Дитя, умершее в огне

— Ты должен ее остановить, — взмолилась сенатор, когда джедайский истребитель Оби-Вана приземлился на ее балкон, и мужчина поделился печальными новостями. Многие джедаи пали жертвами пугающего своим масштабом приказа 66. В их числе были и самые юные. Оби-Ван видел запись чистки внутри храма, а виновницей и исполнительницей роли палача, стала его бывшая ученица. Теперь его долг джедая велел ему убить любимую девушку, тоже говорил магистр Йода. — Где она? — спросил джедай. — Энакин сказала, что будет в системе Мустафар. Это ужасно! Все то, что она сделала, но это не просто так! — женщина заломила руки. Кажется, она не собиралась что-то говорить, но иные аргументы закончились, и она сказала: — она беременна, Оби-Ван. Все эти видения... они не только о тебе, она боится за дитя, которое носит под сердцем! Твое дитя. Падме не плакала, все слезы она пролила, оставшись в одиночестве после ухода Энакин утром. — Почему? — севшим голосом сказал Оби-Ван, — почему... я ничего не знал? — Неважно! — воскликнула Амидала, подходя ближе и протягивая руку с флешкой Кеноби, — Лети скорее! Тут ее координаты. Только ты сможешь отговорить Энакин от глупостей, на которые она решилась! Оби-Ван быстро обнял сенатора за плечи и кинулся к своему кораблю. Только серый плащ взметнулся за спиной. Под рев двигателей истребитель приземлился на широкую платформу при старом заводе, переделанном Сепаратистами под базу. Яркие кроваво-красные отсветы лежали на плитах. Оби-Ван наблюдал, как тоненькая фигурка девушки медленно, неуверенно подошла ближе. Джедай ничего не говорил, молча стоя у истребителя. Энакин остановилась на почтительном расстоянии и обхватила себя руками. Они долго, наверное, целую вечность, стояли, ожидая каких-то действий друг от друга и ничего не предпринимали. Оби-Ван не выдержал первым. — Энакин! — окликнул он ее и подошел ближе. — Да, Оби-Ван? — дрогнувшим голосом откликнулась Энакин. Оби-Ван увидел, как на лице, захваченном из тени алыми бликами, болезненно выделялись скулы, как запали глаза, какой бледной стала кожа, как горели румянцем щеки. Энакин была больна, это было видно, но, тем не менее, она была готова к борьбе. — Для чего ты прилетел? — снова спросила она. — Я хочу, чтобы ты одумалась и поняла, что совершила ошибку. — спокойно и дружелюбно говорил Оби-Ван. Энакин была, как напряженная пружина, готовая сорваться в любую секунду. Возможно, другая, окажись она на месте новоиспеченного ситха, плакала бы или закатила истерику, но Энакин готовилась к еще одному убийству. — Я не совершала ошибок. А вот тебе лучше вернуться туда, откуда ты прилетел. Ты находишься в опасности, а я обязана буду тебя убить. Улетай сейчас, я сделаю вид, что ничего не было. — Энакин... — Оби-Ван покачал головой. — я до конца не хотел верить, что это действительно ты, но... — Да, это я! — с вызовом бросила девушка, — а что? Стой, стой, не говори. Магистр Йода желает моей смерти. Я права? Молчишь? Потому что я права. Члены Совета давно хотели от меня избавиться, но я успела первая. — Энакин, ты не в себе?! — воскликнул джедай, — ты несешь чушь! От тебя никто не собирался избавляться... — А как ты меня нашел? — перебила его Энакин, хмурясь, — о том, где я, не знал никто... кроме Падме. Значит, она? — Падме беспокоиться за тебя. Она хотела, чтобы я поговорил... — Дура! Разве она не могла понять, что джедай не договориться мирно с, — Энакин замялась, — с ситхом! — докончила она. Оби-Ван колебался, не решаясь сказать, сделать то, что должен был. Энакин представляла опасность и не признавала свою неправоту. — Энакин, опомнись, — попросил он последний раз, — улетим отсюда вместе, только пойми, что Палпатин не прав. Отринь учения ситхов. — Палпатин — святой человек! Он поможет мне создать безопасное будущее для моего ребенка! По иному я не могу. Я бы не отдала свое дитя, — рука Энакин скользнула на едва выступавший из-под туники живот, — джедаем, которые отправят его на войну, когда он только научиться держать в руках меч, умирать за трусов-сенаторов и стариков из Совета. Тут Энакин поняла, что в гневе, медленно заполняющим всю ее, проговорилась Оби-Вану о своем положение, которое так усердно скрывала несколько месяцев. — Да, я ношу дитя, — продолжила, не смущаясь, она, отвечая на незаданный вопрос. — Но это не важно. Ты хотел драться? У тебя приказ от Йоды? Так дерись, я все еще сильна. Обещаю, буду достойным противником. Энакин фыркнула. Незаметно в ее руке оказался световой меч, в следующую секунду, она его активировала. — Я не хочу с тобой драться, — повторил Оби-Ван, но, заглянув в глаза девушке, тоже схватился за меч. На джедая глядели янтарно-огненные обезумевшие глаза разъяренной кошки, сменившие цвет с голубых. — Я не буду с тобой драться, любимая, — сказал Кеноби, блокируя неожиданный выпад Энакин. — Да ну? Энакин оскалилась. На белых зубах заиграли алые отсветы. Она отпрыгнула назад и присела, готовясь к новому удару. — Знаешь, я совершенно не сожалею о юнглингах в храме, — злобно ухмыльнулась она, дразня джедая, — было забавно их убивать! — Энакин расплылась в улыбке, видя, как взволновался Кеноби, — Вступай в бой! Жизнь за жизни. Она рассмеялась, когда Оби-Ван прыгнул, вытянула руку вперед, мощным толчком Силы отбросив противника к стене базы. Легкой походкой, словно шла по подиуму, Энакин двинулась к Оби-Вану, лежащему у стены. Джедай встрепенулся и встал, превозмогая боль, притянул Силой меч к себе и встал в защитную стойку. От клинка ситха разлетались мелкие искры и шел жар там, где он соприкасался с металлом платформы. Скрещенные клинки. Синий с синим на фоне оранжевого. Энакин не соврала, когда сказала, что будет достойным противником. Она держалась на равных довольно долго. Размениваясь ударами и толчками Силы, ситх и джедай прошли через всю базу, Энакин подталкивала Оби-Вана к трубам, перекинутым через лавовую реку, но сейчас выдыхалась. Она все сильнее открывалась, все реже атакуя, но ее противник не мог решиться нанести последний роковой удар. Они снова обменялись ударами. Энакин крепче сжала зубы, напрягая все мускулы, чтобы устоять на ногах. Теперь уже она отступала. Противник наносил точные, идеально выверенные удары, отринув все эмоции, просто исполняя долг джедая. Он толкнул ее, призвав Силу, и Энакин отлетела, ударилась спиной об какие-то металлические трубы и упала, но тут же подобралась, как кошка, и начала отступать. Ее лицо перекосилось неожиданной болью, а все движения сделались скованными. Через несколько шагов ноги ее подкосились, и Энакин пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Она находилась в максимально уязвимом положении, чувствуя, как гаснет жизнь внутри нее. Оби-Ван не атаковал, в нерешительности стоя неподалеку и наблюдая, чувствуя смерть, стоящую рядом. — Энакин? Энакин! — окликнул он противницу, которую едва держали ноги. Она яростно крикнула что-то нечленораздельное и прыгнула, крепче ухватившись за рукоять светового меча. Это и стало ее роковой ошибкой. Оби-Ван одним взмахом клинка поверг девушку вниз. Ее крик и нецензурная брань пронзили загрязненный воздух Мустафара. Она безумно смотрела на обрубок руки и орала от боли, мечтая только прекратить эту пытку. Энакин лежала на краю широкой платформы, сражающиеся на успели отойти, перебравшись через лавовую реку. Она скрежетала зубами, грозясь раскрошить их в порошок, уцелевшей металлической рукой она подтянула себя ближе к краю и последним рывком бросилась вниз, покатавшись по черному песчаному обрыву к лаве, обещавшей верную смерть. Оби-Ван только смотрел, отключив световой меч, на бывшую подругу, ничего не предпринимая. Он остолбенел от того, что сделал сам своими руками, но знал, что поступил правильно. Надеялся, что поступил правильно. Через несколько минут морок спал, Кеноби отвернулся и быстро зашагал к своему истребителю, намереваясь побыстрее убраться с этой планеты, похожей на огненный ад. Несмотря ни на что, Энакин не умерла у берега лавовой реки, как бы того не желала. Всем своим существом она чувствовала смерть. Кто-то умер внутри нее. В ней что-то разрывалось, она кричала, но и крик не отражал страданий, испытанных ее в эти часы. Она мечтала жить всем телом и душой, желала чувствовать себя живой, двигаться, смеяться, любить. Жить она все еще хотела, но не так как проживала мгновения, тянущиеся как часы, понимая, что будущего у нее нет, а в построенной ее Империи не будет жить ни она, ни ее дитя, которое она даже не успела назвать. Но сейчас она бы предпочла смерть для прекращения боли. Когда прилетел спасательный шаттл, она уже потеряла сознание и не могла видеть разочарование учителя, страх и отвращение перед тем куском обгорелого мяса, в которое превратилось когда-то здоровое, сильное и по-своему красивое тело. Палпатин сохранил невозмутимость и спокойствие, но внутренне проклинал всех и вся, услышав, что Энакин потеряла ребенка. На это дитя возлагались огромные надежды. Его потенциал чувствовался еще в утробе матери, но девочка не сохранила этот дар, отправившись в огненный ад за славой человека, закончившего войну. Энакин захрипела, впервые за несколько часов подавая признаки жизни. — Ненавижу, — прошипела она сквозь пелену боли, — Кеноби! — и отключилась снова.