Я не всесилен , но тебя защищу

Какое знакомое ощущение. Холодный пот прошибает, как разряд электричества. Позвонки болезненно скручивает от боли и внутреннего страха. Сны - это место, когда вся грязь и демоны, даже, казалось бы, те, которые ты похоронил за семью печатями вылазят наружу и разрушают твоё сознание по частям, не оставляя ни единого шанса на восстановление. Вот и Серёжу этой ночью эти поганые демоны утащили на самое дно. Дно, о котором он пытался забыть, но с каждым днем оно подбиралось всё ближе, и он не мог не чувствовать его. Сначала это был тремор, потом навязчивые мысли, а после и панические атаки. Лишь во сне, закинувшись снотворным, а перед этим, хорошенько поработав перед компом, он мог найти покой. Но сегодня было в точности наоборот. Знакомые белые стены, обитые мягкой тканью. Оглушающая тишина и тревога. Снова он переживает это. Снова не может выбросить из головы эти поганые мысли. Постепенно сон путается с реальностью. Разумовский забывает то, что с ним было, есть и будет. Всё, что имеет значение - это одиночная палата в клинике. Сколько было пройдено вместе, и всё напрасно. Они знали друг друга во всех своих проявлениях. Волков следовал за Разумовским, даже когда тот проиграл своему альтер-эго. Дело даже не в деньгах. Любой здравомыслящий человек это поймёт. В конце концов, никто, даже самый отбитый наёмник, не станет соглашаться на работу с террористом, который без зазрения совести и сомнений поставит тебя на шахматную доску, как одну из фигур. Стоит учесть, что игра эта будет не на жизнь, а насмерть. Кто же мог подумать, что будет так сложно? Серёжа не мог даже предположить, не мог просчитать такого исхода. Он прошёл все стадии. Винил Птицу, винил Грома, винил Рубинштейна. всех, кроме себя. 5 пуль. Это был не он, не Разумовский. Но воспоминания слишком яркие. Будто сам Бог решил пошутить и силой вытащил Серёжу из потёмков его сознания и заставил смотреть, как Птица расстреливает Волкова. Это Серёжины руки, это его голос, его тело, но действия совсем не его! Это не он поднял пистолет! Не он спустил с предохранителя! Не он нажал на курок. Разумовский жмется ближе к стене, запуская длинные худые пальцы в рыжую копну волос. Почему именно сейчас всё напоминает о нем? Сергей жмурится, затыкает уши основанием ладоней, но всё равно слышит его голос, видит его образ. Из глаз медленно текут горячие слезы, покалывая ледяную бледную кожу Разумовского. Сейчас он слишком слаб, слишком уязвим и кожей чувствует когтистые лапы Птицы.Он рядом. Он шепчет что-то о их союзе, о том, как нужен Разумовскому. Но Серёжа сильнее. По крайней мере, он должен держаться. Ради Олега. Волков так старался, угождал, выполнял каждую прихоть. И ради чего? Уж точно не для того, чтобы Серёжа лишил его жизни. За все годы своей жизни Разумовский привык жить с вечным грузом своих собственных мыслей. Будто пчелы в банке, они бьются о черепную коробку, заставляя парня физически морщится от боли и обречённо покачивать головой в немой мольбе хотя бы о секунде молчания. Но ни Птица, ни собственная тревога и навязчивые мысли не слушаются. Сознание Разумовского вновь расколото на миллионы зеркал, и в каждом отражается Волков. А кто, если не он? Первое понимание о дружбе, поддержке, привязанности Серёжа получил именно от него. Первый и единственный друг. Их связывало даже нечто большее, чем дружба - незримая нить, которая впилась в кожу и уже слилась с кровеносной системой и помогала поддерживать жизнь в теле. И как же было больно, когда эту нить рвало расстояние и... Обстоятельства. Серёжа то и дело бросал взгляд на высокое маленькое окошко в стене, надеялся, что Волков придёт, заберёт, что он жив и всё ещё доверяет. Но холод в одиночной палате психбольницы давил, заставляя парня чувствовать себя невероятно маленьким, чем-то наподобие пыли под ботинками. Он знал, что не имеет права на жалость к себе, и если бы не мягкие полы и стены, то давно разбил бы себе голову, настолько он ненавидел себя, свою жизнь. И жалел, что снова поддался силе Птицы. Качаясь из стороны в сторону, он, как умалишенный, шептал сам себе пересохшими губами: -Подонок... Отброс... лучше бы ты умер. Лучше бы ты сгорел в том доме. Лучше бы ты нацепил на себя этот ошейник... Говорить громко нельзя, придут санитары. А собственно, Разумовский и не в состоянии громко разглагольствовать о собственной никчемности. В конце концов, во всем мире по меньшей мере тысячи людей, проклинающих его имя. В голове Серёжа прокручивает всю свою жизнь, останавливается на особенно ярких моментах. Первое знакомство с Олегом, первое совместное домашнее задание, первая ссора. Это всё кажется таким далёким, но одновременно родным. как и его отношения с Олегом теперь. Осознание их связи греет душу, а потом обжигает, оставляя после себя уродливые ожоги и последующие шрамы. 14 летний щуплый неприглядный пацан, внешний вид которого не спасают ни веснушки, ни красивые яркие рыжие волосы, сидит на траве и, щурясь, пытается разобрать текст книги. И не видит он не столь из-за яркого солнца, сколь из-за набегающих слез обиды. Да, снова задирали старшаки. Серёжа не тряпка. И он дал отпор, за что получил. и теперь периодически морщился от жгучей боли под глазом. Просто раздражало само его бессилие. Он же ничего им не сделал! Почему они решили, что имеют право так себя вести? Мысли о мести постепенно заставляли его кровь бурлить, поднимаясь выше и заливая зрачки глаз кровью. Пальцы непроизвольно сжались, едва ли не разрывая страницы книги. -Отпусти... Позволь я... Слышится противный, тихий, словно у змея-искуссителя голос. Птица. Серёжа знает, его альтер-эго сможет дать отпор. Он защитит честь Разумовского и других ребят послабее. Но какой ценой? Этот вопрос всё меньше волнует подростка, и он медленно опускает голову, будто побеждённый в этой борьбе боец. Рядом нет никого, кроме Птицы. Он единственный, кто защитит. Солнце палило так сильно, казалось, что он сейчас сгорит то ли от собственной ярости, то ли от этого яркого света. -Серый! Послышался бодрый голос рядом. -Эй , ты че уснул что-ли? Подъем! Олег пару раз пощёлкал перед лицом друга, а Серёжа. он будто оживился. Встряхнул голову, поднял взгляд наверх. Первое, что отметил парень, были далеко не пара новых ссадин на лице друга или само его неожиданное появление, а то, что Олег укрыл его своей тенью. защитил от солнца. Это глупо и по-детски , однако... Отчего глухая ярость так быстро отступила, а зрение стало чётче? Как странно... Волков плюхнулся на траву рядом с другом, небрежно оттряхивая потёртые карманы джинсовых шорт и что-то ворча под нос. -Блин , Серый, ты как всегда... Если Санька с его недалёкими друганами тебя достают - говори мне , а не убегай аж за жилой корпус. Почему я узнаю о твоих проблемах от других людей? Серёжа непроизвольно усмехнулся и почесал медную и блестящую на солнце макушку... Точно... Он и забыл , как Олег любит ворчать об этом. Всегда сильный , всегда пытается всё проконтролировать и защитить то , что ему дорого... -Серёж , тебе что , голову отбили? Подай хоть знак, что слышишь. Ты ж знаешь , с кем-кем , а со мной в героя играть незачем. - Уже с толикой волнения произнес Волче. Олег смотрел на друга взволнованно и как-то покровительственно. Один его взгляд говорил: "Только скажи - и им конец". Сам Волков хоть и был сильнее Серёжи, но всесильным он не был. В конце концов, он всего лишь подросток, который свято верил, что один в поле - тоже воин! Разумовский обернулся и внимательно осмотрел его лицо. В голову полезли непрошенные мысли и яркие картинки, на которых можно было разобрать только кровь, боль и людские страдания. Мальчик вздрогнул и в страхе сглотнул, слегка отшатнувшись. Всего секунду назад погода была ясной, и вот тучи начали неожиданно сгущаться, а на сердце стало тяжело. настолько, что стало тяжело дышать, а лёгкие заболели, будто у рыбы, брошеной на сушу. -Олег?... Боязливо произнес Серёжа, а после сразу же обернулся, почуяв присутствие того, кто всегда пугался силы и авторитета Волкова. Птица. Почему сейчас он ходит вокруг? Почему кружит, как степной орёл над добычей? Внезапно стало невероятно страшно. Вокруг будто рассыпались осколки стекла, и ни одного безопасного островка не видно. Серёжа сжался, глядя на Олега, глаза которого медленно темнели, а изо рта, словно у раненного солдата, текла кровь. Стоп. Раненного солдата? На белой футболке проступили пять кровавых отверстий. Нет. Нет. Нет. Нет. Трясущаяся рука потянулась к Серёже , а он даже шелохнуться не посмел. -Серёж ,это ты сделал... Серый , зачем? Почему , а? Почему ты , тряпка , это сделал?! Хриплый голос Олега стал повышаться, а слов, которые обычно разъедали всю нервную систему Разумовского, становилось всё больше. Вина тугим комом тошноты подобралась к горлу. Он виноват. Он сделал это. Он монстр. Мир начинает рушиться по частям. Образы безработного детства пеплом рассыпаются в воздухе, отравляя кислород. Он очнулся весь в холодном поту и выжатый, как лимон, будто не спал, а мешки ворочил. Распахнув тяжёлые свинцовые веки, Разумовский смотрит на Волкова, что с видимым волнением смотрит на Рыжего. Сначала можно было сказать, что Волков злится, что его драгоценный сон нарушен. В конце концов, стресса хватало им двоим, А учитывая военное прошлое и неспокойное настоящее, сон Олега, вероятно, был более хрупким, чем любое дешёвое китайское стекло. Однако наёмник вовсе не злился. Он волновался. Волков давно простил Серёжу и за Венецию, и за прочее дерьмо, в которое втянул его друг. Но необходимо уточнить: так это называл только Разумовский. Сам Олег же молчаливо цокал языком и просто помалкивал, не желая лишний раз заверять друга, что у всякого человека есть выбор. В случае Волкова это выбор - полюбить или выжить. Он осознанно выбрал полюбить. Осознанно выбрал рыжее недоразумение. Несмотря на грозный вид Олега, Серёжа нутром чувствовал эту нежность, захороненную глубоко в большой, тёплой и пушистой душе мужчины, которую, вероятно, можно было сравнить только с самой дорогой игрушкой детства. Она тоже будет приносить необходимое успокоение даже самому безнадежному пессимисту. Мозолистые пальцы Олега с трепетом, как бы невзначай, гладят плечи Разумовского. Невербальный способ сказать "я рядом". -Кошмар? Молчаливый кивок. -Птица? С силой стиснутая челюсть и еле видная хмурая морщинка на межбровье послужила для Волкова многозначительным ответом. Он и сам почти услышал этот мерзкий треск в душе. Треск надежд на спокойную жизнь. Пф , даже смешно. Спокойная жизнь. Да разве это для них? Им подойдёт перестрелка в казино Лас-вегаса или террор на центральной площади, но никак не спокойствие. Поймав на себе недоумевающий и даже укоризненный взгляд Сергея, который, по всей видимости, был недоволен этими смешками друга, Олег, наконец, отвлёкся от своих мыслей. Разумовский тут же открыл рот, чтобы бросить нечто едкое в адрес Волкова. Ему тут плохо, а он смеётся! Однако эта попытка так и не увенчалась успехом. Бурный нрав тут же был усмирён теплом чужого тела. Каждое их объятье было таким... Отчаянным... В этом просто прикосновении было слишком многое, чтобы считать это чем-то обыденным. Привязанность и ласка, страх и куча шрамов их совместного прошлого, которое имело место быть лишь в отражении их глаз. Иначе это просто табу. В его объятьях Разумовский вновь находил силы удержать Птицу в оковах собственной воли. Бешеное сердцебиение успокоилось, а тело расслабилось. Даже мысль о сновидениях уже не так пугала. Серёжа расслабился, но хватка на талии Олега стала крепче, будто тот боялся, что Волков куда-то ускользнет. Стоит ли говорить, что такое поведение друга вовсе не принесло Олегу успокоения? Вероятно, ничего в последнее время не приносило ему долгожданного и почти забытого комфорта. Да, Серёжа ему дорог. Слишком дорог. За него у Волкова действительно болела душа и всё тело. Он ведь был готов бросить вызов всему миру. И всё ради рыжего чудика. -Я не всесилен , но тебя защитить смогу... -Волче... Я не позволю... Не подведу тебя снова. Этот затруднённый ответ Разумовского стал окончанием их маленького диалога. Волков даже не вслушивался в смысл , ему было достаточно дрожащего голоса друга.