Маленький надлом

Радостный смех врезается в уши, Забавно улыбаясь, душа морщится от зуда. Неумело флиртуя, щурясь от летнего солнца, кратер проваливается вниз черепами, Капающая с деревьев кровь, игриво блестит на солнце Исчезая под иллюзией людских глаз вишнёвой сладкой смолой. Душа по детски скачет, едва не падая с бордюра. Всё больше детских черепков катятся с обрыва, блестя заманчивым светом ягодных леденцов. Невидимый груз ответственности за собственные эмоции, зазывая, тянет скатится с горки человеческих костей. Надлом такой маленький, что широта души играючи отбегает, прячась за широким стоволом дерева. никто не замечает, как быстро можно испачкаться капающей кровью. Лето скейты короткие шорты и фруктовый сок Заливают глаза, потопляя мозг в отвратительном сахаре. Душа смеётся всё сильнее, расцарапывая коленки падением. По юношески острые коленки и локти никогда не сменятся манящей округлостью. Кокетливое подмигивание и краснеющие щёки остаются воспоминанием, волнуя по ночам. Витающая в воздухе пыль от песка всё больше раздражает слизистую, до безумия смешной чих, и веселящиеся друзья запрещают заглянуть внутрь себя. Бессмысленное легкомыслие всё больше раздражает, затыкая горло мерзко зудящим комком желчи. Лето кончается, позволяя скрыть дерганные движения и дрожащие пальцы за широкими длинными рукавами вязанных свитеров. Позволяя скрыть разрастающийся ком, обвивающий трахею. Позволяя вновь вспомнить о вроде бы выжженом кратере. Скрывать внутренний мандраж всё труднее, не помогают привычные леденцы и кофе, не помогают свитера, не помогают выросшие, погруженные в дела друзья. Заброшенные детские останки манят всё сильнее, заставляя ощутить по животному густую, собирающуюсю во рту слюну. Заставляя жадно сглатывать, отчаянно цепляясь за потрёпанную цветную шерсть. Летняя влюблённость больше не волнует, теперь не её душа вспоминает по ночам. Мечущиеся в голове мысли, босые стопы, по прошлому игриво, перебегают с черепка на черепок. Удивлённые глаза, замечающие испачканную в крови собственную кожу, зрачки неизбежно расширяются. Теперь с кровью смешиваются подтёки слюны, Язычок слизывает смесь, от дикого наслаждения мерещится приторный вкус вишнёвого леденца, от чего с губ капает ещё больше слюны. От чего клитор судорожно пульсирует, От чего душа внезапно обнаруживает себя под деревом, совсем не замечая что ничего человеческого в той не осталось. Тонкие, дрожащие пальцы резко проникают внутрь, оцарапывая ногнями нежные стенки. Капающая с дерева жидкость становится смыслом жизни. Пальца двигаются всё быстрее, теперь кровь не только снаружи. Желудок всё больше заполняется, однако слюны, жажды всё больше. Остановившаяся кровь приводит достигшее конца сознание в безумие. Судорожное дыхание вырывается из лёгких толчками, становясь запредельно громким в ночной тишине. Влажная под щекой подушка и судорожно пульсирующая промежность возводят голод на вершину. Шум перед глазами мешает видеть привычные очертания комнаты. Душа больше не может терпеть. Плавно вытаскивая пальцы, она с наслаждением слизывает смесь смазки и собственной крови. Обнажённое, дрожащее от холода тело, тихо вытаскивает нож, с желанием ощущая стекающую по внутренней стороне бедра кровь. Зеркало. С резким раздражением, она срезает недавно заточенным ножом, волосы, дернувшийся рукой выкидывая те в ванную. Теперь ничто не мешает с предвкушением созерцать собственное тело. Собственную плоть намного легче добыть, не так ли? Душа растягивает губы в оскале, останавливая взгляд на небольшой груди. Дрожащие руки делают неаккуратный порез, теперь в воздухе витает призрачный запах сладких ягод, теперь между ног ощущается помимо стекающего холодка приятная пульсация. Однако ранка слишком маленькая, не удовлетворяет даже виднеющееся в глубине разреза мясо. На этот раз холодная ладонь аккуратно придерживает грудь снизу, другой покрепче перехватывая нож. надлом достаточно разросся Зубы перехватывают кусок мяса, розоватая слюна пузырится между губ от частого дыхания. больше её никто не остановит Хаотичные движения делают всё больше порезов, из не имеющей больше силы руки выскальзывает нож, звонко стукаясь о холодный кафель. Сквозь хаос сознания едва слышится обеспокоенный голос мамы, и слабый стук в дверь. совсем ослабшие руки отчаянно пытаются схватить как можно больше шматов собственной плоти, беспорядочными кусками валяющиеся вокруг. Челюсть больше не может пережевывать. Голос превращается в крик, легкий стук — в отчаянный грохот, отдающийся в ушах и сенестизирующий с грохотом сознания. Падает старое дерево, больше не перепачканное в крови. Теперь рушатся в пыль и детские черепа. пульсация в клиторе становится всё медленней, тело, ослабши, падает. Душу находят в ванне, с отрезанными кусками собственной плоти, в луже собственной крови и мочи, в которых становилась совсем незаметной смешанная белёсая сперма. Все знают о бедной, неутешимой матери погибшей. Никто не знает о слезах юноши, в маленький надлом котого упал первый черепок.