***
Одри поправила прическу и присела на скамью в беседке. Мягкое благоухание цветов приятно щекотало нос, а солнечные лучи гранями ложились на лица, которые словно не обращали никакого внимания на девушку. Она повернула голову в сторону подходящего мужчины. Леонард, побледневший от усталости и растрёпанный, сейчас напоминал не самый живописный памятник самому себе. Справедливость быстро оценила его внешний вид. Это связано с причиной их сеанса психотерапии? — Присаживайтесь, — пригласила она, указывая на скамью напротив. Разделял их небольшой декоративный столик. Митчелл присел, не спеша поднимать на аристократку взгляд. Сейчас ему стоит постараться расслабиться, верно? Им обоим так будет проще. Несколько секунд прошло в молчании. Но оно вовсе не было неуютным. Одри чувствовала, что Мистеру Звезде просто нужно некоторое время, чтобы более тщательно сформулировать свою мысли и морально подготовиться. По одному его взгляду и виду она ощутила, что это что-то крайне для него серьёзное. Кажется, он колебался. — Что мне делать, — проговорил он, — если я узнал то, что не должен был? Мистер Звезда вовсе не выглядел испуганным — значит это не связано с чем-то по-настоящему опасным. Если бы он правда хотел что-то забыть, он бы попросил её не о сеансе, а напрямую избавить его от определённого фрагмента памяти. — Это зависит от того, насколько эта информация важна для вас. — Она очень важна для меня. — Сказал он мгновенно, и даже чересчур быстро. Одри выждала несколько секунд, а после спросила, смягчив тон: — Тогда почему вы хотите её забыть? Леонард заколебался, даже не стараясь этого скрыть. Он не хотел забывать. И честно в этом признался: — Я не хотел бы забывать её. Но у меня есть ощущение, что другая сторона не желала, чтобы я знал это. — Он помедлил, подбирая слова, — Раньше я думал, что сумел разгадать его, но оказалось, что я был очень далёк от истины... оказалось, я не знал и половины... — На последнем предложении Леонард вновь помрачнел. Одри осторожно послала тонкие волны Умиротворения. — А почему вы считаете, что он не желал, чтобы вы узнали? Этот вопрос поставил Леонарда в тупик на некоторое время. — Вероятно, я казался ему недостаточно надёжным... мне всегда казалось, что будет момент получше, когда-нибудь завтра, и тогда я постоянно откладывал своё продвижение... Продвижение? Наиболее вероятно, что то, что узнал Мистер Звезда, также связано с потусторонним миром. Она на мгновение задумалась. — Насколько была серьёзна эта информация? — Я думаю, что очень, очень серьёзна. — Тогда, возможно ли... — Она отвела взгляд, будто вела непринуждённую беседу, — Что сокрытием вас пытались уберечь? Уберечь сокрытием? Митчелл опешил на мгновение. На самом деле, он даже не подумал об этом. Хотя это было достаточно очевидно? Леонард поджал губы. — Как бы вы себя чувствовали, если бы единственный человек, которого вы можете назвать другом, не смог вам довериться, взвалив на свои плечи слишком тяжелый груз? Груз, который мог бы сломать эти плечи... Когда Шут сталкивался с Амоном, с ним сталкивался Клейн. Несмотря на то, что Богохульнику дали отпор, и он уже давно не проявлял особой активности, у Леонарда всё ещё оставалось глубочайшее впечатление от Амона. Вероятно, если бы Мисс Справедливость сейчас достала монокль, у него были бы все шансы потери контроля... Но Леонард всё ещё не знал, что и думать. Он порывался назвать Клейна другом. Ужаснуться от того, с насколько сильными противниками он сталкивался. Но теперь Леонард даже не мог быть уверен, Клейн ли это был. Но Митчелл всё ещё помнил свершенную им месть... Помнил их путешествие в Зал Истины. Даже учитывая, что Клейн смог настроить себя и обращаться к Шуту как к отдельной личности, всё остальное, вероятно, он не мог подделать. Он всё также бормотал себе под нос, считал деньги и отпускал колкие комментарии... Настроение Леонарда парадоксально от его слов смягчилось. Одри смутно о чем-то догадывалась, но не спешила разглашать свои домыслы. — Вероятно, я была бы крайне этим огорчена. Возможно, это даже смогло бы вывести меня из равновесия. Но первым делом я бы попыталась спросить у него, чем именно он руководствовался, когда принимал это решение. — А если у вас сейчас нет возможности поговорить? Догадки Одри подтвердились. Скорее всего, Мистер Звезда сейчас говорил о Мистере Мире. Он узнал какие-то его сокрытые тайны? Может ли это быть связано с тем, что Мир говорил на одном из сеансов? Одри старательно подавила неэтичные мысли. — Я бы постаралась лучше разобраться в его действиях. Были ли у него дополнительные причины, из-за которых он решил выбрать именно этот путь. Соотнесла его действия и выборы, то, в чью пользу они были сделаны... и с нетерпением ждала его возвращения, не делая слишком поспешных выводов. Она верила, что у Мистера Мира было доброе сердце. И чем больше она с ним общалась, тем больше удостоверялась в этом. Конечно, она не знала его истинной личности, того, откуда он родом, и как проходила его "обычная" жизнь. Она не знала ничего из его прошлого. Но ей всегда казалось, что этот притворяющийся суровым человек прошел через очень многое. Вероятно, совсем в одиночку. Вполне возможно, что он сам предпочел вынести всё в одиночку, чем взвалить груз на плечи ещё и кого-то близкого. Леонард в раздумьях уставился на кустарники цветущих роз. После тяжело вздохнул. После того, как он высказался, ему определённо стало легче. Но глубокое желание продвинуться как можно скорее лишь сильнее укоренилось. Ему хотелось, чтобы на него могли положиться... — Большое спасибо, Мисс Справедливость. — Он выпрямился. — Что я могу предложить вам взамен за сеанс? Равноценный обмен, честный обмен — это то, что всегда приветствовал Мистер Шут. Одри улыбнулась, глядя на более спокойного, но всё ещё грустного Мистера Звезду. В её голову пришла спонтанная мысль и воспоминание. — Пожелайте мне счастья. — А? — Леонард удивлённо вскинул брови, совершенно не ожидая такой просьбы. Одри вновь использовала умиротворение, подловив Леонарда на мягкой, немного растерянной и удивлённой ноте, чтобы приободрить. — Просто пожелайте мне счастья. — Я.. — Леонард запнулся, моргнул, а потом продолжил, уже нормально. — Я желаю вам счастья, Мисс Справедливость. — Спасибо, Мистер Звезда. — Она слегка склонила голову набок, ярко и жизнерадостно взглянув на него. — Я уверена, что у вас всё будет хорошо, и вы сможете преодолеть эти трудности. Вот как работают способности пути Наблюдателя...? Леонард сидел в некотором ошеломлении ещё пару секунд. А после всё-таки улыбнулся уголками губ, и поднялся. Поклонившись, он покинул мир снов, вновь оказавшись в реальности. Сад продолжил жить так, будто этой встречи здесь никогда и не происходило.***
Лоэн был гораздо ближе сердцу Леонарда, чем Интис. Честно говоря, от Интисовских девушек его частенько бросало в дрожь. Они, безусловно, были красавицами, но их напористость... Поэт мотнул головой, стараясь очистить разум, и направился прямиком в Собор Святого Самуила. Ему предстоит много работы. Очень много.***
Тёмные облака в ночном небе клубились, мягко простираясь в даль. По горизонту рассыпались каскады ярких звёзд. Их мерцание нежным блеском ложилось на все поверхности. Леонард скрестил руки на груди. Уголки его губ были нежно приподняты, а взгляд устремлен вверх, в бесконечные мириады галактик, планет и вселенных. Сегодня небесный свод был как никогда прекрасен и ярок, словно им сегодня было разрешено рассмотреть каждую крохотную песчинку. Клейн тихо подкрадывается сзади, становясь рядом. Его шаги отдают шорохами в ночной тишине, и нисколько не укрываются от чуткого слуха поэта. Моретти аккуратно снимает шляпу, и его тёмные волосы трепыхаются на слабом ветру. Полуночный поэт нутром чувствует чужую компанию, но ничего не говорит, даже не поворачивается. Лишь в изумрудных глазах, кажется, сверкает пару лишних звёзд, будто рвущихся из самого его нутра. Выражение его лица становится более сентиментальным. Тело наливается чем-то вязким и тёплым, распространяясь прямо из сердца. Леонард поворачивает голову, чтобы взглянуть на юношу с пути провидца. — Неужели вы стали чуть более сентиментальны, чем раньше, Мистер Моретти? Вам, кажется, уже давно пора домой, к семье. Клейн лишь усмехается, изгибая одну бровь. — У вас, Мистера поэта, я могу спросить тоже самое. На эти слова следует незамедлительный, односложный и очень простой ответ. — Я сирота. Моретти несколько секунд кажется ошеломлённым, после чего извиняется. — Извините, я не знал. — Я понимаю, всё в порядке. — Он пожал плечами, будто это было обыденным делом, а затем удивлённо приподнял брови, ощутив у себя на плече чужую ладонь, словно провидец таким образом пытался приободрить его. — Моя семья переживает, что я не дружу ни с кем из коллег, потому что они до сих пор слышали лишь о том ужине, который устроил капитан. Если хотите, вы можете составить мне компанию в следующий раз. — Клейн покачал головой. — Моя сестра говорит, что я прекрасно готовлю. — Из его уст донёсся смешок. — Хах.. — Леонард пару секунд молчит, будто пытаясь понять, насколько правдива картина перед ним. Может, это всё сон? Или, и того хуже, сон, навеянный одним из его драгоценных коллег? Мисс Дейли? Но ничего больше не происходит. Клейн лишь молча стоит, смотря в глаза Леонарда. — Ну, если я не стесню вас, то обязательно как-нибудь навещу. Правда, не переживайте, всё в порядке. Они обмениваются ещё парой любезностей, а после расходятся. Кажется, со вступлением Клейна в Ночных Ястребов, стихи Митчелла начали с поразительной скоростью расти в качестве. Мысли слабо текли в его голове вместе с рассеянной улыбкой на губах. У него ещё столько времени. На самом деле он хочет сказать "у них", но не решается на это даже в собственных мыслях. Столько ночей, часов под алой луной. Тогда они ещё не знали, что на самом деле скрывается за этой красотой. Что если долго смотреть в бездну, она на самом деле взглянет на тебя в ответ. Обратит свой убийственный взор, и его одного хватит, чтобы уничтожить даже все воспоминания о тебе. Стереть саму твою суть раз и навсегда. Пальцы Леонарда судорожно сжимаются, впиваясь ногтями в светлую кожу. Поэт кусает губы, тщетно пытаясь заглушить подступающие к глазам слёзы. Его глаза широко открыты, будто он пытается разглядеть перед собой нечто иное, заглянуть за занавес кукольного спектакля, и увидеть настоящих актёров. Надгробная плита, холодный стылый камень, в котором не осталось места для жизни. Тень осознания мелькнула в глубине затопленного печалью и ужасом взора, и вместе с холодными каплями нарастающего дождя, поползли по спине такие же леденящие душу мурашки. Белые электрические блики прямоугольными гранями легли на побледневшее лицо. Леонард больше не шевелится, кажется, даже не моргает. Он закрывается от всех звуков внешнего мира. Вокруг него образовывается вакуум, и он не слышит, как рядом с ним плачет Меллиса, а её успокаивает Бенсон. Время обращается в вязкий серый туман и мокрый дождь. Он не может отчётливо сказать, как долго продолжается его затуманенное состояние — мгновение или вечность. Всё оборвалось во мгновение ока, не дав возможности опомниться. Он уходит лишь тогда, когда у надгробного камня остаются только брат с сестрой. Леонард не хочет стеснять их своим присутствием. Горький ком в горле сопровождает его всю дорогу до дома, не отпускает, точно став с ним одним целым. В его голову приходит до странности поэтичная мысль: За некоторые уроки приходится платить кровью. Почему он настолько слаб? И он ещё посмел называть себя главным героем, когда не смог совершенно ничем помочь! Так больно. Так стыдно. Так обидно, что нельзя передать словами. Воздух выбивает из лёгких, как от хорошего удара. Весь дом Митчелла находится в хаосе. Повсюду раскиданы скомканные бумажки, где-то разорванные, с подтёками чернил и солёных слёз. Паллез предпочитает тактично молчать. Но слыша, как комкается очередной лист бумаги, кажется, не сдерживается. Тихо вздыхает. — Сколько ещё ты будешь убиваться из-за этого? Ты уже видел, что бывает с теми, кто пытается вернуть мёртвых к жизни, и продолжает гнаться за ними. Леонард лишь сильнее сжимает пальцами стол, чувствуя, что ещё немного, и дерево под его рукой треснет. — Живи дальше, раз остался здесь, а не отправился в Царство Богини. Поэт поджимает губы, и по его щекам текут новые порции обжигающих слёз. Зороаст выдерживает паузу, а затем, уже мягче, продолжает. — Этот старый ангел думает, что твой коллега и капитан... хотели бы, чтобы ты шёл вперёд, а не зацикливался на них. Возможно, в Царстве Богини им даже лучше, чем здесь. Леонард некоторое время молчит, пытаясь собраться с мыслями. — Я собираюсь вступить в Красные Перчатки. — Мальчишка. Митчелл, кажется, может почти своими глазами увидеть, как старик вздыхает и качает головой, закрывая глаза. Леонард может даже уловить немного смутной грусти в его голосе, но у него не остается сил придавать этому значение. Теперь у него есть новая цель. Отомстить. Заставить этого гадкого полубога ползать по земле, умоляя о быстрой смерти. Единственная цель. Миссия за миссией, рана за раной. Люди мелькали перед ним день за днём. Враги, друзья — одно и тоже. Сплошные бабочки-однодневки. Леонард чувствует на своей спине сочувствующий взгляд капитана Соэста. Будучи новоиспечённой Красной Перчаткой, даже с подачек Сеземира, он не кипел желанием налаживать общение с остальными коллегами. В глубине его души таился страх. Стоило лишь на короткие мгновения вспомнить произошедшее, вспомнить такую дорогую душе компанию Терновник, капитана, Клейна, их мёртвые тела, ледяные надгробные плиты, удушье подбиралось к горлу легким комом, а сердце отдавало гулкими ударами в стенах грудной клетки. Оказалось, даже храбрейшие люди способны поддаваться страху. Он боялся, что всё закончится также. Боялся, что во второй раз всё может закончится также. Он снова не сможет ничем помочь, и будет лишь путаться под ногами старших. Красные Перчатки частенько задерживались в подвальных помещениях собора Святого Самуила, отдыхая, играя в карты и всячески развлекаясь после тяжёлых заданий и миссий. Леонард замер в проходе, держа в руках папку с какими-то документами. К нему неожиданно обратился один из его товарищей. Кажется, его звали Боб, если Митчеллу не изменяла память. — Леонард, верно? — Верно. — Названный удостоил небольшую компанию холодным взглядом, обернувшись. — Не хотите присоединиться к игре? — В их руках танцевали карты. У девушки, сказавшей это, были винно-рыжие волосы, и яркая улыбка, сейчас несколько натянутая. Они стараются приобщить его. Леонард прекрасно понимает это, но он кажется всё таким же абсолютно незаинтересованным. На самом деле, поддерживать такое бесстрастное лицо требует от него невероятных усилий. — Нет. — Он сразу же разворачивается, быстрыми шагами достигая двери, и спешно поднимаясь по лестнице, словно ветер подгонял его в спину. Леонард в очередной раз убежал. Пускай кожа расплавится и покроется волдырями, пускай будет больно, пускай раны заживать будут долго, но он больше не может допустить повторения того дня. И самый лучший способ добиться этого — не подпускать никого близко. Держать на расстоянии вытянутой руки, чтобы можно было дотянуться, но нельзя было обжечься. Синди нахмурилась, смотря ему в след. В воздухе повисло неловкое молчание и неприятная густота. Диалог, очевидно, оборвался слишком быстро. Девушка озадаченно повела плечом, и уткнулась взглядом в сидящего рядом. — Почему он... такой? — Задала она вопрос будто самой себе. Неожиданно, на её вопрос последовал ответ. — Перед тем, как его взяли в команду, я читал его документы о переводе. — Боб немного скосил глаза в сторону своих карт, избегая взглядов остальной команды. Подглядывать в документы новичков, на самом деле, было нормально, но не все вчитывались в них, предпочитая пропускать большую часть информации. Всё-таки, раз они были одобрены начальством, значит всё было в порядке. Это было чистое любопытство. Остальные члены команды Красных Перчаток вслушались в слова Боба, пока он допивал остатки чая. — Он перевёлся сюда из Тингона. Единственным, кто отреагировал, был Альберт. Его брови нахмурились, а в глазах заплескались подозрения. Он совсем недавно, по заданию, был в этом самом городе. — Неужели?... Боб неопределённо кивнул ему, словно подтверждая самые худшие опасения, а затем продолжил. — Некоторые из вас, наверное, знают, что не так давно там был инцидент с попыткой нисхождения дитя злого Бога. Теперь уже все Красные Перчатки напряглись, переглядываясь. — И эта ситуация случилась прямо в штаб-квартире Ночных Ястребов. Женщина, носившая проклятое дитя под сердцем, заявилась прямо туда. — Он сглотнул, перебирая карты пальцами, и пытаясь подобрать правильные слова. — Единственным выжившим на месте происшествия Ночным Ястребом оказался Леонард Митчелл, а его коллега и капитан были убиты вместе с несколькими гражданскими. Остальные Ночные Ястребы либо были эвакуированы, либо отсутствовали. После этого, как только он оправился от ран, сразу же дал прошение о переводе. Альберт потупил взгляд в пол, разглядывая деревянные доски. Синди отложила небольшую стопку карт на низкий столик рядом с собой, кажется, глубоко задумавшись. Это было не таким уж и экстраординарным делом, когда из всех в живых оставался лишь один. — Это не такая уж редкость. — Пробормотал Боб, ссутулив плечи, разрывая сформировавшуюся тишину. — Каким бы частым это не было делом, — Начала Синди, — Это не перестаёт быть ужасающим. Как только я представляю с собой нечто подобное... не знаю, справилась бы я. — Девушка покачала головой. — Наверное, ему просто нужно немного времени. — Она немного неловко улыбнулась. — Всё таки, даже учитывая то, что вступил он совсем недавно, заслуг у него уже больше, чем у некоторых из нас. Нужно наверстать упущенное, верно? Надо браться за задания. Альберт молча кивнул. Послышался шорох бумаги, и вскоре задание для команды было выбрано. Недавно объявившийся Апостол Желаний последовательности Бездны орудовал на окраинах Бэклэнда в районе Церкви Вечной Ночи. То что нужно для команды Красных Перчаток, когда Ночные Ястребы перестают справляться с ситуацией. Но, несмотря на их гладкую командную работу, пятая последовательность очень опасна. Им следует заняться соответствующими приготовлениями, прежде чем выступать. ... У меня есть тайна, Можешь ли ты сохранить ее? На одиноком кладбище Рафаэля завывал леденящий душу ветер. Ветки тонких, сухих деревьев, клонились вниз, точно кости. Клянись, что эту тайну ты сохранишь. Выражение лица Леонарда застыло, точно воск. Он тупо уставился перед собой, держа в одной руке лопату, а вторую судорожно сжимая и разжимая. Лучше спрячь ее у себя в кармане. Он осел на одно колено, откладывая лопату в сторону, а затем наклонился, хватаясь пальцами за края крышки гроба. Забери ее с собой в могилу. Леонард уверенно сдвигает её, и его сердце падает куда-то вниз, в чёрную, липкую, колючую клеть, обещая никогда не возвращаться на прежнее место. Если я открою её тебе, значит, я уверена, что ты, Никому не расскажешь об услышанном. Могила была пуста. Совершенно ничего. Лишь несколько уже сухих цветов лежали неподвижно, а их лепестки унёсли потоки холодного воздуха. Потому что двое могут хранить тайну, Только в том случае, если один из них мертв. Он долго стоял над раскопанной могилой, словно обратившись в каменное изваяние. Люди проходили мимо него один за другим, совершенно игнорируя этот вид. Клейн Моретти на самом деле жив. Леонард комкает одно письмо за другим. Мысли отказываются выстраиваться в предложения, а слова непослушно липнут к языку. Вопросы мелькают в голове один за другим, но все они кажутся ему слишком пошлыми и абсурдными, чтобы их задавать. Слишком личными, учитывая то расстояние, на котором его держал бывший коллега. Митчелл, за редким исключением, никогда не предпринимал активных действий чтобы сильно сблизиться с молодым провидцем, считая, что у них впереди ещё море времени, которое только и черпай ведрами. Это сейчас он четко осознавал, что всё может перевернуться и вывернуться наизнанку в любой момент. Тогда — нет. Тогда он был совсем другим человеком. Именно поэтому он так и не решился отправить письмо. Когда он сложил его, убирая в стол, на желтоватой бумаге было написано лишь одно слово: «Почему?»***
На нём красуется одеяние архиепископа. В душе... Метаются довольно смешанные чувства. Он испытывает невероятное предвкушение и одновременно страх. Страх перед неизведанным. Волнение, пробирающее до нервной дрожи в самое сердце. Холодный ветер бьёт в лицо, треплет волосы, убранные в низкий хвост на затылке. С высоты кафедрального собора он глядит на безлюдный город. Скрытый от глаз всего мира. Пустой. Чёрный. Бездушный. Мёртвый. И лишь кроваво-красная луна наблюдает за ним. Наблюдает пристально и нещадно. Зелье кажется красивым и притягательным. Оно сияет глубочайшей синевой, затягивающей, хватающей сердце ледяным оцепенением. Ему смутно кажется, что из баночки доносится голос. Едкий, тихий. Слов совсем не разобрать, как бы он не вслушивался. Если Леонард промедлит ещё немного, то его уже нельзя будет применить. Он глубоко вздохнул. Открыл крышку, просто сбрасывая её вниз. И опрокинул зелье в себя залпом, зажмурив глаза и мгновенно успокаиваясь. В горло проникает густой, жидкий лёд. Опаляет лёгкие. Заставляет задыхаться, как в лихорадке. На коже начинает проступать шерсть. Зрачки дёргаются, медленно обращаясь вертикальными и жуткими веретенами. От тихого шепота, то насмешливого, то упрекающего, толстый лед, который Леонард старательно выстраивал вокруг своих пугающих воспоминаний, захрустел под ногами, точно хрусталь. Над головой смыкалась пробирающая до костей адским холодом вода, заполняя давящей тяжестью легкие, отнимая голос. Ноги подкосились, и он упал на мраморный пол, едва удержав одну руку на перилах. Руку, на которой уже проступали когти. Да, возможно, это и вправду была плохая идея. В конце-концов, к какому бы варианту он не обращался, тот каждый раз неизбежно оказывался неправильным. Не то подумал, не так сказал, не то сделал, или не делал ничего вовсе. Все последние года его жизни были наполнены одними лишь сожалениями. О упущенном. О несделанном. О мёртвом. Ему хотелось сбежать. Вперед, куда-нибудь дальше от проклятого дня, от запаха металла, от мыслей в своей голове. И сокрытие теперь трещало по швам под его натиском, шипело со всех сторон потревоженной силой, но не отпускало и душило сильнее. Вонзившиеся под шкуру осколки воспоминаний лишь множились и мелькали вокруг нестройными, смешанными в одну кучу образами, окружали его плотным кольцом. Нечеткие обрывки фраз, смазанные клочки пейзажей. Он плотно сжал зубы, и вложил последние силы в руки, с трудом поднимаясь. Но боль становится только сильнее. Леонард чувствует, как из-под одежды начинают прорываться ещё несколько пар рук. — Шут, не принадлежащий этой эпохе, — воздух выбивает из лёгких, как от хорошего удара. — Таинственный правитель над серым туманом, о, Король Желтого и Черного, владыка удачи... Хочется произнести нараспев, но лёгкие будто сжимаются, не давая вздохнуть. Вслед за ними — горло. Поэтому последние слова больше походят на хрип и булькающее рычание, чем на членораздельные слова. Тишина. Может, Паллез был прав. Но Леонард не жалеет об этом. Совсем не жалеет... Закрывает глаза. И приятное серовато-белое свечение окутывает его нежным, таким желанным теплом. К которому хочется тянуться. Забрать хотя бы частичку и навсегда сохранить в себе, укрыть в сердце и больше никогда не отпускать. Хотя бы это он способен сохранить, если не был способен на большее. Боль медленно уходит. Мех исчезает, будто его и не было, а несколько рук, покрытых тёмной густой шерстью, втягиваются обратно. После них остаётся лишь рваная одежда. Он неверящим взглядом тупо уставляется перед собой, встречая перед собой такое знакомое лицо. На котором читаётся неподдельный страх и переживание, вперемешку с истинным шоком. — Клейн... — С удивлением Леонард обнаруживает, что слова больше не даются ему с трудом, а идут вполне легко, несмотря на усталость, как физическую, так и психологическую. Клейн был в ужасе. Казалось, каждый червь в его теле онемел от испуга, когда он, усталый и сонный, не пришедший ещё до конца в себя, увидел это. Его человечность всколыхнулась и поднялась огромной приливной волной, заставившей его опомниться почти мгновенно. Он бросился к Леонарду, даже не придержав шляпу, но беглый осмотр не выявил никаких травм, которые не подавил бы сейчас серый туман. Моретти вздохнул со смутным облегчением. Он абсолютно не ожидал, что его дорогой поэт решит продвинуться так поспешно! Леонард вообще в своём уме?! Ошеломлённый до глубины души Леонард, тем временем, кажется, как раз был где-то вне своего ума, смотря на Клейна таким взглядом, будто видит перед собой призрака. Клейну этот взгляд совершенно не понравился. — Леонард! — Позвал он, заставив поэта сосредоточить взгляд. Клейн не ощутил на нём никакой порчи, так почему?... А Леонард неожиданно почувствовал себя пристыженным. Это чувство заскреблось у него в горле, и он осел на холодную тёмную плитку, словно собака, которая в очередной раз не смогла выполнить команду хозяина и грустно опустила уши. — Прости... Клейн на секунду замер, и немигающим взглядом уставился на Леонарда. Его чрезвычайно бледное и болезненное лицо сейчас приобрело раздраженно-непонятливое выражение, и он аккуратно опустился на колено перед поэтом, а после приподнял обеими руками чужое лицо. — За что ты извиняешься? — За то, что усомнился... Новоявленный Бог нулевой последовательности поджал губы. — Единственное, за что ты мог бы извиниться, это за то, что подверг себя такой опасности. — Произнёс он сердито и серьёзно, но потом выражение его лица смягчилось. Руки Клейна потянулись к чужим плечам, и он обнял этого незадачливого поэта. Леонард, поколебавшись, обнял Клейна в ответ. Помедлил, сцепляя в замок руки за его спиной, будто пытаясь проверить, реальность это или всё же сон. Во второе верилось больше, а первого хотелось сильнее. Он уткнулся носом в его шею, а после прикрыл глаза, стараясь изо всех насладиться этим моментом. Внутри забурлило что-то горячее и тёплое. Нежное. Наверное, похожее на то, что он ощущал когда-то очень давно. Очень-очень. Ещё в Тингоне, который теперь казался лишь давно позабытой памятью о тусклом сне, пусть и наполненному множеством сладких воспоминаний. — Пообещай мне, что больше не будешь так делать. — Я больше не буду так делать. — Честно обещает Леонард. После слегка выпрямляется под недоумевающий взгляд. Подтягивает чужое лицо ближе. Клейн покорно подаётся ближе. И Леонард, приподнимаясь, аккуратно целует его в лоб.