***
Тони вернулся на Базу далеко за полночь, когда маленьким Паучкам-жаворонкам полагалось уже часа четыре как сопеть в своей кроватке. На удивление, Питер не спал, сидел перед включенным телевизором, обложившись всякими вредностями. На экране спаривались два носорога, и Тони не был уверен, что ради этого зрелища стоило похерить режим, и завтра весь день клевать носом. Вечеринка прошла без сучка и задоринки, по заранее намеченному плану и была бы совсем унылой, если бы не остроумные замечания Меган, с которой они не виделись со студенческой скамьи. Тони помнил ее озорной девчонкой с длинной гривой волос, а столкнулся недавно с почтенной матерью троих детей. Впрочем, ни слегка поплывшая фигура, ни задорный ежик волос вместо длинной косы, не изменили ее веселого, легкого нрава и чуть саркастичной манеры общения. Они провели чудный вечер, вспоминая молодость и былые разгульные выходки. Единственное, о чем Тони теперь мечтал — стащить надоевший смокинг, принять душ и завалиться под бочок к своему Паучку. — С возвращением, — слишком спокойно произнес Питер. — Как повеселились? — Хорошо, — Тони приблизился, оперся о спинку дивана и мягко провел по шелковым кудряшкам, к которым питал какую-то совершенно иррациональную слабость. — Как Меган? — Тоже хорошо, — Тони удивляло, что Питер упрямо смотрит в экран, а не на него. Не то чтобы он должен, но привыкнув к тому, что мальчишка всегда смотрит на него обласкивающим восторженным взглядом, Тони остро чувствовал, когда что-то выходило за рамки нормы. Питер до сих пор его не поцеловал. Что ж. Тони не гордый, он сам легко может сделать первый шаг. Он склонился и, точно так же, как и перед уходом, уронил на макушку Питера поцелуй. И тут же недоуменно замер, потому что Питер, вместо того, чтобы потянуться к привычной ласке, отреагировал странно — отпрянул, сливаясь со спинкой. Внутри все похолодело, потому что с похожей реакцией он уже сталкивался в самом начале их отношений, когда Питер еще только привыкал к нему, стеснялся и зажимался, но даже тогда это была скорее неуверенность, чем отторжение. Стало очень неуютно, даже немного страшно. Что, черт возьми, могло произойти за какие-то четыре часа его отсутствия?! Можно было, конечно, спросить обо всем Пятницу, даже видео посмотреть с камер, но на это потребуется время, а Тони хотел выяснить все здесь и сейчас, немедленно, пока не рехнулся от этой неизвестности. Мальчик был невообразимо дорог, дороже всего, что было у Тони, поэтому его чувства остро резонировали в нем самом, побуждая к немедленному действию. Обогнув диван, он сел рядом, разворачиваясь всем корпусом к забившемуся в угол Питеру. Его несчастная мордашка только подтверждала догадку: «Хьюстон, у нас проблемы». — Питер. Что случилось? Питер смотрел настороженно и как-то неуверенно, закаменевший и разлохмаченный его рукой, он почему-то напомнил взъерошенного котенка, застигнутого на столе врасплох внезапно вернувшимися людьми. Одно хорошо — смотрел он прямо, глаза не прятал. С этим можно было работать. — Пит, я же вижу, что ты чем-то расстроен, — как можно мягче начал Тони. — Пожалуйста, расскажи мне? С самого их первого знакомства Питер фонтанировал словами, описывая все, от цвета спасенного щенка, до подробного описания своих чувств и эмоций. Тони нарадоваться не мог на такую его открытость миру, с облегчением вздыхая всякий раз, когда Питер спрашивал о чем-то прямо и так же прямо и честно отвечал на заданный вопрос. Тони искренне считал такие отношения идеальными и всегда прислушивался к его болтовне, едва как-то не врезав Стиву, когда тот посмел намекнуть, что мальчишка засоряет общий эфир. Пусть болтает. Так спокойнее. Привычный, спокойный и счастливый Питер много болтал, а Тони любил его болтовню. Сейчас же Питер молчал, как-то странно глядя на него. Обида пополам со страхом светилась в его глазах так отчетливо, что сердце заныло. — Маленький, — Тони протянул руку и коснулся узкой ладошки, безжизненно лежащей на диване. — Ну же? Не пугай меня, пожалуйста, старика. Слегка покраснев, пожевав нижнюю губу, Питер неуверенно выполз из своего угла, приближаясь вплотную. Положил ладони на плечи, пытливо заглянул в глаза, словно что-то искал в их глубине, легко провел ладонью по щеке. Тони ждал, пока он соберется с мыслями и плавился от этих нехитрых ласк почище, чем от самого разнузданного порно. — Тебе со мной хорошо? — совсем тихо спросил вдруг он, заглядывая в глаза. Сердце снова пропустило удар. — Конечно, — тут же откликнулся Тони. — Как иначе? Разве я бы был с тобой, если бы мне было плохо? А что насчет тебя, малыш? Тебе хорошо? — он затаил дыхание, зная ответ, но все равно каждый раз неуверенно вздрагивая. Вместо ответа Питер забрался к нему на колени и обнял. Прижался всем телом, совсем не сексуально, а как-то отчаянно, положил голову на плечо, коснулся уха губами. — Очень. Ты даже не представляешь как. Но… — Но? — Я тут подумал… — Питер-р-р, — Тони попытался поднять его голову, чтобы заглянуть в лицо, хотя бы по живой мимике прочитать, где уже успел накосячить так, что, кажется, его бросают. Лоб покрылся испариной, и Тони уже лихорадочно продумывал пути исправления любой ситуации, потому что отпустить Питера просто так, без борьбы, он был не намерен. — Ты что, передумал насчет нас? — Нет! — вскинулся тот, и облегчение облило с макушки до пяток. — Нет, что ты! Я просто подумал о том, что я лишаю тебя части твоей привычной жизни. — Чего?! — такого поворота Тони точно не ожидал. — Ну ты же до моего появления любил женщин. И мужчин. В смысле — оба пола любил. А теперь ты только со мной, хотя и к женскому вниманию привык тоже. Вот я и подумал, что со временем тебе, может быть, станет меня не хватать. И я понимаю, что так бывает и ничего нельзя гарантировать, но я могу хотя бы рассчитывать, что ты скажешь мне об этом сразу и прямо? Обещаю, я не буду обижаться. Иногда чувства просто проходят и возникают другие. И это не значит, что люди… обманщики. Просто так бывает. Он говорил всю эту невероятную дичь так спокойно, так… понимающе, что Тони зубы сцепил, едва не застонав от снова прошившей сердце боли за мальчишку. Ну откуда? Как? Как в его такую юную голову пришли эти страшные зрелые мысли?! Где Тони недосмотрел, не оградил, не был достаточно убедительным?! Он напрягся всем телом, шумно вдыхая, и Питер тут же отстранился, тревожно заглядывая в лицо. — Прости, — пробормотал. Тони мысленно выписал себе смачного леща, и снова сгреб пацана в охапку. Самое страшное, что Питер дело говорил. Тони так и жил ведь всю свою жизнь — от одного мимолетного чувства, до другого. От одной койки — до следующей. Не любил, не ценил, да уже и не искал. Кто же мог знать, что его маленькое чудо найдет его само? Буквально в руки свалится, перепугав поначалу до трясущихся рук? А ну как он не справится? Не будет достоин? Не сбережет это сокровище? Кажется, все же вот, не уберег. Ни от себя, ни от чьих-то злых языков. Он был уверен, что без рыжей бестии тут не обошлось, и на полном серьезе впервые в жизни планировал наорать на женщину, как только разберется с загонами Питера. — Пит, а ты меня любишь? — очень серьезно спросил он. — Конечно, — тут же кивнул тот, пригревшись на его груди. — Вот видишь. А мог бы любить любого другого человека. Более подходящего для тебя. Моложе, красивее. Мог бы любить свою одноклассницу Лиз. Но отчего-то ты выбрал меня, малыш, и почти каждую ночь я думаю о том, что ты, может быть, совершил неправильный выбор. И если у меня, как ты сам говоришь, было много разных женщин и мужчин, то у тебя не было никого, потому что я лишил тебя всякого выбора. — Не говори так! Ты — самый лучший человек, и я… — начал было тот возмущенно, но замолчал, повинуясь теплой большой ладони, мягко закрывшей его рот. — Тогда почему же ты, глупый Паучонка, сомневаешься в том, что я люблю тебя хотя бы на грамм меньше?! Он не стал дожидаться ответа — кто знает, что придет еще в эту кудрявую голову, просто накрыл губы Питера своими, сразу сильно и глубоко, чтобы тот даже не пытался больше представить Тони с кем-то другим. — Ты — мое все, Пит, — прошептал он в поцелуй. — Все мужчины и женщины в одном лице. Мой апогей, моя цель, мое настоящее и будущее. Это я, старый дурак, могу только молиться о том, чтобы тебе не захотелось чего-то другого, других отношений или впечатлений. Потому что я пробовал и знаю точно — ты мое все. Моя жизнь не была, увы, эталоном нравственности, и я не могу никак доказать тебе серьезность своих слов, надеюсь только, что время расставит все по своим местам. Теперь его уже заткнул поцелуем Питер, больше не отстраненный, а крепко прижавшийся, отзывчивый, требовательный. Он отвечал с такой силой, будто это — в первый и в последний раз в жизни, и нужно успеть, добрать сполна все, что только отпущено. Он вздрагивал, притирался, шарил ладонями по груди и плечам, слепо пытаясь пробиться под слои одежды, а затем все же разорвал поцелуй и чуть откинул голову, глубоко дыша. — Не могу больше, — честно глянул в глаза. — Хочу тебя. Сейчас. Немедленно. Тони попытался встать, чтобы перебраться в спальню, пока оба они еще могут хоть как-то соображать, но Питер с силой сжал его бедра своими. — Нет. Хочу тут, — упрямо мотнул головой. — Мы сегодня не одни на Базе, маленький, — Тони приподнял бровь, поглаживая нежную шею, любуясь ярко-розовым румянцем. — А вдруг Наташа выйдет водички попить и увидит нас с тобой? Вопреки ожиданиям, скромный и все еще стеснительный Питер только глазами сверкнул. — Пусть видит, — отрезал. — Я так хочу… Хотелось сжать его до хруста в ребрах, прижать еще теснее, хотя ближе, казалось, уже и некуда. Тони понял, почему он так говорит, еще раз оставив себе зарубку серьезно поговорить с бывшей шпионкой, если она и впредь планирует пользоваться их гостеприимством. — Да пусть хоть весь мир видит, — согласно шепнул в розовые губы. — И чтобы я больше никогда не слышал… что я могу с кем-то… но не с тобой. Потому что я только с тобой, маленький. И, словно в подтверждение своим словам, прикусил горячую порозовевшую кожу. Шея вообще чувствительное место, но Питер, в силу юности и повышенной чувствительности, составлял одну большую эрогенную зону целиком. Его заставляло замереть и ахнуть прикосновение к обнаженной коже руки, плеча, спины, даже лодыжек. Тони, как-то раз, на спор, довел его до оргазма просто целуя и лаская языком с ног до головы, без малейшего прикосновения к члену. В паху сразу потяжелело от таких воспоминаний. Но даже сейчас, спустя некоторое время, Питер оставался все таким же отзывчивым и чувствительным, лишь слегка попривыкнув к его рукам. Тони прихватил губами кожу в выемке между ключицами и провел языком длинную дорожку к уху, заставляя Питера тихо застонать, а после с силой провел ладонями по его бокам, обжигая прикосновением, чувствуя пробегающую под кожей ответную дрожь. Питер, оторвавшись от его губ, торопливо вытряхивал Тони из одежды. Стянул пиджак, а после, передумав возиться с рубашкой, сразу нырнул к пряжке ремня. Тони еще держался, когда пряжка, звякнув, отскочила в сторону, со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы, когда проворные пальцы, пробрались внутрь, обхватив каменно-твердый член, погладили по всей длине, а после накрыли горстью сочащуюся головку. Рванувшись навстречу, Тони резко перевернул их обоих в пространстве, наваливаясь сверху на взвизгнувшего от неожиданности Питера. — Маленький искуситель. Хочешь чтобы я кончил, как попало, себе в брюки? В ответ Питер выразительно глянул на него, а после, с каким-то отчаянным вызовом рванул на нем рубашку за несколько сотен долларов так, что пуговицы разлетелись, и с горящими глазами принялся вылизывать его солнечное сплетение, плавно смещаясь к соскам. В этом был весь Питер. Абсолютно равнодушный к деньгам и брендам, он видел под ними только Тони, его тело, которым восхищался так всеобъемлюще, что это завело бы и монаха. А Тони монахом не был, он был всего лишь простым смертным, двинутым на этом мальчишке. В висках стучало, когда он снова медленно, неторопливо прошелся пальцами по кудряшкам, несильно сжав, потянул назад, вынуждая оторваться, запрокинуть голову. — С ума по тебе схожу. И, не давая ответить, крепко поцеловал. Впрочем, Питер и не возражал, если в результате их общего сумасшествия, Тони будет только его и больше ничей, никогда, ни при каких обстоятельствах. Он с готовностью разомкнул губы, впуская настойчивый язык и касаясь языком сам, он гладил по спине и плечам, жадно, торопливо, царапая спину ногтями, толкался бедрами вверх, дергал за пояс брюк Тони в попытке стянуть их, наконец, полностью. Ему было плевать на то, готов ли он, на то, что у них нет под рукой смазки, что в любую минуту их могут застать… Плевать. Жажда присвоить, отстоять, вырвать свое, пусть и из несуществующих лап — туманила разум. Тони видел эту жаркую потребность и хорошо ее узнавал в своем мальчике, поскольку сам был с ней отлично знаком. Больше всего, до жгучей темноты перед глазами, хотелось прямо сейчас придавить Питера к дивану и взять. Отыметь. Трахнуть. И тот, судя по тому, как он провокационно выгибался, откликаясь на каждую ласку, как подавался навстречу бедрами, разводя колени, подставляясь, подчинился бы с радостью, принимая все, что Тони ему даст, даже боль. Именно поэтому нужно было, сцепив зубы, терпеть, тренируя и так на тонкой паутинке держащийся самоконтроль. — У нас нет смазки, малыш, — шепнул Тони. — Ничего нет. Питер его не слышал. Он плавал в тумане удовольствия и уже совсем плохо соображал, потерявшись в ощущениях. Тони замер в нерешительности. Незащищенный секс у них был часто, оба были чисты, он внимательно следил за этим. Но вот без смазки и тщательной растяжки у них никогда еще ничего не было. Прерваться, даже на секунду, не представлялось возможным, поэтому Тони нашел единственный приемлемый выход. Сместившись, он закинул длинные стройные ноги мальчишки себе на плечи, ныряя вниз, туда, куда давно уже очень хотелось и потерся щекой о гладкую, теплую кожу. Улыбнулся что-то лепетавшему Питеру, а после настойчиво и сильно провел языком от копчика и выше, дразня, обводя судорожно пульсирующий анус и слегка проталкиваясь внутрь. О. Он умел делать это долго и с чувством, мастерски играя на нервах, раз за разом доводя до грани и отступая, не позволяя получить ни грамма свыше. Изысканная чувственная, порочно-стыдная ласка, от которой Питер краснел весь целиком, разрываясь от желания отстраниться, потому что «господикакнеловко» и насадиться сильнее, потому что все нервы выкручивает от наслаждения. Добавив к языку пальцы, Тони благодарил небо за невероятную паучью гибкость и эластичность, потому как причинить ему боль было бы невозможно, так же, как и остановиться. — Давай, Тони, давай, ну пожалуйста, я прошу тебя, я больше не могу, еще, давай, давай, давай…— Питер бормотал это, как мантру, прерываясь только чтобы облизать пересохшие губы. Он дрожал и задыхался, натянутый, как струна, и Тони понял, что оба они — на самой грани. Успеть бы войти, не разочаровать бы, не сплоховать… Толкнувшись внутрь, он едва не застонал от облегчения, сдавленно зашипел и замер, тяжело дыша. Переждал, пока отпустит накатившая душная волна скорой разрядки, и начал двигаться. Тягуче и неглубоко, не рискуя пока набирать темп, чтобы не кончить тут же, доводя измучанного мальчишку до исступления. Впрочем, он сам долго не продержался бы никогда. С Питером Тони снова чувствовал себя шестнадцатилетним гипервозбудимым юнцом. Толкнувшись особенно глубоко, он почувствовал, как дёрнулся Питер, как его рука метнулась между их телами, но приласкал он не свой покрасневший от прилива крови член, а прикоснулся тонкими пальчиками к собственному растянутому до предела членом Тони входу, и это зрелище моментально толкнуло за грань. Перехватив обе руки Питера, Тони резко, с силой двинул бедрами несколько раз, и кончил, несдержанно помечая собой глубоко внутри. — Да, вот так, детка, хороший мой, да, да, да! Как же хорошо, как же ты принимаешь… — почти хрипел он, изливаясь толчками и чувствуя, как сжимает его в оргазменных тисках и сам Питер. Валяться на диване было прекрасно. Тони смутно осознавал, что надо бы слезть с придавленного всем его весом мальчишки, который даже не шевелился, но никак не мог собрать себя в кучу. Интересно, их секс всегда будет чем-то между взрывом и перерождением, или когда-нибудь Тони попустит? Питер слабо шевельнулся, поворачивая голову набок, чтобы глотнуть воздуха, и Тони приподнялся на мягких, непослушных после оргазма руках. Горячее, влажное тело под ним все еще подрагивало после пережитого, а сам Питер, несмотря на всю свою нечеловеческую силу, сейчас казался таким обманчиво-хрупким, доверяющим, уставшим и расслабленным, что сердце опять защемило. Как же он так не ценит себя? Не понимает, что от такого сокровища не отказываются? Что без него Тони просто уже не сможет жить? Сколько же придется приложить сил, чтобы вдолбить это в его умную голову, вложить в сердце, втрахать, наконец! Тони готов был положить на это остаток жизни. — Ты как, Пит? Тот приоткрыл влажные ресницы и мягко, довольно провел ладонью по его плечу. — Очень хорошо. Хочу спать, но чтобы только с тобой и до завтрашнего обеда. А потом — повторить. — Тогда нам лучше, все же, перебраться в спальню, — Тони выскользнул из тела Питера и поднялся первым, подбирая разбросанную вокруг дивана одежду. Лохмотья рубашки так и свисали с его плеч, будто он из стаи волков вырвался. Или не вырвался из лапок одного маленького Паучка. — Идем? — он подал руку Питеру. Тот поднялся, покачнулся, приваливаясь к Тони, поморщился от ощущения вытекающей из попки спермы. Тони обхватил его обеими руками выпустив из них собранную одежду. В самом деле — черт с ней. Даже если кто-то увидит и поймет, чем они тут занимались. Подхватив Питера под попу, Тони понес свое сокровище в спальню, по пути пальцами ощущая, какой же он влажный от его слюны и спермы, дурея от этого. — Больше чтобы никогда даже не думал никаких глупостей, — шепнул на ухо положившему ему голову на плечо Питеру. — Иначе я за себя не отвечаю. — Как сегодня не отвечаешь? — хихикнул Питер. — Даже еще хуже, — деланно-строго отозвался Тони, скользнув пальцами у влажной, все еще не закрытой дырочки. — Неделю сидеть не сможешь. — Знаешь, а ведь я даже не собирался, — Питер вздрогнул от сверхчувствительности, и Тони оставил его попку в покое. — Не хотел это чувствовать, но ничего не мог с собой поделать. Поэтому не могу ничего гарантировать, — лукаво закончил он и потерся носом о шею. Тони тяжело вздохнул. Видимо, пока Питер все еще может связно формулировать такие мысли, сон отменяется. А проспят они, вероятно, до самого вечера.***
На следующий день, едва выбравшись на кухню за завтраком, Тони тут же столкнулся с невозмутимо попивающей кофе Наташей. В ярком утреннем свете разворошенный диван в обрывках его рубашки выглядел слишком красноречиво, чтобы его не замечать, но оба вежливо делали вид. После двух раундов прошлой ночью и долгого, качественного крепкого сна рядом с успокоившимся Питером, он немного поостыл и уже не планировал ругаться. — Выглядишь отлично, — хмыкнула Наташа, первой нарушив хрупкую плотину молчания. — Выспался, — сухо отрезал Тони, чуть более раздраженно, чем обычно. — Питер все тебе рассказал, да? — хмыкнула она. Вот честное слово, Тони пытался. — А что там было рассказывать, не просветишь? — нехорошо прищурился он. — Что богатый мудак собирается потрахать его немножко и вышвырнуть из своей жизни, примерно так ты ему вчера наплела? — Примерно так, — невозмутимо кивнула Наташа. — А еще посоветовала глаз с тебя не спускать. — Но почему… — он запнулся, и потер лицо ладонями. — Ладно. Допустим, тебе на меня плевать, но о Питере ты подумала? Он же едва не извелся весь, пока меня дождался. — Именно о нем я и думала, Тони, — она медленно отставила чашку и вдруг шагнула ближе, подбираясь так отчетливо, что с него, без железного костюма, моментально слетела вся сонливость. — Я тебя отлично знаю. Вижу, как ты относишься к Питеру, не слепая. Но имей ввиду, если ты его обидишь… — То буду иметь дело с тобой, Мэй Паркер, Хеппи и прочими Мстителями, включая Фьюри? — За прочих не знаю, — тряхнула она рыжими локонами. — Я и в одиночку тебе яйца отрежу. Тони вздохнул, мысленно еще раз проклиная свою репутацию. Было обидно, конечно, с одной стороны. А с другой — радостно. Что у его Питера есть, оказывается, столько близких людей, которым не безразлична его судьба. Которые готовы защищать его от кого угодно, даже от него. — Не выйдет, — серьезно глядя ей в глаза сказал он. — Потому что невозможно обидеть то, что является смыслом жизни и ее осью. Вздернув голову, Наташа чуть прикрыла глаза, показывая, что поняла и приняла ответ. А после, усмехнувшись, первой подала руку. — Только в следующий раз, Старк, умоляю — дойдите до спальни! Вышла, понимаешь, водички ночью попить, и чуть не ослепла! — Ты только Питеру это не говори, — ухмыльнулся Тони, и подхватил с дивана оставшиеся, не собранные роботами, кусочки его рубашки. — И диван смени, извращенец! Я теперь на него сесть не смогу! — Придется смотреть телевизор стоя, — довольно отозвался он, выходя из кухни с полным подносом еды. Наверное, Пит его уже заждался. — Мне очень, просто невероятно теперь дорог этот диван! СПСТ