Снотворное

      Корпорация с заботой относится к своим сотрудникам – особенно к лучшим из них.       В квартире Топаз, любезно предоставленной ей на время работы, воздух всегда свежий и очищенный специальными фильтрами – яркий контраст с родным домом, она всё никак не привыкнет, что утром можно глубоко вдохнуть и не закашляться, – техника самая новая и удобная, днём в жару всегда прохладно, а ночью тепло, почти что жарко, даже в сильные заморозки.       Но когда она видит, что место рядом опустело, ей становится непривычно холодно.       Очень хочется пить. Она протирает глаза и тянется к телефону на тумбочке. Сейчас глубокая ночь, и свет телефона, даже на минимальной яркости, режет сонные глаза.       3:20       Завтра – сегодня, то есть – выходной, даже если срочно вызовут, то точно не в такую рань.       Куда он делся?       Она с неохотой встаёт, вяло потягивается – не хочет быть бодрее, чем нужно, потом не уснёт – несколько раз зевает и нехотя встаёт с кровати. Накидывает на себя первое, что попалось под руку – его рубашку. Голой, всё-таки, ходить ещё прохладно.       Он, как она и ожидала, курит на кухне – как в самых клишированных мелодрамах, стоя у окна. Спасибо, что хоть брюки надел. Он стоит спиной и наверняка не заметил, что она зашла, иначе бы обернулся.       Она тихо подходит совсем вплотную и осторожно, едва касаясь, чтобы случайно не напугать, кладёт руки ему на плечи и встаёт на цыпочки, вытягивая голову вперед – он оборачивается, и она ловит его взгляд. Даже в темноте она замечает, что он выглядит бледнее обычного, но всё равно слабо улыбается ей.       – Вот ты где.       – Ты чего не спишь? – Авантюрин поднимает брови и подносит сигарету к губам, затягиваясь и выдыхая облако дыма. Топаз только сейчас замечает, как противно здесь пахнет. – Это моя рубашка?       – Я не разрешала курить твои вонючие сигареты у меня на кухне! – она обнимает его со спины и прижимается щекой куда-то в плечо. – Пойдём спать.       – Я не могу уснуть. Поспи без меня.       – Без тебя холодно, – она обнимает его крепче и льнет ближе. Так и правда становится теплее – не только снаружи, но и где-то глубоко внутри. – Кошмары, да?       Он молча кивает и отворачивается от неё, опираясь руками о подоконник и снова поднося сигарету к губам. Больше она ничего не спрашивает.       Топаз несколько отстраняется и опускает взгляд. У него на спине – сетка шрамов, грубых и глубоких. Она и раньше видела их мельком, даже трогала – интересно, не оставила ли она сама парочку? Он ведь даже в шутку просил её делать ногти покороче, а то на нём живого места не останется. Она отмахивалась и говорила, что он сам виноват.       Она не может сдержать смешок, когда вспоминает об этом, и тут же замолкает, когда опускает глаза и рассматривает его спину. Нетрудно догадаться, откуда взялись такие рубцы, и Топаз даже думать страшно о том, как это было больно и как тяжело заживало. Она не сильно боялась боли – привыкла, когда на неё шипят, царапаются и кусают, да и парочка шрамов от любимых питомцев у неё имелась, без этого никак – но это, разумеется, не шло ни в какое сравнение.       Она не может удержаться и проводит пальцами по одному из них – он тянется от плеча и до середины спины. В темноте почти не видно, но он темнее, чем кожа вокруг, а на ощупь – шершавый. Едва она проводит пальцами по краям, Авантюрин вздрагивает, и Топаз тут же убирает руку.       – Извини. Неприятно, когда трогают?       – Нет. Просто у тебя пальцы ледяные, – он смотрит на неё через плечо и хмыкает. – Без меня правда так холодно?       – Извини, – неловко повторяет она и снова нежно и осторожно обнимает его, прижимаясь щекой к загривку.       – Я же говорю, всё хорошо, – он тушит сигарету в пепельнице и кладёт свои руки поверх её, сомкнутых вокруг его пояса. – Тебе можно.       Топаз кусает щёку изнутри.       Интересно, Авантюрин кому-нибудь ещё хоть когда-нибудь такое говорил?       Помнится, однажды он сказал что-то колкое Яшме, когда она проявила чуть больше заботы – может, жалости? – чем Авантюрин позволял проявлять по отношению к себе. Даже ей нельзя, а Топаз можно?       – Если хочешь, можешь даже что-нибудь спросить. Я же знаю, что ты любопытная, – он улыбается.       – Это… не моё дело. – она неловко отводит глаза, хоть они и не смотрели друг на друга.       Разумеется, ей было любопытно. Рядом с Авантюрином она чувствовала себя так же, как когда видела на сайтах и в рекламе шок-контент под цензурой, но с очень броским заголовком. Сейчас, наверное, не самый лучший момент – она вообще не уверена, что для таких вопросов есть хорошие моменты, но…       Ей ведь можно. Только ей?       – За что… это? – она говорит тихо, как будто стесняется.       – Ууу, ну нет. Придумай другой вопрос. Я устану перечислять, – лениво отвечает Авантюрин. – Слишком медленный, слишком неаккуратный, слишком долго сопротивлялся, слишком громко кричал и вообще расплакался. Давай скажу короче – за всё, что угодно.       Топаз молчит в ответ. Не знает, что ответить. Только бы случайно не сказать, что ей жаль – он ведь начнёт закатывать глаза и плеваться ядовито-саркастическими фразочками.       – В последний раз у него было плохое настроение, а я не хотел, чтобы он ко мне лез. Я ему очень нравился. Я же красивый, правда?       Он поворачивает к ней голову и улыбается. Она встречается с ним взглядом и тут же отводит глаза.       – В последний раз?       – Ага. Я дотянулся до цепи, которая висела на стене.       Ну конечно. Про остальное она читала в новостях и его личном деле.       – И ты всё помнишь?       – Мне хотелось бы забыть, но я всё помню, – спокойно отвечает он, а потом фыркает и продолжает с иронией в голосе. – Только не проси сейчас рассказывать про все остальные шрамы по отдельности. Я, пока не попал к Яшме, их ни разу не видел, я не в курсе.       Она улыбается, подыгрывая его попыткам разрядить атмосферу, а через секунду вытягивает вперёд руку и показывает запястье, где на бледной коже наискосок виднеется тонкая белая полоска.       – А меня в шесть лет кошка поцарапала.       Он хмыкает и подтягивает к себе её руку, рассматривает, а затем его губы замирают всего в нескольких миллиметрах от её кожи.       – Можно?       – Можно.       Авантюрин касается её запястья губами и несколько секунд стоит неподвижно, а потом улыбается.       – Могла бы сказать мне, что дралась с тигром. Я бы тебе поверил.       Она смеётся и обнимает его крепче. Потом высвобождает одну руку и снова проводит по его спине, уже более смело, но так же осторожно, на секунду переводя взгляд на его лицо – проверить, не против ли он.       – Мне точно можно?       – Ох, Гаятра! Елена, они ведь уже зажили. – он наигранно закатывает глаза.       – Не вредничай. Мне важно знать, что тебе комфортно. – Топаз прижимается губами куда-то в его плечо. Он не возражает и молчит в ответ, опустив глаза, пока она оставляет лёгкие едва ощутимые поцелуи то тут, то там. – Ты правда очень красивый. Но я не… Не в этом смысле. Они совершенно тебя не портят.       Он улыбается, и они несколько минут стоят в приятной тишине.       Она нарушает её первая.       – Пойдём спать.       – Я же сказал, что не могу уснуть.       – Я не вернусь в спальню без тебя! – Топаз надувает губы. – Хочешь, я дам тебе снотворное? Или включу звук дождя на фон? Это помогает уснуть!       Он вдруг разворачивается к ней и улыбается.       – Нет уж. Никакого дождя.       Топаз притворно хмурится, а он притягивает её к себе и обнимает, чувствуя, как её руки обвиваются вокруг него в ответ и осторожно гладят между лопаток.       – Хотя бы пообнимайся со мной. Ну пожалуйста.       – Это я могу!       На Пир-Поинте солнце встаёт довольно поздно, но Авантюрин всё-таки увидел рассвет – первые его лучи – перед тем, как наконец уснуть. Наверное он всё-таки устал. А может быть, полусонный бубнеж Топаз и ленивые поцелуи куда-то в область его шеи имеют чудотворные свойства – он не уверен, почему именно, но в этот раз, впервые за долгое время, ему удалось заснуть спокойно и без кошмаров.