Прикосновение

Удивительно, но даже самые охраняемые места оказываются не такими уж недоступными — во всяком случае, когда за их стенами бесценное сокровище. А еще цель получить его, несмотря ни на что. Олег сдаваться не привык, а если уж дело касалось Серого, и вовсе не останавливался ни перед чем. Ты чего, Олег? Нельзя сдаваться, ты же сам меня учил. И Олег не сдался ни тогда, когда казалось, что смерть уже опалила дыханием его лицо, ни сейчас, когда психиатрическая больница возвышалась перед ним, словно неприступный Форт Боярд. Никто и ничто не может удержать его, когда за стенами мучают его Серого. Он же обещал не бросать, вернуться, быть рядом, что бы ни случилось. Как в дурацких клятвах «в болезни и здравии». Обычно такие дают люди, совершенно не понимающие истинного смысла. Те, что через пару лет так же будут бросаться обвинениями об испорченной жизни и зря потраченных годах. Олег дал клятву всего один раз, без пафосных речей и нелепых обещаний. Пообещал просто быть. Рядом. Всегда. Верность — это слово знакомо Олегу очень хорошо. Куда бы ни забрасывала жизнь, он ее сохранил. Честь и долг стали очень размытыми и утерянными понятиями, но верность осталась у него в крови. И сейчас он собирается снести эти стены к чертовой матери, если они мешают добраться до Серого. — Что они с тобой сделали? Вопрос срывается с губ, хотя Олег понимает, что ответа не последует. Но ему хочется верить, что он сумеет достучаться до Серого. Сможет отогнать его кошмары и страхи, как делал раньше. Он помнит, как звук его голоса успокаивал и утешал. Олег касается сжатых кулаков Серого. Дотрагивается осторожно, желая разжать их — так, словно в них Серый держит то, что не дает ему покоя. Олег помнит, как делал это в детском доме, когда сжатые в приступе отчаяния и немой ярости кулаки причиняли боль самому Серому. Олег не может позволить боли коснуться Серого. Только не его, только не опять. Он же обещал, что сумеет защитить от всего, станет непробиваемой стеной, через которую никто не сумеет дотянуться до Серого. И он нарушил данное слово. Теперь Серого окружают лишь белые стены, лишенные жизни. Как и человек, сидящий перед ним. Олег все бы отдал, чтобы жизнь снова появилась в голубых глазах Серого. Серый слабо шевелит губами, пытается что-то сказать. Олегу приходится совсем приблизиться к губам, чтобы услышать тихое: «Гром». Об Игоре Громе Олег уже наслышан. Закрывший в клетке его Серого бравый майор уже бесил до зубовного скрежета. Первое, чего хотелось, вернувшись в Питер — раскроить ему череп. Но Серый был в приоритете. Спасти, вытащить, не дать шакалам превратить его непонятно во что. Не позволить уничтожить его Серого, необходимого, как воздух. И какого черта Олег так надолго застрял в Сирии, когда был нужен здесь. Будь он рядом с Серым, точно не дал бы ему попасться. Олег профессионально умел не оставлять следов. А убить пару-тройку чинуш ради Серого вовсе не составило бы для него никакого труда. Это он должен был быть в том костюме, чтобы не дать Серому оказаться в смирительной рубашке. — Я убью его. Это все, что остается. Вытащить Серого, откачать, привести чувство неважно каким способом. Вернуть Серого, а попутно уничтожить Грома, а еще желательно всех, кто ему дорог, важен и близок. Сделать то же самое, что и Гром сделал с ним. Забрать самое дорогое. — У меня есть идея получше. Серый хватает его за руку, а когда Олег смотрит ему в глаза, видит в них отголоски жизни. В глазах Серого снова разгорается пламя жизни, пусть и приправленное огнем будущей мести. И Олегу плевать, почему и как восстанет из пепла Серый, он сделает все, чтобы это произошло. И несколько сотен жизней не кажутся такой уж большой ценой.