божатина

      инкуб вел наркобара темными подворотнями, переходя от локтевых сгибов к жилам Коридора, и, наконец, в начале пути перед ними выросла дверь, вместо ручки у которой была вырванная из тела синяя рука, державшая оторванную голову четырьмя оставшимися пальцами. — кали высокой породы не слушалась, — ответил на немой вопрос артема матвеев, — вот и пришлось оторвать одну из четырех рук, хотя... сейчас я уже вывел и шестируких кали, только у них никуда не годный вестибулярный аппарат, — произнес он и со всей силы рванул руку цвета индиго на себя, заставив ее уронить оторванную голову эго.       это был цех передержки индуизма. шелковые веревки вились словно щупальца, сдерживая ножными кандалами голубых, яично-желтых, металлически-бронзовых и отливающих латексным неонов божатин. артем сощурился и незаметно достал из рюкзака малахитовые четки. дэвы смотрели огромными коровьими глазами на его диковинную вещицу, но миллиарды пар тридцати трех глаз сливались будто бы в единое, в сиамского близнеца из великобрахманщины. — а теперь подробнее, — попросил краснов. — а блюдечко с атомной каемочкой не подать? — выхаркнул инкуб. — пожалуйста, — без тени просьбы добавил артем. — ладно, — элегантный демон пожал плечами, — здесь их три подгруппы, все чинно; первый сорт — тримурти — это верховные, идут на чистое элегантное и весьма возвышенное мясо; второе поколение — локапалы — стихийные, подходят лишь под определенный одухотворенный гарнир, часть их все равно идет на консервы; и третьи — общепризнанные, они совсем ссимулякрились, консервы да кожевные заводы, больше никуда не годятся, — матвеев соскреб ногтем с лица пудру, — кстати, ты же наркобар, есть что закинуться?       артем молча протянул ему извлеченные из недр рюкзака кристаллы, и матвеев, фатально расширив ноздрю, втянул в себя все. — качественные, — о его дурмане говорили плывущие черные глаза, — ну а теперь слушай, детка, такие шансы вызнать попадаются ой как не всем, — шелковые веревки запульсировали, скотобоги выражали недовольство, — вот этот тримурти: это брахма, вишну и шива в одном лице, в прошлом опекуны вселенной, у меня же они — три сорта духовного мяса в одном, а сращивал я их не долго, пришлось перерезать горло пару сотенкам вселенных, чтобы запугать ясное дело, — выдал матвеев, — молоко из их сонных было вкусным.       артем внимал и впитывал, пока трехплотный бог ерзал ногой. — а это яма, морис выловил его на юге, когда расщеплял солнце на времена, его аркан был черным, а природа двойственной, но я пустил его на морской коктейль из богов, и чистые ямы в свое время произвели фурор на рынке, но не все производители умели выводить из них запашок смерти, поэтому народу быстро приелись, — яма за решеткой почесал пупок тремя пальцами, — такие как он есть по всем сторонам тьмы, даже астролябия не нужна; а вот сома больше галлюциноген, чем бог, но наркобару ли не знать каких чудовищ рождает мешанина наркопробного сознания. — провалится в инсомнию, — шепнул артем. — да уже. хочешь отхлебнуть? — воздержусь. — ох уж эта наркобарская псевдотрезвенность, — отмахнулся, — а это дурга, гневная парвати, симулякрище, крайне агрессивная порода, у нее даже тавро на мандалине, чтоб неповадно было. труднодоступная, выхаркнутая коридором и крайне жесткая на дух. зато вещи из ее кожи будто с характером — невесомые, но кричащие. иногда бредит по кровавым жертвам, но это давно минувшие пространства, теперь жертва — ты, — дмитрий рассмеялся буквально в лицо закипающией ожогом зашиторотой дурге. — м-м-м, — протянул краснов, пародируя. — а это хануман, из него и симулякров его симулякра я отбираю сломанные челюсти и выдаю своим охотникам как трофеи. кто попадет в трещину — тому затрещина, — матвеев конкретно расплылся под действием кристаллов и невпопад хихикал, — а тут у нас халки, в отдельном загоне, эти белые лошади намного мягче коньих ангелов, гы, авторские, их мало где найдешь, — икал инкуб, — ну и мощные же у тебя кристалы, пиздец.       артем легким движением положил безымянные пальцы на виски матвеева и закрутил локоны материи трипа. — лучше? — спросил наркобар. — не трожь меня без разрешения, — прошипел дмитрий, — но и правда лучше. — они говорят на санскрите? — они говорят лишь на немом волапюке, так как в башках у них тертая система, ведущая только в просвещенные узкоглазые желудки. — с каждым днем все радостнее жить, — отшутился артем. — а вот и она, — на воздушной подпорке парила трехрукая кали — и меч сомнений и двойственности ковырял серую стену Коридора, и жест от страха быть следующей переведенной, и желание уйти вне сферы шелковой цепи и Стражей — все было при ней. кроме руки с разбойничьей головой эго. и бусы у нее были из огромных красных капель, но не из голов, а смирение в черных глазах читалось огромными буквами, — вот какой прелестный экземпляр я из нее создал, всего лишь отрубив победу над эго. а нехуй демонов примельчать, — все еще полупьяно говорил инкуб.       кали зашипела, но не злобно, а скорей беспомощно. в воздухе раздался запах карри. — о, кто-то приступил к делу, — облизнулся матвеев, — кстати, совет: индуистских надо подавать с карри. исключительно. даже в консервах.