В платьях по капканам прыгать веселее

      Ника чуть смилостивилась, когда узнала от врача, что серьёзных травм ирландец не получил, голова немного потрещит — и всё. Однако потом она зашла принести извинения за Августа (запретив ему и Сергею даже думать о том, чтобы зайти в подсобку поболтать), и это вновь испортило ей настроение, которое она отправилась развеивать не пойми куда.       — Я начинаю понимать Варю. — Август посмотрел на сидевшего рядом Сергея как на предателя. — Тебя на пять минут без присмотра оставить страшно.       — Врезал и врезал, — встряхнул нывшие пальцы Август.       — Что дальше, против Волкова выйдешь вторым раундом?       — То есть тебе провоцировать его можно, мне — нельзя?       — Именно так.       — С чего?       — У меня всё под контролем, у тебя — нет.       — Я вижу, как у тебя всё под контролем. Грёбанные мужские паспорта добыть не смог.       — Тебе важнее быть мужчиной, чем быть на свободе?       — Что за тупой вопрос?       Они заткнулись, выпрямившись, при виде ирландца, прижимавшего ко лбу целлофановый пакет со льдом. Скользнув по ним взглядом, тот понял, что места на зелёном диване больше не осталось, и прошёл дальше, на выход.       — Эх, с детства тоже себе гетерохромию хотела, — мечтательно произнёс Сергей. И, помолчав, спросил Августа: — Здесь могла быть ваша шутка про то, где я и где гетеро.       — Он сейчас точно не в номере, — сказал, глядя в сторону двери, Август.       — Знать бы, не в каком.       — Шестьсот восьмом, — ответила Ника, державшая в руке ключ-карту. — Идём в гости к лепреконам?              Сергей поначалу отказывался «стоять на шухере», оставив таким образом Августа и Нику в гостиничном номере наедине. Но вопрос «Подумай, что страшнее: оставлять меня наедине с Никой или наедине с ирландцем и Волковым?» его сломал. С напутствием «Одна нога здесь, другая там» Сергей подкрасил губы и отправился терроризировать Волкова своим не поддающимся игнорированию присутствием.       Едва закрылись двери лифта (Август испытал слабое дежавю, нажав на кнопку шестого этажа), Ника не удержалась от вопроса:       — Почему он так уверен, что как только мы останемся наедине, тут же друг на друга набросимся?       — Ревнует, — снисходительно пожал плечами Август.       — Но он даже не смотрит на меня.       — Он и не тебя ревнует.       — Ааа, — протянула Ника.       — Безответная любовь очень изматывает, вот он и психует.       — Разве он не клеит Волкова при каждой возможности?       — А ты разве это видела?       Двери раскрылись. Август не спешил выходить, он ждал ответ на свой вопрос.       — Чего тормозим? — Ника шагнула к выходу, и Август перекрыл ей путь рукой, навалившись на двери, чтобы они не закрывались. — Мы же договорились, никакого…       — Откуда ты знаешь, что он клеил Волкова?       — Видела. Слышала.       — Когда?       — Вчера. Он махал ему рукой. Потом, когда ты уходил, ещё звонил ему.       — Звонил? С твоего телефона?       — Гостиничного.       — Что сказал?       — Мне обязательно эту гадость повторять? — поморщилась Ника.       Звучало правдоподобно. Номер Сергей знал, и что мог сказать выморозившего трепетную Нику, легко догадаться. Видимо, из-за этого они и поссорились на самом деле. Никто не хотел рассказывать правду — но и согласовывать враньё тоже.       Август вышел в коридор, Ника за ним. Шестьсот восьмой. Прежде чем Ника успела вставить карту в магнитный замок, из другого номера вышла главная сплетница Астраханской области.       — О, утро доброе. Андрей Иваныч ушёл уже, вы опоздали.       При чём здесь Андрей, когда они стояли на расстоянии нескольких дверей от сплетницы.       — Мы подождём, — сказал Август.       — Он надолго, я туда же иду. Арену будем осматривать, а то у них то потоп, то золотуха. Кстати, вам разве не нужно её проверить?       — Жанна займётся.       — Вы лучше с ней, Андрея Иваныча долго ждать.       — Я ему позвоню, спрошу.       Это обещание успокоило его собеседницу, и она отчалила вниз.       — Я же с ней сейчас доброжелательно общался? — спросил Август.       — У тебя такая жуткая улыбка была, я думала, ты её прикончишь.       — Вам всем не угодишь.       Ника открыла дверь в номер и сделала всего один шаг, Август почти упёрся животом в её спину. От её волос поднимался запах вкуснее гостиничного шампуня, в него хотелось зарыться носом, чтобы уловить всю полноту нот.       Дверь защёлкнулась. И Ника развернулась на пятках:       — Ты в чём меня подозреваешь?       — Я ни в чём тебя не…       — Да? К чему тогда были вопросы в лифте?       — Заметил несоответствие. Указал на него. Вообще-то у нас не так много времени.       — Поэтому говори прямо. Ты когда спрашивал, предполагал, что можешь услышать другой ответ. Какой? На что бы он указывал?       — Я так далеко свои вопросы не продумываю, — сказал Август и шагнул ей навстречу. Ника отступила со своего места, но ничуть не отступила с обвинительных позиций:       — Вы двое мне по-прежнему не доверяете.       — Мы плохо тебя знаем.       — Что ещё я должна сделать, чтобы вы перестали меня считать врагом?       — Ты слишком близко к сердцу воспринимаешь ПМС Жанны.       — Не смешно. Ты ничем не лучше его.       — Я буквально всем лучше его.       — Он честнее, он никогда не подделывал ко мне интерес. Ты же чуть ли не с высунутым языком на меня пялился, капая слюной. Но на деле ни разу не дотронулся до меня первым.       — А?.. — спросил Август, решив, что ослышался.       — Ты представляешь, насколько это противно? — обхватила себя руками Ника. У неё в глазах заблестели слёзы. — Когда кто-то делает вид, что ты ему нравишься, и при этом брезгует до тебя дотронуться?       Почему-то вспомнилась Варя.       — Я не брезгую, я скорее боюсь, — ответил он как бы им обеим.       — Боишься чего?       — У меня проблемы с самоконтролем, скажем так. Не в этом смысле, — поспешил уточнить он, заметив ужас на лице Ники. — Это очень… особенная травма. Обсудим потом. Что мы ищем?       Ника, помолчав, протёрла глаза большим пальцем.       — Документы, наверное. Вдруг я его знаю.       — Понял. Я возьмусь за ту кровать, ты за эту.       Кивнув, Ника молча полезла под подушку. Ей бы правда полегчало, если бы он воспользовался возможностью схватить её за обтянутую красными шортами задницу, доказав, что он очень даже хотел её касаться, причём настолько, что это мешало ему ясно мыслить? Будь он уверен, что прикосновение не закончится ожогом или обмороком, давно бы уже… Тут он задумался. Шлепок, по идее, совмещал в себе прикосновение и удар для сбрасывания заряда. Долбануть не должно. Или, наоборот, долбанёт ещё сильнее, как Варю и Сергея при отталкивании?       — Ты опять, — сердито сказала Ника, сунув руку под матрас.       — Продумываю научный эксперимент.       Резиновые перчатки. Вот что ему бы помогло. Но вряд ли получится переубедить Нику, что он к ней брезгливости не испытывает, если он ей скажет, что дотрагиваться до неё рискнёт только в перчатках.       Август направился к соседней кровати, постукивая себя кулаком по бедру. Пустой номер. Две кровати. Ника, в топике, в котором её груди было тесно, и шортиках, которые так легко соскользнут под пальцами, требующая, чтобы он начал её домогаться. И ему нельзя воспользоваться ничем из этого, вон, вокруг позвоночника назревал опять рой. Чем он заслужил столь изощрённую пытку?       Мысли его свернули в другое направление, когда он увидел стоявший у штор чемодан.       — Это вещи Андрея.       — Точно? Сверь трусы на всякий случай. — Август мрачно посмотрел на Нику, она довольно улыбнулась. — Не везёт Андрею на соседей.       — Может, наш лепрекон очень порядочный парень.       — Как минимум женщиной не прикидывается.       — Что непорядочного в том, чтобы подражать женщинам?       Август обошёл кровати, открыл шкаф, прощупал висевшую кожаную куртку, пошарил ладонью по верхним полкам — нашёл лишь знакомые по своему номеру подушки и пледы.       — Пойду ванную осмотрю.       «Запрусь там на пару минут, ты на звуки не обращай внимания».       Чёрт, ему же и себя трогать было нельзя. Когда всё это закончится, он приставит пистолет к виску Сергея и заставит выковырять «Стержень», пока тот не убил для него все удовольствия жизни.       Раковина чистая, две зубные щётки в стаканчике, два тюбика зубной пасты, один, захудалый, расплющенный, — совсем без надписей на русском, его ирландец привёз с собой. В тумбе с дверцей лежали гостиничные полотенца и рулоны туалетной бумаги.       — Людмила Каквастамовна!       Ника отлепляла от задней стенки тумбочки, которую пододвинула к себе, большой коричневый конверт-папку. Август поторопился заглянуть в вытащенные из него бумаги.       — О, мне такие же ваши фотки показывали.       Август забрал у неё всю стопку, присев на кровать. Первые два листа — личные дела на Августа и Сергея с фотографиями в углу анфас и в профиль. Зацепило его внимание то, что его лицо вырезали со снимков, изначально сделанных с другими целями, а вот у Сергея портреты были сделаны прицельно, уж не полицейскими ли.       Но он думать забыл об этих снимках, когда увидел следующую страницу. Он мгновенно узнал чертёж «рабочего элемента» «импланта» — одного из звеньев пытавшей его позвоночник машины. Дальше — заявка на патент… оформленная отцом. Чертежи и рендеры «Стержня». Точное описание принципов его работы.       — Что это? — спросила присевшая рядом Ника.       — Мой родной отец спёр мой проект!       И этот самый проект колол его электричеством, пока он не топнул.       — Быть такого не может.       — Это наши с Сергеем чертежи, — постучал по ним пальцем Август. Ника взяла посмотреть заявку на патент. — Я не знаю, как они попали к отцу, но мы весь последний год по ним работали. А он явился на всё готовенькое и оформил патент! На мою разработку!       — Вы ровно год над ними работали? — спросила Ника, перевернув лист.       — Тебе с точностью до месяца?       — До года. Заявка подана пять лет назад.       — Он оформил задним числом, как раз на то время, когда я свалил из страны. Теперь, когда он меня ещё и подставил, я точно не смогу доказать, что это моя работа.       — Я не думаю, что он так с тобой поступил бы.       — Какой же я клоун. — Август швырнул парик себе под ноги и обхватил голову. — Все хотели использовать меня из-за отца, отец хотел использовать меня ради себя. И все, кроме меня, преуспели.       — Семье нужно верить, — осторожно коснулась его плеча Ника.       — Никому верить нельзя, — крутанул плечом Август. — Если он думает, что так легко отделается… Нет, ни за что. Я прямо сейчас пойду и сдамся в полицию, пускай зовут разведку, оборону, спецслужбы — я им всё расскажу, огребут все.       — Сдаваться нельзя ни в коем случае, — погладила его плечо Ника.       — Какая разница уже, — уткнул взгляд в пол Август. Дебильное платье, дурацкие балетки.       — Ты через столько всего прошёл. — Поглаживания перешли в растирания. Чем дольше она говорила, тем теплее у Августа становилось в груди. — И ты держался молодцом, даже находил в себе силы веселиться. После того как с тобой ужасно обращались, ты со мной обращался хорошо, ты не вымещал свои страдания на всех подряд. У тебя больше сил, чем тебе кажется. Продержишься? Ради меня?       Желание захлестнуло Августа с головой, пошло оно всё, и отдельно пошёл этот «Стержень» куда подальше. Август подтянул к себе Нику и поцеловал со всей отдачей — сгорать так ради самого отвязного поцелуя. Она не отвечала, но и язык не оттолкнула. Тело наполняла приятная дрожь, на кончиках пальцев плясала щекотка.       — Подожди, — выдохнула Ника, мягко его отодвинув. — Мы же не можем…       Август положил руку ей на талию и почувствовал дрожь под ладонью — дрожь, от которой Ника прикрыла глаза и закусила губу. Ему снесло крышу окончательно. Впившись губами в её шею, он повалил Нику на кровать. Они оба дрожали одной дрожью, он это знал, он чувствовал, как подавался навстречу его прикосновениям обнажённый живот, наслаждался перетеканием щекотки с губ на губы и слабым потрескиванием воздуха.       Перехватив его руку, влезшую под топик, Ника прошептала:       — Нам нельзя.       — Мы пока ничего и не делаем.       И он понял, что сделает для неё. Поцелуи он спустил под топик, потихоньку их спуская ещё ниже и ниже, сходя с ума от взаимности желания, которое выдавало изгибавшееся тело. Он провёл языком над пояском шортов.       — Август, не надо, — простонала Ника, положив ладонь ему на затылок.       — Тебе понравится.       Он взялся за ремешок… и замер, услышав голоса в коридоре. К ним повернула голову и Ника.       — Нет, мне правда за неё очень стыдно! — громко каялся Сергей.       — Оставь меня в покое, стерва! — рявкнул ирландец.       Ника рывком села, выдохнув неразборчивое ругательство. Август машинально схватил с пола парик. Слушая перепалку, они суетились: Ника — запихивая листы в конверт, Август — натягивая помятое покрывало до того же состояния, что и у соседней кровати.       — Теперь ты мне должен извинение! — зазвучал голос Сергея совсем громко, у самой двери.       — Пошла вон!       Дверь вздрогнула. Ника прилепила конверт к задней стенке тумбочки и подвинула её под прикрытием воплей Сергея.       — Или что? Ты меня ударишь? Помогите! Женщину избивает приезжий!       — Кому ты нужна!       Август посмотрел в окно. Шестой этаж, внизу асфальтированная площадка. Разве что рассчитать прыжок и приземлиться на чёрную фигурку.       — Где же хвалёная английская вежливость?       — Иди нахер, я ирландец.       Ника раскрыла шкаф и подозвала жестом Августа. Они успели втиснуться за секунду до того, как пискнул магнитный замок, Августу пришлось чуть присесть, чтобы уместиться, но все неудобства компенсировала вжимавшаяся в него спиной Ника. Из крайней необходимости он придерживал её за живот.       Дверь защёлкнулась, Сергей больше не кричал — ирландец всё-таки смог его отодвинуть. Шаги прошаркали близко к шкафу. Бурчание под нос. Ирландец что-то скинул на кровать. Только бы не захотел убрать это на полку. Как вкусно пахли волосы Ники. Август поцеловал её шею и тут же получил щелбан по лбу.       И прозвучал самый прекрасный звук во вселенной: звук закрывшейся двери в ванную. Ника приоткрыла дверцу шкафа, и как только раздался скрип поворачивающегося крана, легонько выпрыгнула из укрытия. Пропустив мимо себя Августа, она под шорох воды закрыла шкаф. На кровати ирландца лежала пустая кобура. Он что, пистолет с собой в ванную взял? Уж не с ним ли и разговаривал. Параноик чёртов, чего он боялся в пустом номере.       Август крался к выходу, задержав дыхание, и выдохнуть смог, лишь когда обе его ноги оказались на ковре в коридоре. Сергей расхаживал туда-сюда у лифта, заложив руки за спину. При виде Августа и Ники он остановился. Выражение его лица сменилось с задумчивого на нехорошее. У него в целом что-то на лице изменилось.       — Какой интересный способ проверки оттенка помады, — сказал он, выразительно спустившись взглядом с шеи Ники до живота. Густо покраснев, она прикрыла отпечатки губ на животе сумкой, на шее — ладонью, и от смущения стала невыносимо хорошенькой.       — Мы по лестнице пойдём, — решил Август. — А то ты явно не в духе и…       — Ты арестован, — втащил его в лифт Сергей.       — Я… по лестнице, — робко сказала оставшаяся в коридоре Ника. Август её подбодрил, подмигнув. Он твёрдо решил, что пока они не закончат начатое, не расстанутся.       — Пять минут! — всплеснул руками Сергей. — На пять минут оставить страшно!       — Это самореализующееся пророчество.       — Какие мы умные слова знаем, ещё бы знали умные действия.       Присмотревшись, Август понял, что изменилось. И он сказал по дороге до номера:       — У тебя же оранжевая помада была.       — Я спросила у девочек, сейчас в моде нюд.       Август подождал со своим обличением до закрытия двери за их спинами:       — Ты что, прошляпил возвращение ирландца, потому что красился?       — Это надо было для плана.       — Жизненно необходимо, я бы сказал.       — Я, по крайней мере, свой долг исполнил. Увидел, как он ключ новый получил, и побежал грудью тебя прикрывать. А ты… Я так и знал, что обыск — всего лишь предлог, извращенцы вы с задержкой пубертатного развития.       — Ничего не предлог, — растянулся в кровати, утопая в сладком дразнящем предвкушении, Август. — Обыск был очень плодотворным.       — И?       — Во-первых, удар не единственный способ сбросить заряд.       — Я не хочу сейчас это обсуждать.       — Ток даже течь начинает по-другому.       — Не хочу про течки, переходи к обыску, если он вообще был.       — Обыск, — вздохнул Август. Воспоминание испортило настрой. — Ирландец реально ищет нас. Но не по заказу Вороновых. Ему нужен «Стержень», у него даже чертежи есть.       — Говорил тебе, в нашей команде одни крысы.       — Он добыл чертежи у отца. Чертежи и патент пятилетней давности.       — М?       — Кто-то в нашей команде слил ему всю нашу работу. И он срочно её запатентовал. Иначе это объяснить нельзя.       — Вот козёл! — ахнул Сергей.       — Я знал, что он от меня не в восторге, но чтобы настолько…       — В такие моменты я рад, что я сирота. Тебе могу лишь посочувствовать и… помочь в меру сил. — Август вопросительно посмотрел на него. — Не будем больше злиться и грустить. Сейчас нам нужно дружеское единение. И праздник. Заедим наши неприятности!       — Было бы хорошо, — признал Август, и его желудок тоже проголосовал «за» бурчащим воем.       — Что принести? За мой счёт. Вернее, за счёт Олега.       — Он в курсе, что он платит?       — Не откажет же он прекрасной даме на кассе.       — Этот может.       — Ты его не знаешь, — отмахнулся Сергей. — Под холодным панцирем он нежный.       — Сколько вы там суммарно друг друга знаете, минут десять?       — Моим тонким пальчикам много времени на то, чтобы влезть под панцирь, не нужно. Но мы отвлеклись. Что принести?       — Еды. Много.       — Ладно, позволю Олегу выбрать. А ты пока порядок на лице наведи.       Когда Сергей взялся за ручку двери, Август спросил:       — Что, не повесишь табличку «Нике вход запрещён»?       — Я подумал, и ты прав, я своим поведением толкнул вас в объятья друг друга. Мы ведь взрослые люди. Делайте что хотите. Главное, не на моей кровати.       — Ничего не обещаю, — широко улыбнулся Август.       — Зато я обещаю, что выкину вас в окно вместе с кроватью.