Начало/доработанная версия/

— Андрей, прибавь громкость?! Да не ты! Азовский, бля, не спи!? — жестом указал на него Дима, и тот без лишних слов выполнил его просьбу. – Леха, погоди, не играй пока! — крикнул он уже драммеру, и в тот же миг бас бочка стихла. – Чё лучше так? — Давай на четвертой, мне надо понять? Андрей пару раз ударил по струнам бас гитары. Громкость извлекаемого звука оставляла желать лучшего, как и сам звук. Дима поправил сползающую шапку, глядя то ли на Андрея, то ли на его басуху. — Ну, бля, играй уже так. Давайте четвертую с самого начала. – скомандовал он слегка осипшим от пения голосом и направился к микрофону. Андрей, не зная куда приткнуться, мерил шагами пространство между двумя усилителями. – Она еще и фонит, не вертись? Дома гнездо подкрути, чтобы не отходило? Андрей обречённо вздохнул и перестал подавать признаки жизни в принципе. Слесарь недовольно покосился на Диму, затем на не в меру весёлого Киту, который, наверное, согласился бы жить в этом сарае, лишь бы его комп был под рукой. Он бы и слова не сказал, даже будучи приклеенным задницей к стулу. Слесаря же достало переигрывать без конца четвертую тему, которая, судя по всему, нравилась только Диме. Последний, заметив это, сказал: "Ты же можешь техничнее вещи играть, тебе же несложно". Аргумент на Слесаря подействовал, — он спрыгнул с высокого подоконника и взял медиатор в руки. – Я тоже все понимаю, — продолжал Дима — но пока мы ее нормально не отыграем, хуй кто отсюда выйдет. Даже покурить, ты меня понял — обращался он к Андрею — К тебе это тоже относится — сделав акцент на слове "тоже", он перевел суровый взгляд на драммера. Тот, как обычно, сделал вид, что рассматривает сколы на железе. – Да я понял, Дим, не парься. – как мантру, повторил Андрей, давно уже сбившись со счета. Через полчаса непрерывной долбежки, иначе называемой четвертой темой, репетиция завершилась. К слову, так никто её и не сыграл. Дима был зол и вылетел из гаража на ускорении. Слесарь, пока он не слышал, бубнил себе под нос: да как ты заебал, Бетховен хуев. Я даже гаммы столько не играл. Когда все нагнали Диму, он пинал снег возле ближайших качелей. — Говно блядь какое-то. Он выпустил струю густого дыма, сделал еще одну затяжку и развернулся к остальным участникам, те смотрели на него в ожидании чего-то. – Кита, Леха, к вам претензий нет. – Точно? – Стопроцентно. – А, ну ладно тогда — лицо ди-джея вновь приняло флегматичное выражение, а драммер передумал запускать в Диму палочками. – А я не понял сейчас вообще? — начал закипать Слесарь, но Дима тут же его осадил. – А ты пойми...я хочу ее сыграть ИДЕАЛЬНО. – А ты ответишь, что я сбился? Хоть раз за сегодня я сбился? — на эмоциях Слесарь вытянул шею и бил себя в грудь. – Слишком простецкая партия, чтобы в ней лажануть. Надо быть пиздец криворуким.— намекал он на Андрея. – Класс, спасибо, бля, большое. Если ты сейчас хотел сказать, что я хуево играю, то тебе удалось. Андрей, скрестив на груди руки и закусив губу, буравил взглядом грязный снег. Обиделся. – Я этого не говорил. — В тоне Слесаря так и сквозила насмешка. Драммер лопал пузыри жвачки и краем глаза наблюдал за происходящим. Вмешиваться он не любил. Дима махнул рукой на Андрея, а затем устало добавил: — У нас три дня. Всего. Делайте, что хотите, но мы должны ее сыграть. Азовский, я к тебе обращаюсь.– он сосредоточенно глядел исподлобья, напоминая, готового в любой момент вцепиться в глотку, свирепого хищника. Взгляд его льдисто-голубых глаз мог подчинить своей воле многих. Но не Андрея, – тот вместо грозного волка видел лишь злую собачку. Прошедшая репетиция была в тот день первой, вторая из-за срочных дел была отложена на вечер. Дима основательно готовил группу к весеннему гигу. Он сам готовился не меньше: достать нашивки и титан – не жопу пальцем мыть. – Димон, я тут струну порвал, сгоняешь со мной до Серёги? — прервал затянувшееся молчание Слесарь. – Здесь сплэш в говно сбитый, у него же, наверное, возьму. Так что я с тобой. – обратился драммер уже к нему. Слесарь возражать не стал. Не то, чтобы он горел желанием слушать монотонное, как бластбит, нытье Лехи, а заодно с ним и альтернативно одаренного Киту, который, к бабке не ходи, увяжется за ними, но севший плеер в забитом пенсионерами автобусе пугал его больше. – Да мне после вас дома убраться надо. Хоть бы помогли что ли. И так от матушки отхватил. – запоздало ответил Дима. – Я честно не хотел блевать на холодильник.– вставил свои пять копеек Кита. – А под холодильник и на стены, видать, в твои планы входило. — подметил насмешливо Слесарь. Андрей пребывал в раздумьях, – шестерёнки с бодуна вертелись с почти ощутимым скрипом. Он не припоминал такого на прошедшей вписке. Помнил только, как Дима и Слесарь вытаскивали его с балкона, потому что его тело решило отключиться именно там, и еще немного помнил одного Диму, сидящего возле него на диване. – А чё, я это пропустил, да? — все-таки поинтересовался он. Драммер странновато усмехнулся: "Ну если б только это...". – Проспал — неожиданно резко начал Дима. – Ага, зато больше всех орал :"Меня не сносит, меня не сносит". – ехидно добавил Слесарь. – Шесть рюмок коньяка, пока, Андрей, пока — передразнил его в привычной манере Дима, но видя, как он с этого бесится, тут же перешёл на ласковый, доверительный тон и напомнил про гнездо. – Ладно, прикручу, если не забуду. Дим, дай, пожалуйста, сигу? — вместо ответа тот показал ему средний палец. – А я вот не курю, но если бы можно было курить пальцы, то я бы курил пальцы.— прокомментировал увиденное Кита. –Давай попробуем? — Слесарь, глянув на него сверху-вниз, поймал волну и решил, что настало время подключиться к Галилео – Доставай спички, давай руку?! – У вас там всё нормально, не? — драммер в недоумении косился на Киту, уже достающего коробок. Последний не столько его удивлял, сколько вгонял в ступор, и вот уже полгода он пребывал в перманентном ахуе. – Вот ты сыграешь эту тему нормально, будет тебе и сига, и коньяк, дальше там по ситуации! А сейчас нет. — настаивал на своём Дима. – Так он сам себе купит — сказал Слесарь, отвлекшись от попытки поджечь перчатку весьма ненадежным способом, а именно, кидая в нее спички. Дима над этим задумался. – Так ты же паспорт просрал? — уточнил он у Андрея. – Да я нашел, он... — начал было тот, но Кита его перебил. – У меня он был, я вообще хуй знает, как так. Просто смотрю, а у меня под столом Зыряновский паспорт. Кита, изображая святую невинность, разводил руками, хотя он сам же и стащил документ. Разумеется, шутки ради. Дима и Слесарь, смекнув, что к чему, одарили его саркастическими улыбками. – И чего он у тебя делал? — драммер смотрел на него с подозрением. С месяц назад тот развел его аналогичным образом. – Да, дела-а, господа присяжные — с наигранной серьёзностью протянул Слесарь и обратился уже к Андрею. – Ты будь с ним аккуратнее. А то так утром просыпаешься, а в дверь ломятся. В глазок смотришь, а там коллекторы. Хоба, а за спиной три кредита. – Ага — покачал головой Дима — а кто-то уже греется в Мексике. – А что вот, как Кита, так сразу махинации? Как ни пытался тот сделать обиженный вид, выходило откровенно хреново. Под квартетом не верящих взглядов он всё же сдался и театрально всплеснул руками. – Ладно, ладно. Хуй с вами. Мексика. Но тогда не просто "греется в Мексике, а греется в Мексике с тремя мулатками". – поправил он, четко выделяя каждое слово. – Сдался ты им, Мавроди херов — безразлично фыркнул Андрей. Он хоть и делал вид, что разговор его интересует, мысленно ушёл гораздо дальше пресловутой Мексики. Он думал о четвертой теме и о том, что не хочет ее играть. Ему нужно было сыграть песню, которую он почти ненавидел. Отличительной его чертой было феерическое упрямство и нежелание уступать. Если он чего-то не хотел, то ни за что этого не делал, ну разве что под дулом пистолета. Ему хотелось сказать: "Я не буду играть это дерьмо, оно меня бесит. В нем нет смысла, и вообще...", но развить эту мысль до конца он не мог. В словесной форме. Дальше был только Дима, который мог не проснуться, не окажись друзей рядом, и ванна его же крови. Был безотчетный детский страх, бинты и спирт, и почему-то каменно-спокойный Слесарь. Андрей запомнил Димино лицо в тот день, – полуживое с синеватым оттенком, запомнил и взгляд в никуда, когда, приводя его в чувство, бил по щекам. Пусть Дима и не хотел возвращаться, – его вернули. Его вообще никто не спрашивал. Задумавшись, Андрей не заметил, как начался снег, и чехлы от гитар теперь покрылись белой крапинкой. Несколько снежинок упали ему на веки, и он лениво смахнул их рукой. Дима, глядя на это, вспомнил, как он возмущался, что в холод его длинные ресницы мешают, и вообще: "глаза нахуй слипнутся, и я тут в сугробе подохну.". "И хуле до сих пор живой? Стоит тут, жвачное животное, мамбу жуёт.". Он улыбнулся краем губ и, сам того не ожидая, отдал Андрею свою едва подкуренную сигарету. Объяснил он это тем, что: "Перехотелось, и в горле что-то першит.". На улице в тот день было морозно для марта. С самого утра стояла пасмурная погода, и от этого люди на фоне серого пейзажа казались движущимися яркими пятнами. Андрей же буквально сливался с природой вокруг, а взгляд его и вовсе был синонимом слова тоска. Причем, он был таким независимо от настроения обладателя. Увидев, как он в попытке согреться переступает с ноги на ногу, Дима рефлекторно поежился. Единственным, кто холода не ощущал, был Слесарь. Он мало того, что был без шапки, так еще и с расстегнутым воротом. Кита, напротив, замерз больше остальных и первым стал намекать, что пора бы уже выдвигаться. – Мы, блядь, тут жить будем или пойдем? — пробубнил он неразборчиво в свой огромный клетчатый шарф.В тот момент он походил на желторотого цыпленка, и даже то, как он говорил, отчасти напоминало писк. Перспектива играть с замороженным ди-джеем никого не прельщала, и потому все стали расходиться. Слесарь отправился к знакомому за новым комплектом струн, – к слову, далеко не первым за месяц. Кита решил, что домой ему не хочется, и, как гласило древнее пророчество, увязался за ним, в дополнение к драммеру. В дороге он вещал, как ему жизненно необходим микшерный пульт, и уверял всех, что сможет купить его: "в мае, а хуле.". Откуда столько денег у вчерашнего школьника, никто не уточнял, однако спорить с ним не стали. Андрей и Дима шли теперь одним путём. И если первый пребывал в лёгком трансе, то второй, напротив, – включил режим суперсоника. Он в красках расписывал Андрею, как круто будет потом, когда они выступят на разогреве у Корн, как они "сто пудов переедут в Питер", и как Корн будут греть уже их. "Да, да, конечно, рок-н-ролл, все дела" - думал Андрей, но вслух соглашался с другом. Дима делал неосознанные жесты руками, описывая то, что ему особенно нравится. "Живой" — думал Андрей — "Это хорошо" — и улыбался отчасти своим мыслям, отчасти ему. Манера разговора и голос Димы постепенно еще больше вгоняли его в сонное состояние, но он был не против. Андрей мог слушать его болтовню хоть часами, его это совсем не тяготило. Иногда, когда какая-то деталь в рассказе привлекала его внимание, он оживлялся и включался в диалог. – Да ты гонишь? — вопросительно вскинул он бровь. — Нет, это серьезно было. Я клянусь, сам видел, как ее охрана уводила. – А как она их пронесла? Хотя стоп. – Андрей задумался.– Как ее вообще пропустили? Она же пиздючка ещё, ей тринадцать, вроде. – Так там не скажешь, даже я бы не понял. Ну типа мамина помада... – Сапоги старшей сестры – хохотнул Андрей. – Тебе обязательно домой сейчас? — Дима с надеждой смотрел на него. С надеждой, что он поможет разгрести завал у него в квартире. – Вообще...мне еще надо было...– выдумывать на ходу оказалось сложнее, чем Андрей себе представлял, и его речевой аппарат не справился с конструкцией сложнее "чик-чик-чик.". – Ой пиздишь, я же вижу – пиздишь. – довольно ухмыляясь, растягивал слова Дима. – Ты даже придумать нормально не смог, птеродактиль. – Да выспаться я хочу. Реально рубит. – Я думал, ты мне блин поможешь. А за еду ты работаешь? – Порубов, иди ты в жопу! — улыбаясь, отвечал Андрей — я хочу спать. — Он потер лицо рукой и зевнул. – Ну всё, Азовский, ты попал. Андрей не успел сообразить, как Дима уже зарядил ему снежком по шапке. Он не растерялся и стал отвечать ему сразу серией промахов, – Дима, как на зло, был гораздо проворнее и всё время уворачивался. Началась эпическая битва Синдел против Рейдена*. До их домов оставалось немного, – всего лишь маленький пустырь и спуск с заледеневшими краями. Скатились с него оба не совсем удачно. Дима проехал на локте, застряв им в чехле от гитары, и не будь он в зимней куртке, заработал бы растяжение. Он сидел теперь в снегу, засыпанный им же и отряхивался, Андрей стоял чуть поодаль и трогал рукой свой ушибленный нос. Дима снял шапку и потряс отросшими желтоватыми волосами, – капли растаявший влаги тут же блеснули на солнце. Андрей не смог промолчать. – Ты прямо, как леший, на солнышке светишься. Дима решил не медлить с наказанием и, быстро подскочив, стянул с него шапку. На ходу набирая скорость, он свернул в сторону своей многоэтажки. – Отдай, твою мать! Андрей бросился бежать за ним, – догнать его, благодаря гитаре за спиной, было проще простого. У подъезда Андрей вцепился в его гитарный чехол, отчего Дима едва не упал, но резко подавшись всем телом вперед, всё же смог его скинуть. – Да, Дима, блядь, отдай?! — на просьбы тот заливисто смеялся. – В последний раз спрашиваю! Тебе точно надо домой?! – Да, пожалуйста, отдай. Или я усну прямо возле твоего подъезда. — Андрей смотрел на него, как взрослый на ребенка, который достал своими выходками, но руку на него поднимать бесполезно. – Как хочешь, Андрей. Дима все же отдал шапку, но последнее сказал с выражением вроде "Ну и иди ты на хуй". Он явно был расстроен, но пытался это скрыть. Он вытер намокшую от снега скулу рукавом, глянул на Андрея, который, так и стоял без шапки и со стеклянным взглядом. – Я – возникла неловкая пауза — пойду, наверное. – Давай, до пяти тогда. Я специально позвоню за полчаса. – И чё ты теперь, как будильник? — улыбнулся Андрей, обнажив слегка зубы. – Ой, всё, иди ты нафиг. – Как ни с старался Дима держать лицо, улыбка наползала против воли. Андрей отправился к себе в соседнюю многоэтажку, так и не вспомнив про шапку в руке. Это напрочь вылетело из головы. Дома он быстро уснул глубоким и без сновидений сном, второпях укрывшись покрывалом. Мать могла за это отчитать, но ему было отчасти все-равно, а отчасти лень идти за пледом в соседнюю комнату. Дима, придя домой, успел поесть, через силу прибраться и даже поиграть на гитаре. Несмотря на то, что убрался он быстро, мусора, оставленного восемью его друзьями, не считая уснувшего Андрея, набралось на огромный черный пакет. Он удивился, как можно было откровенно засрать помещение за пять часов. Два раза звонил Слесарь, в первый: сказать, что взял струны толще на несколько миллиметров, чем были. Это было важным плюсом и означало, что звук можно сделать жирнее. Во второй: сообщить, как Кита подцепил "ничё такую даму" у подъезда. Статных вообще был удивительным человеком, ведь даже с его не самой привлекательной внешностью он постоянно обращал на себя внимание женщин, причем те ничего не просили взамен. Везло ему что ли. Вот ему, Диме, не везло. У него, не смотря на симпатичную внешность, если и была любовь, то обязательно несчастная. Конечно, он утрировал, но в тот отрезок жизни всё виделось именно так. Его не удивило бы внимание девушек к Лехе, к Слесарю, к Андрею, в конце концов. Последний и сам был похож на девчонку, но ведь подобное и тянется к подобному. Не зря на глэмеров, как мухи на говно, слетались тучи группиз. Всё это можно было объяснить, но. "Да и нехуй завидовать, порадуюсь за китайца." — перебил он свои же раздумья. Как только он взялся за гриф, мысли перешли к четвертой теме. Она была проще всего, что они играли в принципе, но вот Андрей никак не мог её одолеть. Один только ковер на RATM чего стоил, и даже Тишина в сравнении с ней казалась, по меньшей мере, рондо Моцарта. Что-то явно было не так, но в чем крылся корень проблемы? От таких раздумий пальцы напряглись, и мизинец больно скользнул по струне. Он ведь мог наорать на Андрея, как иногда орал на других. Заставить его вызубрить всё до последней ноты, заставить подчиниться. Но мог ли он так? Ответа он не находил, но понимал – поговорить им всё-таки придется, ведь до концерта осталось меньше недели. Он почти дописал новую тему, когда увидел, что стрелки часов ползут к без пяти четырём. Отложив гитару в сторону, он снял с полочки трубку и принялся "будить" Андрея. Дозвонился он лишь с десятого раза, и то не вышло бы без угроз. Он не любил подобного, но фраза "Я обоссу твой бас", работала всегда на отлично. И этот раз исключением не был. Дима обработал прокол в губе, который не вовремя начал саднить, упаковал гитару и, всунув ноги в кроссовки, двинулся на точку. Там, на удивление, все были в сборе, – даже заспанный Андрей. – ТЫ и не опоздал, охуеть — смотрел Кита из-под очков глазами с пятикопеечные монеты. – Да угрожали мне, вот и пришел. – А чё, чем угрожал-то? Чем? Чем? — Кита заметно оживился. – Тебе лучше не знать. — ответил, зевая, Андрей. Слесарь, переминаясь с ноги на ногу, хитро посмеивался в бороду. – Тобой поди, Игорь. – Я бы тоже им угрожал — ударник оторвался от рассматривания новых палочек, припомнив, как Дима пугал его тем, что запишет адский смех Киты на диктофон и будет этим пытать, пока тот не выучит сбивки. – А че сразу я? Чуть что, так сразу Кита, да? —ди-джей, уперев руки в боки, пошёл в очередное наступление. – Да булки расслабь, не тобой — Дима честно пытался не ржать и нормально выкрутить ручки — подключайтесь! Репетиция проходила идеально, даже бас Андрея не фонил, все песни с альбома, кроме четвертой, были сыграны. Как только дело дошло до нее, то вся идеальность исчезла, а место ей уступил полный хаос, дисгармония и бардак. И Дима в этот раз сорвался на Андрея. – Андрей, еб твою мать, ты что издеваешься? Ты, блядь, орешь надо мной что ли? – Нет, не ору — Андрей был раздражен не меньше, но говорил ровным тоном. – А я вообще могу тут жить. – высунулся из-за монитора Кита. – Чего?! — на него смотрели все в этот момент, а Леха буквально вжался в установку, не желая лишний раз связываться с орущим Димой. – Это я так…к слову. Ну, а хуле нет? — пожал плечами ди-джей. Слесарь, как обычно, предпочел наблюдать молча. – Что, блядь, тут сложного? А? Дима трясущейся рукой сыграл на своей гитаре партию Андрея, причем быстрее, чем нужно. – Что, блядь, тут сложного? — не унимался он. – Да иди ты нахуй! Андрей швырнул басуху об пол и буквально вылетел из помещения, матерясь от обиды и прихватив на ходу пачку сигарет из кармана Диминой куртки. Последний, поймав взгляд Слесаря, в котором ясно читалось: "Ну и что это сейчас было?", молча снял гитару и отправился следом. На улице по-прежнему было холодно, но Андрея, судя по тому что он вышел в одной тоненькой футболке, погода не волновала. Он стоял, прислонившись к стене и курил. – Молодец, еще и сигареты спиздил. – Жалко тебе что ли? — наигранно надменным тоном парировал он, наблюдая за тем, как пепел от тлеющей сигареты опускается на землю, и игнорируя стоящего к нему впритык Диму. – Ну-ка посмотри на меня? Андрей медленно, словно нехотя, выполнил его просьбу. Сказать, что это было феерично, — не сказать ничего. — Смотрю — тихо подытожил он, ощутив, как на шею ложатся тёплые руки. — Просто сыграй ее сейчас и все, я больше тебя ни о чем не прошу — в голосе Димы не было и намека на прошедшую вспышку гнева, он звучал успокаивающе, как несколько часов назад. – Пожалуйста, Андрей? И вдруг ему стало стыдно. Дима ни с кем из группы так не говорил, – как с ребенком, почти извиняясь. – Извини.– сорвалось с губ против воли. – Да не, Андрей...ты извини — Дима, нервно шмыгнув носом, отпустил его. – Я ее сыграю — Андрей сделал паузу, потому что говорить "для тебя" было бы, как минимум, странно. — И на концерте тоже сыграю. Так что всё... Норм? — он попытался улыбнуться, а Дима старался не думать о том, что гвоздей в крышке гроба всё больше. – Идем? — Андрей кивнул и затушил сигарету почему-то об свои джинсы. На этот раз все было действительно идеально в плане игры. Четвертая тема была отыграна впервые за историю своего существования без сучка и задоринки. Кита был счастлив, ведь, наконец, он переключил сэмпл. Конечно, вслух он не сказал, но даже для него две репетиции подряд гонять одну и ту же песню на повторе было жёстко. Слесарь, конечно, был рад, что: "О, боже, другие партии существуют, так еще и Рубль что-то новое принёс", но про себя отметил, что в поведении Димы и Андрея что-то изменилось. Первый этот и следующие два дня до концерта сбегал раньше всех, не желая оставаться наедине с лучшим! другом. Теперь после того, как они проговорили, Диму что-то в нём напрягало. Да и в себе, если быть честным, тоже. Ему хотелось поскорее выкинуть ненужные мысли из головы. Андрей же делал вид, что ничего не замечает, что ему все-равно, хотя было ещё больнее, чем в тот раз, когда Дима пытался свести счёты с жизнью. В мыслях всё вставало на свои места. Он постепенно обличал свои эмоции и чувства в слова, и это было страшно, – но не так, как подавлять их в течение полугода. На финальной репетиции напряжения не выдержал Слесарь и в перекуре напрямую спросил у Димы. – Ты что с Андрюхой сделал? Что ты ему сказал? – Ничего... Дима был озадачен: "А так ли это на самом деле?" — Честно, даже извинился. – Ты и извинился? Рубль, ты серьёзно?— изжелта-зелеными глаза, казалось, видели его насквозь. — Я попросил его сыграть хорошо. Больше ничего. Он сказал, — сыграет. – Ты про свою написал эту тему? Да? — теперь глаза блеснули подозрением. — Не отрицай — прервал он, едва открывшего рот Диму. –Так и есть, и что? — Легкая дрожь пробежала по спине. – Слушай, если тебе я не скажу, то вообще никто не скажет. – Нет! Молчи?! — Дима уставился на Слесаря широко распахнутыми глазами, по лицу расползалась эмоция страха. — Не хочу я об этом! Ну тебя нахер! — он швырнул окурок в стену и скрылся в помещении. – Вот ты дебил. И чё тебя Азовский покусает что ли? — спросил у облака Слесарь и пнул одиноко лежащую бутылку в снег. Вернувшись на точку, он решил, что порепетировать, судя по тревожному мерцанию лампочки, явно не выйдет. Не прошло и десяти минут, как его опасения подтвердились, – на районе накрылась подстанция. Благо с инструментами все было в порядке. Леха, правда, вообще не волновался, но для приличия делал вид, что переживает не меньше остальных, "нервно" заправляя темные пряди за уши. Админ, не долго думая, позвал его и Слесаря к себе. Не сказать, что они были большими друзьями, но у админа, как у старшего, всегда водился алкоголь. Кита впервые истерил возле своего компа, который на базе уже стал родным. – Да все нормально с ним будет, Кита, не ной. – Попытался успокоить Дима. – Ага, блядь, нормально. Мне его завтра на концерт тащить, а если в нем все слетело, мне же заново придется все сэмплы прописывать. Сука, меня еще и чуть током не ебнуло.– Возмущался ди-джей. – Нормально все будет, не ебнуло же. — высунулся из-за угла Слесарь, но запустить в него было нечем, и оставалось только промолчать. – Дааа–беда — сделал вывод из всего происходящего Дима, зашнуровывая правый кроссовок. Репетиция продлилась час из заявленных трех, так что за окнами ещё не начало смеркаться. Выходить из помещения, даже несмотря на то, что Андрея поблизости не было, Дима не хотел. Он нервничал, отчего руки заметно тряслись, и пришлось спрятать их в карманы. В воздухе стояла вонь с ближайшего завода, и Дима поморщился то ли от запаха, то ли от собственных мыслей. – Какого хрена именно сейчас это все происходит? — задал он вопрос вполголоса. Он резко тряхнул головой, думая, что это поможет избавиться от навязчивых мыслей. Не помогло. Его пугало то, что он чувствовал. Закатав рукав куртки, он внимательно всмотрелся в шрамы на руке. Да, тогда ему было плохо. И месяц назад ему было почти также, но почему-то Андрей, на этот раз он один, пришел вовремя. Дима успел сделать всего одну полосу, торопливо прикрыв ее рукавом кофты. Правда, через пару минут ткань уже пропиталась насквозь, и в воздухе отчетливо запахло кровью. Андрей, конечно же, это заметил, но комментировать не стал. В тот вечер он не оставлял друга наедине с собой, даже уснул на диване в гостиной, тогда Дима и ушел отдирать присохшую ткань от кожи. Он даже не сообразил, что Андрей, услышав, как он открывает воду, проснулся и все это время наблюдал за ним. – Ну и зачем ты это делаешь? — Диме стало стыдно, но он не любил оправданий, и потому в ответ лишь молча пожал плечами. – Если ты думаешь, что всем на тебя плевать, то продолжай. Только это не так.– сказав это, Андрей действительно отправился спать. Дима еще пару раз проходил мимо него, наблюдая, как он дремал, положив руку под голову. Так и родилась в его голове четвертая тема: "Мне девочка в синем платье рвет душу, я рву запястья… Никто не увидел, никто не узнал, как он, морально убитый, лезвие в кожу вонзал.". Конечно, все, что он чувствовал к ней, прошло, но оставалась пустота. Она болела, саднила, не давала покоя. Слишком много было с ней связано, слишком. Даже сейчас, когда он просто шёл по знакомой улице, ему было не по себе. К слову, даже гитара сейчас показалась тяжелой, и он машинально поправил ее. Андрей не хотел идти домой, он вообще никуда не хотел идти в тот вечер, а потому и двинулся по частному сектору, чтобы занять как можно дольше времени. Иногда Дима приходил в себя, и обычно это случалось на концертах. Это нравилось Андрею, – снова видеть его живым, а не полумертвой копией себя. Ему нравилось даже слушать его бредовые идеи о грандиозных шоу, которые можно будет устроить в будущем, о том, как они отправятся в мировой тур. Да еще много чего такого говорил ему Дима. Но Андрею не нравилось каждый раз, когда он не отвечал на звонки, вспоминать то, что уже случилось, и думать о том, что еще только может с ним произойти. Не нравилось, что даже полгода спустя он пытался повторить это дерьмо. Он не хотел видеть, как Дима страдает, ведь и ему становилось от этого больно. В такие моменты хотелось выть волком, чтобы эмоции просто иссякли. Чтобы внутри осталось мерзлое НИЧТО. Андрей со всей дури бил кулаками чей-то забор и ревел, – все равно людей поблизости не было. Он не мог ничего изменить, потому что Дима этого не хотел. Дима вообще убегал. Андрею приходилось играть четвертую тему, посвященную девчонке, которой было тысячу раз плевать на его лучшего друга, потому что он сам, лично попросил его об этом. Андрей понимал, что уже выдал себя с потрохами. И ему не было стыдно ни разу, – ему было больно. – Ебись оно всё нахуй!!! — заорал он, согнувшись и обхватив себя руками за плечи. Шмыгнув носом, он напрягся и замер. Сзади послышался шелест спортивок и тут же стих. Собаки за заборами вдоль улицы надрывались звонким лаем, о дерево позвякивали цепи. Рядом с его тенью в направлении закатного солнца возникла другая, повыше. Он задержал дыхание и ощутил, как опустилась на плечо ладонь. Знакомая, с печаткой на мизинце. – Ты? — попытался сказать Андрей, как можно спокойнее, но к глазам подступили слезы. — Андрей, я не должен был… то есть, понимаешь. Короче, не играй эту хуйню больше! – Дима тоже орал на весь частный сектор. – И вообще — он взял Андрея за руку — зачем так пальчики травмируешь? — Ты ж басист — последнее он больше выдохнул, чем сказал, а затем развернул Андрея к себе. – Да, блядь, я ревел.– Андрей вытирал глаза.Даже в таком состоянии он умудрялся выглядеть симпатично. Дима никогда не ловил себя на том, что на него засматривается. Он всегда любил смотреть на что-нибудь красивое, вот и списывал свои долгие взгляды на простую тягу к прекрасному. Однако, это было далеко не так. Сейчас он вспомнил, как Леха странно усмехнулся после первой репетиции. Дима тогда разрывался между желанием его заткнуть и ему же врезать. Драммер вечно оказывался там, где не следовало, и помнил то, что помнить вообще не стоило. На вписке, что была за несколько дней до этого, Андрей действительно отключился одним из первых, Дима и Слесарь отнесли его в комнату. Последний ушёл снимать с подоконника Киту, поскольку тот решил пройтись по карнизу в компании девушки. А два трупа –это уже слишком. В комнате, где расположили Андрея, валялся не в силах подняться с удобного кресла драммер. Алкоголь сильно подействовал на его не самый крепкий организм, и он уже минут двадцать вращал глазами в такт кружащейся люстре. – Андрей, блядь, ты уснул на муке. – Дима наблюдал попытки ненадолго вернувшегося в реальность другах вытереть лицо. – Не вертись! — смеясь, он вытерх рукавом остатки крупы с его лба. – Ты...Тони Монтана, опять весь товар в одно рыло...снюхал. Андрей что-то промычал, когда Дима рукой стирал муку у него из-под носа. На секунду тот замер, коснувшись верхней губы, и по инерции провел по ее контуру пальцами. Андрей открыл глаза и, насколько это было возможно, сфокусировал взгляд на лице напротив. – Спи, ладно? — Дима, словно обжегшись, тут же убрал руку и отстранился. Он надеялся, что Андрей ничего не заметил и потом не вспомнит, но после этого паузы в разговорах стали только длиннее, а взгляд Андрея внимательнее. Драммер тоже все запомнил, хотя и не сказал об этом никому. – Ну ревел да ревел, с кем не бывает. – Дима по-доброму улыбнулся. – А почему знаешь? – Андрей посмотрел на него внимательнее, отчего меж бровей образовалась складка. – Из-за меня. Из-за...нас. И давно? – Полгода где-то, может больше. А ты вообще, ты как к этому? — Ты – Дима подбирал слова –Ты очень мне нужен. Увидев Андрея в истерике, Дима даже не успел осознать, как его глубинный страх уступил место совсем иному. Он испугался за Андрея и не хотел, чтоб тот страдал из-за него. Видя его смятение, Андрей в успокаивающем жесте коснулся его щеки. Рука казалась Диме ледяной. – Я не спал потом еще долго. – Я так и понял — Дима прижался губами к его пальцам. – Болит теперь, да? — Костяшки были местами сбиты. – Немного.– В воздухе повисло неловкое молчание, пока Андрей завороженно наблюдал за действиями друга. Он не ожидал, что Дима может быть таким. Заботливым? – Чё, носатый, нравится? – Дима подошел к нему вплотную и, чтоб хоть как-то скрыть неловкость, стянул с него шапку. – Ты чё творишь, придурок? Андрей пребывал в замешательстве ровно до того, как Дима подался вперед и накрыл его губы своими. Растерявшись, он ответил не сразу, но в целом это никак не меняло ситуацию. – Я не придурок. – не открывая глаз, зачем-то пояснил Дима. На это Андрей лишь лениво кивнул, задевая носом его горячую щёку. – Я просто стесняюсь.