Bad blood

Ада совсем перестала спать. Марбас теперь являлся ей и в настоящих снах, постоянно что-то нашептывая на ухо — в последний раз она даже очнулась от боли в области шеи и обнаружила на коже следы от когтей. Ей было противно от себя. Противно от своего тела. Так, как не было никогда. Лучанская старалась избегать и брата, что требовал объяснений ее поведению — депрессивно закрывалась в спальне, запирая дверь со словами, что приболела и не хочет его заразить. Ведь она, действительно, была заражена. Вот только не простудой, а бесовским наваждением. Она толком и не ела — не могла заставить предавший ее организм питаться. И вот, через несколько дней Ада уже сидела в гримерке, пялясь на себя в зеркало. Бледная, осунувшаяся, с явными следами бессонных ночей под глазами. Анна, гримерша, что-то ворчала, нанося консилер жирным слоем, но Ада ее не слышала. Ее взгляд был прикован к облаку тени над своей головой. Меченая. Но хуже было не это… не то, что она просто сходила с ума. Хуже было то, что больше всего на свете она хотела увидеть Влада, хоть и не знала, явится ли тот и сегодня. Так что, когда дверь открылась, Лучанская порывисто обернулась… в надежде. Но это оказались Чацкие. — У Марбаса тридцать шесть легионов духов. Я как чувствовала, — с порога бросает Лия, плюхнувшись на стул рядом с Адой. Бедная гример, вроде бы слышавшая в этой жизни все, вдруг перекрестилась, а Чацкая в ответ показала ей язык. — Это не хухры-мухры, между прочим. Удачненько Череватый в свое время вздернуться решил. — Лия, — хмуро осек ее мрачный энтузиазм Лев. Он считал себя экспертом в самых разных сферах эзотерики, но еще ни разу не сталкивался с бесом такого крупного ранга. Методы борьбы с ним отличались от борьбы с обычными демонами, но… Лева вдруг с удивлением обнаружил, что про Марбаса известно слишком мало. Как будто бы вся информация и была подтерта самим демоном. Про Марбаса заговорила Лия. За время, прошедшее с прошлого готзала, брат четырежды вытаскивал ее в реальность — Лия бродила по параллельным мирам, настойчиво напрашиваясь на встречу с демоном-львом. Один раз пересеклись. Лия сейчас щеголяла с тоненькой, едва заметной в гриве золотых локонов, прядью седых волос. — Что Лия? — праведно возмутилась она. — Это же пиздец! — Чацкая подняла руку, повторяя контуры сгущающейся над Лучанской тьмы. — А, ты же не видишь… Блять, да где этот ваш Череватый, когда он так нужен? — Боюсь, что Влад здесь не поможет, — устало признался Лева. Быть гонцом с плохими новостями не хотелось, но пришлось. — Пока все выглядит так, как будто Марбас… планирует сменить тело. — Это неважно, — голос Ады звучит безжизненно и глухо. — Он меня не получит. Уже получил. Она же чувствует, как его демонические лапы касаются ее пульсирующей души, на которой живого места не осталось — вся исполосована до открытого мяса. Гниет, сочится гноем. Страшно, липко и мерзко. Лучанская не выдерживает — берет свой телефон и строчит Владу: «Ты придешь сегодня?». «Ты мне нужен». «Пожалуйста». — Я… — Ада выдыхает и прикрывает глаза. — Я не знаю, что делать. Знаю только то, что не хочу… всего этого. — Да кто же хочет? — резонно поинтересовалась Лия. — Просто, боюсь, тебя никто и не спросит. Лева кивнул, соглашаясь. Однако сам факт из биографии Череватого, что перед знакомством с, как теперь уже стало известно, Марбасом он полез в петлю, заставил Чацкого всерьез забеспокоиться за Аду. Но в гримерке воцарилась звенящая тишина, когда в нее вдруг ворвался Череватый — собственной персоной. Лия окликнула его своим уже традиционным «Йоу, бро!», но Влад посмотрел на нее так, что даже неугомонная Чацкая прижухла. Бросив свои вещи, Влад, так же поспешно, как и вошел, покинул гримерку, скрываясь в коридорах особняка Стахеева. — Видел, у него руки обожженные прямо? — глухо поинтересовалась Лия. — Как будто к печке прижимался. — Боль может пробудить сознание и помочь избавиться от контроля демона, — предположил Лева, встревоженно косясь на Аду. А у Лучанской все органы словно слиплись и сжались в липкий тугой ком, когда она его увидела. Она тут же подскочила и, бросив Чацким что-то о том, чтобы не ждали его, рванула за Владом. Еле перебирая ногами, нагнала его только почти у самого входа в готический зал. — Влад! Влад, пожалуйста, подожди! Ее с головой накрыл стыд за то, что произошло, но девушка продолжала упрямо стоять на своем. Ею воспользовался демон, но Череватый в этом… не виноват. — Я тебя умоляю, стой! — взмолилась Ада, хватая его за рукав. — Доигралась, блять? Может, Влад и рад был бы сказать, что это вновь Толик — не-Толик — берет его под контроль, но нет. Это он, именно он, шипит на Аду самым ядовитым тоном, на который только мог быть способен. — Хотела этого, гребанная ты дура?! — Повернулся все-таки. Хотел бы злиться и на себя, но злости настолько много, что не может себя сдерживать. — Хотела? Получила. Все блять. Это пиздец. А потом вдруг срывается, сжимает ее плечи и выплевывает в лицо: — Ты понимаешь, что я, мать твою, тебя не спасу?! — Влад… — сипит Ада, пока ее нижняя губа предательски дрожит. — Я не хотела этого, я хотела тебя… А внутри все болит, надувается, как при воспалении, кровью обливается. Так страшно ей ещё никогда не было. Но дело совсем не в демоне… Дело в том, что она боится его, Влада, потерять. — Я теперь тебе противна?.. Пожалуйста, скажи, что нет, потому что плевать мне на Марбаса и его козни, я… Черт, как же это трудно сказать. Но при этом так… естественно? — Я люблю тебя. «Ну что, скажешь ей?», — Марбас, не-Толик, обманчиво воркует над ухом, впервые обозначая свое присутствие с момента произошедшего, — «Ну давай, скажи ей, скажи! Хочешь ее, ведь так? Хочешь?!». Демон одинаково упивается что его, что ее отчаянием. Именно поэтому он занимает тело Влада той ночью, исполняя желаемое. Чем дерьмовее людям, тем лучше Марбасу. Хотел сломать? Сломает. И ее, и его сразу, руша все им же заключенные договоры. Однако… перед своим же бесом у Череватого одно преимущество все же остается. Тело. И сейчас это единственное, чем Влад может помочь заигравшейся в укротительницу демонов девчонке. Выкрасть хотя бы немного времени, постараться убрать разбушевавшегося Марбаса от нее подальше. Блять, даже произнести это не получается. — Пошла нахуй, — зло выплевывает Череватый, бросаясь за двери спасительного готзала. Отстранить от себя. Хотя бы временно. Хотя для того, чтобы Марбас не смог снова до нее добраться через тело Влада. Но… демону ведь именно это и нужно было. А у Ады что-то трескается внутри без возможности на восстановление. Разлетается в осколки. Похоже даже не на сердце, похоже на всю душу целиком. Она стоит, оглушенная, ещё несколько минут, не двигаясь, а затем срывается и бежит, куда глаза глядят. Несется по коридорам, понимая, что сегодня в готический зал не войдет уже она. Едва не спотыкается на ступеньках, давясь рыданиями, когда вдруг видит свое спасение — в особняк вошел ее брат в компании Кости. Ада бросается к нему, врезается в Савича так, что едва не сбивает с ног. — Даня… Дань… Он… Он… И снова рыдает в голос. Мужчина тут же подхватывает рыдающую сестру и крепко сжимает в своих руках. А сам в этот момент шокировано смотрит на Гецати, которого потом жестами просит уйти. — Ада, дорогая тише-тише, — Даня плавно водит руками по девичьей спине и пытается отдать ей большую часть своего спокойствия, но встречается с невидимой преградой. Бесовской. Страх тут же окутывает его разум, но мужчина старается не показывать это. Он аккуратно отстраняется Лучанскую от себя и, взяв её личико в свои ладони, стирае дорожки слез с её щек большими пальцами. — Что случилось? — стараясь звучать как можно мягче, спрашивает Савич. Если в этом виноват Толик Череватого, то мужику не жить. Он же Влада на атомы нахуй расщепит. И все равно, если виноват в этом не он, а его демон. Сам заигрался во всемогущего. — Я… Я сказала, ему, что люблю его… А он… Он сказал, чтобы я шла нахуй, — сбивчиво объясняет Ада сквозь нескончаемые рыдания. — Я думаю, что я теперь ему просто противна… Ведь… Ведь его демон, он меня… Боже, Даня, это тогда был не кошмар… Кошмар наступил теперь. За ребрами так ломит, что Аде кажется, что она вот-вот взвоет. — Я не пойду в готзал… Не пойду… — Его демон, что? — Даня понимал, что его вопросы сейчас могут ранить сестру, но ему было просто жизненно важно понять, что именно кроется за её отвратным состоянием. Чтобы обезопасить. Но чем дольше сестра плакала и молчала, тем сильнее он начинал злиться. Не на неё, конечно, а на Череватого. Она призналась ему в любви, а он послал её нахуй. Да кем он себя возомнил вообще?! — Ада, пожалуйста объяснись, — Савич вновь обнял сестру, чтобы вновь вернуть ей ощущение спокойствия. Наверняка легче будет сказать правду, если не смотреть в глаза. — Ну… он… — а она и не знала, как сказать такое родному брату. — Он захватил контроль над телом Влада и… Надругался. Надо мной. Ада произнесла это всё так же отрывисто и полуистерично. Понимала, что брат может наделать глупостей, но не могла не сказать ему всего. — Только, Дань, пожалуйста… Влад не виноват… Савич смотрел на сестру остекленевшим взглядом. Что. Что блять он сделал? Он молча прижал сестру к себе сильнее, сжимая в объятиях как можно крепче. Даня хотел передать сейчас ей все свое умиротворение даже не магическим способом, а психологическим. И пока он успокаивал Аду, сам этого же спокойствия и лишался. Внутри разгоралось огромное пламя гнева, который затмевал его разум. Поэтому мужчина и молчал — если он сейчас начнет говорить, то точно взорвется и пойдет бить морду Череватому. Как он мог надругаться над его сестрой? Над его маленькой миленькой Адой. Нет, нет, он это просто так не оставит — дождется конца съемок и тогда Владу хана. А сама девушка, выплакавшись и выговорившись, немного приходит в себя в объятиях Дани. Наступает притупление, омертвление всех чувств. Словно что-то в ней выгорело и потухло навсегда. — Я не вернусь в готзал, — уже спокойнее говорит Ада. — Я хочу домой. Все равно оценки телезрителей могут объявить и без меня. *** Готический зал в этот раз опустел достаточно скоро — съемки прошли на удивление быстро и ненапряжно для большинства экстрасенсов. Кроме Череватого и Савича. Последний то и дело сверлил первого тяжелым взглядом, будто собирался испепелить прям во время съемкок. И вот все экстрасенсы разбредаются кто-куда, а Савич, проследив куда убежал Влад, сразу же двинулся за ним. — Пошли поможешь мне, — отчеканил Даня и, проходя мимо Гецати, хлопнул его по плечу. То, с какой интонацией интонацией произнес это Савич, заставило Костю беспрекословно подчиниться. Они стремительно спускаются по лестнице в фойе, и чернокнижник в какой-то момент вообще срывается на бег, чем сильно настораживает Гецати. Встречая абсолютно потерянного и разбитого Влада, Даня не думает ни секунды и хватает его за воротник кофты и тащит в закуток за особняком Стахеева. — Воу, Дань, полегче, — спохватился Костя, нагоняя обоих. — Что произошло? А затем приходит догадка. Плачущая Ада, накинувшаяся на брата перед съёмками, на которые позже не явилась. — Он чем-то обидел Аду? — Не то слово, — кинул через плечо Савич, после чего пихнул Влада в стену, зажимая. Тот вел себя как безвольная кукла и молчал, вообще не сопротивляясь. Неужели действительно понимал, насколько виноват? Первый удар и сразу в лицо. Кажется Даня слышал хруст носа, в который прилетел его кулак. Стоявший позади Гецати ошеломлено выдохнул. Даня просто так не бьет. Раньше именно Савич был тем, кто разнимает драки и сдерживает друга от избиения. И чтобы вывести его из себя надо было очень сильно постараться. Голова мужчины отлетает от такого удара назад и впечатывается в стену. Даня готов был поклясться, что у Череватого сейчас в глазах заискрило. В следующий раз кулак прилетел под дых, а потом в живот. А потом в ход пошли уже и колени, которые остервенело били в пах. — Дань… — до Кости внезапно дошло осознание того, что могло произойти с Адой, и тогда даже ему захотелось засучить рукава. Все-таки он знал эту малышку с ее четырех лет. Но друг его совершенно не слышал, оглушенный своей злобой. Удары были яростными, Савич наносил их без особого удовольствия в самые незаметные на первый взгляд места. Морду ему надо оставить целой, а то вопросов будет слишком много. Но с каждым резким движением руки Даня терял самообладание. Он бил все быстрее и сильнее, и сильнее, и сильнее. Пока… — Хватит, ты же его убьешь сейчас! Костя подлетает к Савичу, оттаскивая друга почти за шкирку. Таким он его видел впервые. И внезапно… Гецати услышал рычащий смех, звучащий зз ниоткуда и одновременно отовсюду. Аура демона поглощала. Чувствовалось, что он доволен, насыщен простыми, низменными по его мнению человеческими эмоциями. — Дань, — Костя положил руку на плечо тяжело дышащему другу. — Ты в порядке? — Ты знаешь за что, — цедит Савич чернокнижнику, пока сам пытается агрессивно сбросить с себя чужие руки. Он хочет снова наброситься на Влада, но его все также крепко держат. — Я в порядке! Идем, блять, — шипит Даня, как-будто настоящий демон был именно внутри него, а не Влада. И именно этот демон толкал его на то, чтобы грубить другу. — Мы просто оставим его так? — с налетом осуждения спрашивает Костя. Врач же все-таки. — Да. Идем, доктор, — чуть ли не выплевывая последнее слово, произносит Савич, после чего уходит в сторону парадного входа в готический зал. *** Перед испытанием не спалось. Лева, профессионально ведущий здоровый образ жизни и встающий чуть ли не с петухами с момента аварии, отрубился почти сразу, стоило ему только коснуться подушки. Лие не спалось вообще. То ли вся эта увлекательная ситуация с Марбасом еще покоя не давала — естественно, у нее ведь теперь личные счеты с демоном, придется еще на краску тратиться, — то ли просто перед испытанием развезло, то ли, как обычно, дурная голова ногам покоя не дает… Она успела расковырять все заусенцы на ногтях, переиграть все игры на телефоне, пролистать тик-ток, по ощущениям, раз на двадцать, походить, поперекладывать вещи, и все для того, чтобы прийти к выводу — хрен она уснет. Будить Леву, чтобы он отправил ее в увлекательное путешествие в царство Морфея, не хотелось — да и после того, как Лия напоролась на демона-льва, Лева вообще стал еще более аккуратным в их работе. Скучно. Скучно. Скучно-о-о-о! Или… Лия аж подскочила на кровати, косясь на дверь. Точно. Если ей скучно, значит всем остальным должно быть тоже не скучно. Пофиг, что ночь на дворе. Он же медиум, не должен ночами спать? Так что уже через пару минут, в одной только длинной футболке брата и дурацких носках с динозаврами, Лия уже навязчиво стучалась в дверь к ничего не подозревающему Олегу. Шепс открыл дверь почти сразу, недоуменно глядя на девушку сверху вниз. А потом… просто добродушно усмехнулся. Вот же электровеник, а не человек. — Не спится? — уточнил он. А ведь Олег и сам не спал — готовился к завтрашнему испытанию. Ментально и физически — свечи зажег, с духами общался. — Ты такой умный, Олежа, — нараспев протянула Лия, по-хозяйски проскальзывая в номер под рукой Шепса. Как будто к себе домой зашла. — Ну и не к Гецати же мне ломиться, правильно? Его вообще другой пол интересует… Ну, ты понял, ламинат. Взгляд Чацкой немедленно зацепился за зажженные свечи. Она подошла ближе к огню, как будто бы грея руки, а потом самым «замогильным» тоном затянула: — О, духи, скажите, нравлюсь ли я Олегу Шепсу?.. Ну а чего он такой спокойный? Олег же только усмехнулся и закрыл дверь в номер. — А хочешь нравиться? Ему-то казалось, что Лия вовсю приударила за его братом. И думать об этом было отчего-то очень неприятно — неужели и тут Саша его обошел? — Ну, Лева говорит, что я не могу кому-то не нравиться, — озорно подмигнув ему, объявила Лия, перемещаясь на неразобранную кровать. — А что, тебе все-таки не нравлюсь? А еще Лева, как и толпы врачей, по которым он ее водил раньше, говорил, что Лия своей повышенной общительностью в том числе компенсирует недостаток любви в один из периодов жизни. Внезапно оказавшаяся в одиночестве девочка — ни родителей, ни друзей, ни брата, единственной поддержки. Из поддержки — только сварливые бабушка и дедушка по отцовской линии, с которыми у нее до последнего их мига была взаимная ненависть. — На самом деле, я люблю нравиться, — неожиданно серьезно призналась Лия. — Мне грустно иначе. — Ну, в таком случае можешь не грустить, твой брат абсолютно прав, — честно ответил Олег, присаживаясь на кровать. Да, она нравилась ему. Нравилась своей непоседливостью, живостью, детской непосредственностью. Эта девушка могла взбодрить кого угодно. — Только Саше не говори, — вновь усмехнулся Шепс, заговорщически подмигивая. — Боже, Олежа, не буди лихо, пока оно тихо, а то сейчас прискачет и опять будет меня динамить. — Ладно, это все еще была ее больная тема. Аж глаза как по команде закатываться начали. — Ладно. Тогда скажу, что ты мне тоже нравишься. Забавно, что пока так и не определилась, за что. Было всегда как-то проще, понятнее материализовать ценность человека хотя бы каким-то качеством, чем ограничиться абстрактным «Ну, ты просто классный». Но вот у Олега что-то определенное не выделялось. А при этом нравится. Не зря же даже прибежала к нему сейчас. — Но зато-о-о, я сегодня поняла, что тебя я точно не обыграю, — невозмутимо заявила Лия. — Это ещё почему? — улыбнулся Олег. — Брата ты неплохо так прокатила на вашем испытании. Но ему было, несомненно, приятно то, что она говорит. Отдавалось теплом где-то за грудиной. Олег-то, на самом деле, не был каким-то падким на девушек, но тут… Прям екнуло. — Ну не-ет. Сашка — зазнайка. Почти как мой Лева, только Лева — добрый, а Сашка — душнила. А ты… — Лия даже губу прикусила, задумавшись. — А ты — как я. Мы другие. И, как и всегда, не сильно сопротивляясь наитию, коротко чмокнула его в уголок губ. Просто захотелось немного подразнить. И глазки-то сразу забегали, засуетился даже… — О-ой, Олежа смущается, — хихикая, протянула Чацкая. — Я даже не знала, что ты такой стесняшка. — Лия, — покачал головой Шепс. — Я тебя очень прошу, не надо играть мной. Ты ведь мне, действительно, нравишься. И он ни в чем не врал. Поднялся с кровати, стал медленно расхаживать по номеру, запустив пальцы в волосы. Что эта девушка с ним творит? — Э-эй, ну Олеж! — Лия немедленно соскочила следом за парнем, тут же порывисто обнимая его со спины. — Ну переста-ань. Мне просто захотелось тебя чмокнуть. Олег не понимает. Зачем, что, почему. Он не видит, не чувствует влюбленности в себя, и это сводит молодого медиума с ума. Вот он уже хочет убрать ее руки с себя, но в итоге тормозит. Тормозит и кладет свою ладонь поверх ее, хрипло спрашивая: — Ты всегда делаешь все, что тебе хочется? — Ну да, — невозмутимо призналась Лия, а сама об его кофту щекой терлась, как кошка. — Больше думаешь про то, что делаешь, раньше состаришься, Олеж. И как-то даже невольно их пальцы переплела, так и не разомкнув рук. Задела его, что ли? Ладно, вполне может быть. И что теперь с ним делать? Как люди вообще извиняются-то, боже? Обычно за нее всегда просил Лева. — Мне родители всегда много запрещали. Потом Лева должен был запрещать, но он чуть не умер, а я тусила с противными бабкой и дедом. Они тоже запрещали, но мне насрать было. А потом запрещать уже поздно было. Не хочу думать. Хочу от жизни взять все. — И потом сама же от смеха и прыснула, признавая: — Ну… это самая серьезная вещь, которую я загнула за всю жизнь. А у Олега сердце колотится сильно, прямо ухает, пульсируя так, что уши закладывает. И все же он убирает руки Лии, но только для того, чтобы развернуться к ней лицом и спросить: — Хорошо, а чего ты хочешь теперь? В его тоне нет напора, скорее даже он звучит почти опасливо. И все же она его убивает. Начинаешь задумываться — значит, не сильно чего-то и хочешь. Это правило Лия себе вывела, как аксиому, и редко его не придерживалась. Так что она позволила себе хотя бы на мгновение не думать ни о чем вообще… И все для того, чтобы приподняться на носочки и порывисто коснуться губ Олега своими. А вот Шепс думает очень много. И сейчас тоже. Он абсолютно дезориентирован, не понимает, что происходит, но инстинкту ответить девушке поддается. Аккуратно приобнимает ее за талию, почти невесомо, и целует в ответ нежно и ласково, словно боится, что сейчас она опять передумает. Что ей опять взбредет в голову что-то иное. Это… интересно, на самом деле. Это не было первым поцелуем Лии, но теперь она даже задумалась — не к сожалению ли? Просто… обычно все ее поцелуи происходили при одинаковых обстоятельствах — она бесила настолько, что ей элементарно затыкали рот. А Олежа вдруг… нежничает. Все летучие мыши и прочая нечисть, которая только жила в Лие, вдруг зашевелилась в каком-то сладком предвкушении, и это правда очень сладко, приятно, но… Это неожиданно пугает. Вся та буря чувств внутри, которую она испытала разом. И нежность его пугает. Лия привыкла ходить по грани. Чтобы вот прямо… в шаге от того, чтобы тебя прибили. Или может все-таки поцеловали. Как пойдет. И спустя какое-то время Лия действительно испуганно отстраняется, хлопая на Олега глазами олененка. — Прости! — пропищала она, выскакивая из номера так же быстро, как и появилась. *** — Где ты была ночью? — интересуется Лева быстро, пока они с Лией вдвоем приближаются к героям сегодняшнего испытания. — Я просыпался, тебя не было. — С Шепсом целовалась, — буркнула Лия в ответ, мыслями пребывая совсем не здесь. — Что?! — не смог сдержаться Лева, но сестра его уже не слышала, с довольной улыбкой подходя к ведущему — Илье Ларионову. Пара коротких реплик, немного улыбок, и вот еще один член команды «Битвы экстрасенсов» очарован Лией. Только вот она сама довольной от этого не выглядела. Потому что, даже если ты нравишься, ты в любой момент можешь начать бесить. Лия даже брата иногда подбешивала. А Олега вдруг — нет? В качестве материалов для работы им предложили фотографию погибшей в конверте и пучок волос, срезанных еще при жизни. От фото Лия отказалась тут же, а биоматериал взяла. По нему удобнее было выйти на энергетический след. — Дай я, — вдруг попросил Лева. Лия с готовностью передала ему волосы — у нее слишком много мыслей в голове вдруг. Зато Лева цепляет ее сразу. Как будто душа девушки очень хотела поговорить. — Она не отсюда шла, — начал Лева сразу же. Даже не настроился толком, а картинки уже пошли. — Общежитие… или что-то подобное. У нее с какими-то ребятами вечеринка была. Она вышла от них расстроенная очень и… пошла. — Ты дойдешь? — уточнила Лия. Лева неопределенно махнул рукой — дойдет. Все равно выбора нет. За его спиной воодушевленные наблюдатели отмечали, что он идет верно. Лия неожиданно ненавязчиво лезла под руку, солидарно поддакивая: — М? Нет, телефон не сама разбила, за нее разбили… — Она так с дорогими вещами никогда не обращалась, — соглашался Лева, продолжая идти вперед. На развилке, не задумываясь, свернул налево. Потом направо. Наблюдатели разговаривали уже во весь голос, признавая, что он ведет их правильно. Точно таким же маршрутом, каким сюда могла прийти их Катя. А по итогу пришли к реке. Тут вдруг засуетилась Лия, на ходу начиная развязывать шнурки. Выдернула с правого… а потом неожиданно обмотала вокруг шеи на манер петли и попыталась затянуть. — Лия! — кинулся к ней Илья, но Чацкая только махнула рукой, рыкнув воинственно: — Да во мне пятьдесят килограмм веса, он бы меня не выдержал, а в ней-то все восемьдесят были! Удушиться, мать их, шнурком! — Спокойно, — настойчиво попросил ее Лев, но Лия, как и делала частенько, как будто и не услышала его слова. Она бросилась к берегу, останавливаясь под одиноким деревом, начала устраиваться. Села, но поза была неестественная, изломанная. Искусственно созданная. — Вот так сидела, — заключила Лия. — Люди так не вешаются. — И одежда у нее чистая осталась, но был сильный дождь. — Лева невольно нахмурился, поймав себя на том, что сегодня отпускать сестру в астрал было особенно волнительно. Может быть, из-за того, что история была… женская. — Ее убили не здесь. Лия с готовностью растянулась на влажной земле, при этом пытаясь руки и ноги оставить в том же положении, как это было у погибшей Кати. Лева опустился рядом с ней на корточки, кладя ладонь на холодный лоб. Из неаккуратного хвостика выбилась та самая седая прядка. — Не уходи далеко, — коротко попросил Лева, прежде чем начать очищать ее разум. Вскоре Лии здесь уже не было. Однако подниматься Лева не стал, даже несмотря на ноющее колено. И ладонь с ее лба не убирал, продолжая сегодня поддерживать особенно настойчиво. — Она не сделала это сама. Катю убили, — продолжал Лева. И вроде бы успокаивал, а вроде… — Замкнутое пространство какое-то. И он не один был. А теперь уже его лба коснулась незримая холодная рука, убирая челку. Лева улыбнулся чуть смущенно. — Приглядывает за вами. Даже сейчас. Она всегда рядом. Но… ненавязчивое присутствие погибшей девушки стало ощущаться более тяжелым. Лицо Лии перекосило, словно от боли, и Лева с сомнением посмотрел на сестру, вынося в некотором роде неутешительный вердикт: — Катя не хочет, чтобы вы знали. Боится, что они причинят вам вред. Но Лия докопалась до правды. А потом, уже тише, пообещал: — Вас никто не сможет тронуть. Не зря же он сильно преуспел в защитной магии. Время шло, Лева продолжал рассказывать факты о семье погибшей, то удивляя их, то доводя до слез. Спокойствие свое раздавал нещадно, не жалея — наблюдатели потом отметят, что им сразу стало намного легче. Ларионов, как и Кислицин во втором выпуске, начал нервничать и коситься на часы… И именно в этот момент Лия с шумным выдохом подскочила. Она затараторила с каким-то болезненным надрывом — о том, что Катя была спортсменкой, сколько наград у нее было, с кем дружила, а кто не был ее другом вовсе. Лева чуть приподнял уголки губ в усмешке — вместо привычного метода работы она как будто случайно подключилась… к другому каналу. Каналу работы медиума. — И я их видела, — подытожила Лия в итоге. — Видела их рядом с ней. У меня будет время до вечера? Я нарисую. — Нарисуешь?! — аж закашлялся Илья. — Нарисую, — подтвердила Лия. А потом вдруг расцвела, становясь почти прежней собой, и с озорной улыбкой поинтересовалась: — Ты что, сомневаешься в моих способностях, Илюша? *** *** — Я все еще не думаю, что мне это надо… — призналась Ада, когда они с Даней уже подходили к кабинету врача с частной клинике. Да, она, действительно, совсем перестала спать и есть, но… Психиатр? Лучанская не отрицала, что пережила серьезную психологическую травму, и понимала, что брат просто волнуется за нее, но записывать себя в психи… Было странно. Даня предложил это, когда нашел Аду курящей на полу кухни. Она просто сидела на мраморной кладке и смотрела в стену потерянным взглядом, пока пепел на тлеющей сигарете нарастал и нарастал. И это ещё она не знала ничего о том, что произошло с Владом… — Милочка, а ты думаешь у шизиков спрашивают «убирать вам голоса в голове? Или парочку оставить?», — немного по-злому подшутил Савич, который буквально за руку привел сестру в психиатрическую больницу. Его очень сильно пугало состояние сестры — мало ест, не спит, вся исхудала, мешки под глазами залегли. И это только внешние признаки. А что творилось внутри у Лучанской даже страшно представить. О чем она думает, когда пережила такое? Ему надо будет потом для Ады сделать хорошую такую магическую защиту. — Их просто лечат, — спустя пары секунд тишины добавил Савич. Да уж, с юмором у него в последние дни плохо. — Ладно, — просто согласилась Ада. Сил спорить не было. На приеме, конечно, пришлось врать, что ее просто изнасиловали. Если бы сказала, что демон, сидящий в ее любимом человеке, воспользовался ею, притворившись им, ее бы закрыли здесь навсегда. Ада уже так и видела себя в смирительной рубашке однозначно в отделении для буйных. По итогу ей выпивали антидепрессант и транквилизатор. Дожила, блять. Но когда она вышла обратно в коридор, то увидела, что брат разговаривает по телефону у окна. Вздохнула и пошла к регистратуре, чтобы на рецептах на препараты поставили печати. Но тут уже стоял какой-то шебутной парень — черные волосы взъерошены, одет так, словно вылез из сериала про «Секс Пистолс». Нервно дергает ногой, дожидаясь сотрудников, коих в регистратуре сейчас не оказалось. — Пропустишь? — мертвенным голосом поинтересовалась у него Лучанская. — Мне только печати поставить. — Отсоси, потом проси, — сходу парировал Макар. И вроде бы и огрызнуться хотел, но по итогу — просто как стиль общения. С такой болезной и сраться даже жалко. Он совершенно бездумно скользнул взглядом по отощавшей блондиночке, выглядевшей, как та самая телка из «Звонка», а потом вдруг допер: — Ух, епта, ты же эта… с телика. Типа ведьма, да? Ада аж опешила. Ну, конечно, что ещё ожидать от панка? — Mon cher, кто научил тебя так с девушками обращаться? — без тени привычной надменности и игривости спросила она. — Да, типа ведьма. Поэтому и в психушке рецепты на колеса получаю. Парень симпатичный, но… помыть бы его что ли? — Че? — рыкнул на нее Макар, решив, что она тут что-то собралась быковать. Но потом, когда признала, что ведьма, даже немного посочувствовал: — А… ты типа это… ну… голоса в башке слышишь? Сочувствую типа. И, в сердцах, знатно херакнул ногой по стойке регистратуры. Ада сначала отшатнулась от буйного молодого человека, но потом, неожиданно для самой себя, нервно хохотнула. Забавно, что ей в последнее время попадаются мужчины, ведущие себя с леди ненадлежащим образом. Хотя… что ещё она ожидала от психушки? Так что в итоге она поворачивается к стойке регистратуры спиной, облокачиваясь о нее локтями, и даже слабо улыбается: — Хуже, чем голоса. Меня демон изнасиловал. А тебя сюда за что загнали? — Изнасиловал демон — изнасилуй в ответ, — глубокомысленно изрек Макар. Ему до такого расслабона было еще этак пару лет приема неведомой херни, от которой становится типа спокойно и убить всех хочется немного меньше. То есть, хочется… Но вот эту болезную как будто не так уж и хочется грохнуть. Смотришь на нее, аж прям тоска за душу берет. Ему прямо то, что надо. — А ты угадай, епт, — предложил Макар, как бы между делом продолжая порядком его задравшую стойку. — Шарлатанка ты с телика или кто? И тут-то Ада и посыпалась. А ведь никто за последнее время так и не умудрился поднять ей настроение. Ни разу. Может, поход к психиатру был все же не зря? Может, тут в дурке для нее уже все свои? — Ладно, сам напросился, garçon, — усмехается девушка. — Только стой смирно. Она отталкивается от стойки и встает ровно напротив нового знакомого, а потом просто поднимает руку и кладет ему на лоб. — Не шугайся ты так, мысли не прочитаю. И перед глазами вертится карусель картинок — вот он играет на гитаре на концерте в мелком, вонючем гадючнике, вот он… кажется, с отцом — старым металлюгой с длинным хаером. И вот оно! Алкоголь, мутные вечеринки, драки, проблемы с контролем агрессии, депрессия, клиника, диагноз… — Биполярное аффективное расстройство, — удовлетворенно заключает Ада, убирая руку. — А ещё ты басист в панк-рок-группе, а батя твой фанат Металлики. Ну нихуя себе. — Бля, ну извиняйте, мадам, зря быканул, получается, — заржал Макар, отвешивая ей самый ужасный поклон, который только видело человечество. — Ну ебешь конечно, ебешь. И че, с демонами своими справиться не можешь? Лучанская вновь рассмеялась — так, что в итоге привлекла внимание говорящего по телефону Дани. И быстро, пока брат не подошел к ним, сделала невообразимое — схватила ручку из стаканчика и, задрав рукав кожанки нового знакомого, принялась выводить цифры своего телефонного номера прямо на его руке. — Меня Ада зовут, и я настойчиво требую, чтобы ты мне позвонил на досуге. — Так так, что тут за движ-Париж? — поинтересовался Савич, который наконец-то закончил телефонный разговор с ремонтниками, которые сейчас трудились в его старой квартире. То, что сестра сейчас смеялась не могло не радовать, но вот с кем она это делала? Где она этого панка вообще откопала? — Ничего такого, просто сотрудников ждём, — улыбнулась Ада, когда как раз в регистратуру вернулась неприятного вида злобная старушенция. И тогда Лучанская, воспользовавшись замешательством нового знакомого, все же влезла без очереди. — Поставьте печати, пожалуйста. — Сертралин и кветиапин? — уточнила женщина, разглядывая рецепты. — Ага. Два стука печатью, и все готово. Ада незамедлительно хватает брата под локоть и на прощание подмигивает парню: — Увидимся. *** Через два дня экстрасенсы вновь собрались в готическом зале. Для Ады это оказалось очень тяжелым решением — просто явиться. Ей казалось, что она рассыпется в прах, просто попавшись на глаза Череватому, поэтому девушка решила повести себя совершенно несвойственным ей образом — опоздать. На счастье, парень из дурки ей, действительно, написал. Как оказалось, его зовут Макар, и она оказалась на все сто права во всем, что сказала о нем. Это нескончаемая переписка оказалась единственным лучиком света во всем мрачном пиздеце, что сейчас переживала Ада. От нейроптика, что ей выписали, она, и правда, стала хотя бы вообще спать, но выскочила побочка в виде судорог в ногах. Антидепрессант же пока работать на начал — они имеют накопительный эффект, и ждать придется еще недели две точно. Но от депрессии ее спасало общение с этим ужасным, грубым панком. Говорить с ним оказалось так же легко, как дышать. Может ли быть такое, что все, чего хотела Ада — чтобы с ней не носились, как с принцессой, а общались по-человечески? Сначала Влад, потом Макар… И кстати о первом… Едва Лучанская увидела его, внутри все органы скосило. Большой синяк на разбитом носу, да и вообще вид… мягко говоря, неважный. Интересно, кто его так?.. Аде и хочется подойти, так и тянет к нему — банально узнать, все ли в порядке. Но она вновь вспоминает то злое: «пошла нахуй». И одергивает себя. — Уважаемые экстрасенсы, добрый вечер, — здоровается Марат. — Сегодня мы, как обычно, собрались здесь из-за испытания тройки — Константин Гецати, Олег Шепс и Лев и Лия Чацкие. — У-у-у, Чери, кто тебя так? — прямо посреди речи Башарова поинтересовалась Лия. Так и хотелось шуткануть что-нибудь про его ужасного демона, который даже сейчас корчит ей рожи, в перерывах между тем, как облизывается на Аду, но поседеть полностью в двадцать три Лие не особо хотелось. Краситься — дорогое удовольствие. — Иди нахуй, — немедленно огрызнулся на нее Череватый, но прозвучало… как-то даже безобидно. Без злости. Лия немедленно подняла ладони вверх, объявляя: — Понятно. Значит за дело. И сама невольно на Даню покосилась, но комментировать ничего не стала. Очевидно, что тот узнал. Ладно. Кошку бы эту дранную отмудохал лучше, как бы зажилось всем… — Лия, — скрашивая неловкую ситуацию, к ней обратился Башаров, — я поражен вашими талантами в составлении фотороботов. С вами еще не сотрудничает полиция? — Косвенно, — пожала плечами Лия. — Мы пару раз работали с жертвами изнасилований. После такого сознание часто блокирует образ насильника, и тут вот захожу я. Не знаю, как они преподносят мои работы, но двое точно сидят. Она буквально хваталась за карандаш, так и не открывая глаз. Лева вздыхал, говоря, что ей стоит вернуться в рисование и в мирных целях, но Лия только отмахивалась — в сознании рисовать было не так интересно. — Вы прекрасная и очень сильная девушка, Лия, — с уважением заявил Башаров. — Спасибо, — невозмутимо откликнулась Лия. — Но я больше хочу посмотреть на оценки людей с испытания. Первыми выкатили оценки Гецати. Среди десяток затесалась одинокая девяточка, снижая общий балл Гецати до девяти целых и семи десятых. Зато что Шепс, что Чацкие получили по десятке, и Лия просто не могла не протянуть Олегу кулачок, умоляя с ней стукнуться: — Заскамили мамонта, получается? А самой после поцелуя на Олега смотреть неловко. А у него на душе было паршиво. Младшего Шепса не покидало чувство, что Лия просто заигралась во вседозволенность и даже не задумывалась о том, что может чувствовать он. Тем не менее, чтобы не создавать неловкую ситуацию, Олег кулачком с ней стукнулся — правда, демонстративно нехотя, почти на отъебись. И губы в улыбке даже не дрогнули. Угораздило же его запасть именно на Лию. Причем так, что ее поцелуй до сих пор ощущался на губах. — Что ж, а теперь мы перейдем к оценкам нашего профессионального жюри, — взбодрился Марат. — И я попрошу вас достать из конвертов фото… Льва и Лии Чацких. Лия, конечно, меньше десятки сегодня не ждала. Тем более, единственный человек, поднасравший им в прошлый раз своими оценками, сегодня участвовал в испытании вместе с ними, так что подвоха быть не должно было. И сначала все шло хорошо. Ада, Даня, Марьяна — десятка. Лина, всемирное дружелюбие, вдруг выдала девятку. Следом за ней все еще молчаливый Влад — десять. И когда очередь дошла до Саши… — И какая должна быть моя реакция на это? — праведно возмутилась Лия, потому что на фотографии была блядская единица. Но старший Шепс лишь усмехнулся — его обманный маневр удался. За концертом скрывался ещё и ноль, и когда он отодвинул его, вышла десятка. — Как легко тебя подловить, — не без удовольствия сказал он. — Ну ты и… — Лия аж задохнулась от возмущения, воинственно топнув ногой. И не сказать, что она была какой-то ярой перфекционисткой, но вот такой вот обманный маневр как будто бы даже выбил из колеи. Ладно, после ночного рандеву к Олегу не сказать, что она там вообще была… — Ну и ну, — наигранно заворчал Башаров. — Кажется, это теперь традиция — хотя бы одна девяточка? Лия, Лев, нет вопросов к Лине? — Нет, — за них обоих фыркнула Лия. — Я же понимаю, что она обиделась, что я ей единицу поставила. На готзале после прошлого испытания Чацкие категорически не смогли договориться об оценках Джебисашвили, поэтому по итогу Лия поставила единицу, а Лева расщедрился на девятку. Разохавшийся Башаров согласился посчитать так же, как считают общий балл от экстрасенсов — по среднему арифметическому, поэтому в итоге в копилку Лины улетела пятерка. Лия торжествовала. Лева — не очень. — Не хочу слушать, — продолжала Лия. — Давайте лучше оценки Олежки. А Олега аж передернуло от этого обращения. По итогу Саша поставил ему десятку, как и Лина с Адой, от Дани, Марьяны и Влада прилетело по девятке. — Ну как может быть иначе, — прокомментировала свою оценку Джебисашвили, отправляя Олегу поцелуй. Ада же не сказала ничего — она вообще сегодня была очень молчалива. Ей было просто плевать на происходящее в готзале. — Лина, ну не светит, конечно, не светит, — вдруг едва ли не ревностно вскинулась на Джебисашвили Лия, закинув руку на плечо Олегу. Лева покосился на сестру, искренне недоумевающий насчет ее реакций и на второго Шепса. — Обломись. Тут же начались рассуждения об экологичности работы Олега — мол, он заставлял душу выйти на контакт с ним, хотя та противилась. Но что ему надо было сказать в ответ? Что он был не в форме, потому что ночью Лия полезла к нему с внезапными поцелуями? И тогда Марат предложил перейти к оценкам Кости. Ада поставила ему девятку, как и Саша, Влад — восьмерку, Лина с Даней по десятке, а Марьяна — семерку. — Кость, ну как всегда все отлично! — тут же вклинился Савич, объясняя свою оценку. Десятку с сердечком. — Работа была проведена экологично, правильно. Ты успокоил душу. Ну ты просто молодец, — пожал плечами Даня, улыбаясь. Будучи честным, сердце поставлено не столько за испытание, сколько за помощь оказанную после прошлых съемок. Потому что если бы не Костя, то Савич весьма не экологично прибил бы Влада. — Спасибо большое, Дань, — Гецати сдержанно улыбнулся, но все же глаза его блеснули, глядя на это сердечко. Он помнил все, что было между ним, Савичем и Машей Горцевой. Это было странное, но, надо признать, по-своему прекрасное время, которое в итоге заставило их отдалиться, и о котором сейчас с Даней они не говорили. Но что-то подсказывало Косте… что скоро заговорят.