысли. Самое главное сейчас лежит на нем, жалобно скулит в шею и водит своим членом по розовой шкурке на животе. Она у него нежная, теплая и чувствительная. Но явно не лучше его девственной кишки. — Малыш, — зовет его Бредли, даже не думая над тем, какое именно он употребил прозвище, — давай сделаем тебе приятно, станет легче, правда. Бредли вообще был удивлен, как парень смог в гон отсидеть день в колледже, а после просто потереться о его ляжку и кончить. Он мог называть Макса глупым псом, но Гуф никогда не был животным. В его голове всегда был вектор на разум, а не на животное начало. Активизируется возня. Бредли с трудом спихивает с себя Макса, чтобы лечь боком и намекнуть щенку, что сейчас произойдет. Члены в процессе пару раз соприкасаются, и Бредли чувствует очередную порцию горячей спермы. — Сейчас, подожди, — он заводит руку за спину и на пробу касается отверстия. Бредли не видит реакции Макса, да и он не уверен, что тот хоть что-то может рассмотреть в темноте. Тем и лучше. Гуф не увидит Бредли настолько мерзким. Униженным и слабым. Заниматься однополым сексом в роли принимающего же самый позорный сценарий. Но Бредли не чувствует ожидаемого ужаса унижения или слабость — только желание поскорее почувствовать чужой узел внутри и избавить щенка от страданий. Дырочка пылает огнем и неохотно принимает первый палец. Бредли в принципе не особо уверен, что сперма и естественная смазка сгодятся для качественного растяжения и безболезненного проникновения. Ощущения странные. Хочется поскорее избавиться от непонятной инородности и приступить уже к более конкретным и понятным вещам. Ему определено неприятно, но не больно. Больший дискомфорт приносит мысль о длительной растяжке, потому что Макс не думает останавливаться и кончает уже в хуй пойми какой раз. — Мне после тебя простынку выжимать придется, а кровать сжечь к хуям собачьим, — тянущую боль от второго пальца Бредли пытается унять колкостями, — ты вообще хоть немного отсекаешь происходящее? Хочется посмотреть в черные точки, рассмотреть каждую эмоцию на чужой морде и осознать масштаб пиздеца. Максу даже в гон было бы в жесткий ахуй видеть Бредли, который растягивает себе очко. — Понятно, — резюмирует старший, не получая ответа, — давай ко мне, только не промахнись. Неожиданное сопротивление и почти осязаемый в темноте протест отзывается в глубине души оскорблением. Что за хуйня происходит и почему щенок отказывается? Бредли притягивает его к себе настойчивее и вот-вот схватится за член, чтобы наконец-то вставили. — Я не понял, — это начинает раздражать, — тебе предлагают халявную пиздятину, а ты заднюю даешь? У тебя такое кредо жизни блять? Только под хвост давать другим кобелям? Ухватиться за член все же удается. Он предсказуемо горячий и очень мокрый. Лобковые волосы щетиной приятно щекочут руку, и Бредли уже ощущает свое превосходство и здесь. — Но тебе же больно будет, — невнятно проблеял Макс, шипя от грубой хватки на и без того чувствительном члене. — Чё? Руку Бредли перехватывает Макс, когда та уже почти направила головку ко входу. Минутная заминка, неловкая пауза, урчащий живот и очередная порция семени. В этот раз прям на мохнатые ягодицы. — Тебе будет больно, — в голосе звучит отдышка, но слова звучат громко и четко, — я… давай я нормально сделаю.