Скайрим + доморощенный гений...

…Я проснулась от того, что тепло начало потихоньку покидать меня. Странно, как я не заметила, что он высвободился из моих рук? О, подушка… Нет, не понимаю. Как он, не имея магического дара, смог расцепить мои руки, удерживая меня во сне, зачаровать подушку на сохранение тепла и бесшумно улизнуть? Его орёл вопросительно сказал своё «ка», привлекая моё внимание. Своенравная птица смерила меня подозрительным взглядом. — Что смотришь? Не кусала я его. — Ка. Птиц отвернул свой клюв в сторону. Я покачала головой, решив не обращать внимания на эту самовлюблённую тварь, и слезла с кровати, чтоб одеться обратно. А ведь Пьер не мог этого не чувствовать и не увидеть, когда проснулся. Интересно, а как это я вырубилась? Я же только что очнулась от многовекового сна и не должна была устать так быстро. Или это меня так загипнотизировало его сердечко? Смертные редко настолько спокойны в присутствии вампиров… Да они никогда такими не бывают, если чувствуют, что их могут убить прямо здесь и сейчас. Либо этот человек очень умело скрывает свои способности, либо дело в его птицах. Кто-то из них читает мысли… Внизу тихо играла музыка. Только необычная. Звук определённо должен принадлежать струнам, но почему-то был не привычным, как у лютни, а трескучим каким-то. Одевшись, я вышла из комнаты и спустилась вниз. Та альтмерка, Анна, сидела в каком-то мягком кресле, которое я вчера не видела, и тихонько перебирала сияющие струны двемерской лютни необычной формы. Инструмент был похож на сложенные вместе крылья птицы, под головой которой была яркая небесно-голубая эмблема, из которой вырастали струны. Те тянулись до хвоста птицы на грифе лютни, и у неё было куда больше хоров, чем у нормальной деревянной… Поразительный инструмент. Эльфийка подняла голову, на миг перестав перебирать струны, улыбнулась мне и вернулась к своей мелодии. В ней тоже не чувствовалось никакого страха. Меня вновь посетила мысль, что смертные мне редко улыбались, особенно если знали, кто я. А эти… казалось, что было всё наоборот, им было важно, что я — вампир, а не человек. Опять подумалось, что этот парень, Пьер… любой другой, и даже я скажу, что здравомыслящий человек в первую очередь предположил бы, что я хочу крови. Я хотела. Очень. Но он как никто отнёсся ко мне с теплотой и заботой. Ни разу не выронил в небе по пути к дому. И ничуть не стремился овладеть мной, когда представился шанс. Вот уж не думала я, что перед кем-то разденусь. Но плотное платье мешало чувствовать его тепло, а его рубашка… впервые вижу такую ткань, а уж на ощупь она мягче шёлка. Надо было только совладать с проклятой жаждой, чтобы не обмануть проявленного доверия. Судя по тому, что я до сих пор хочу есть, во сне ментальный поводок удержал жажду крови в узде. Анна снова остановилась и подняла взгляд. — Серна, добрый вечер. Как ты себя чувствуешь? — Крови хочу. Она посмотрела в сторону кладовки. — Прах? Раздалось недовольное карканье, и оттуда вылетел громадный ворон. Раза в два, а то и в три больше, чем Хугин или Мунин. — Ты стырил зелья из её замка? Подтверждающее «кар». — Будь любезен, дай ей одно. А то мы все покушали, а она голодная. Ворон с зазубренным клювом презрительно на меня посмотрел и отвернулся. Совсем как орёл. Я удивлённо покачала головой. — До чего же наглые и надменные эти птицы. Анна улыбнулась поласковее и склонила голову набок, глядя на ворона. — Прах… Потянулась через кресло и потрепала его по хохолку. Ворон прикрыл веки, снова смерил меня недовольным взглядом, развернулся и попрыгал назад. Послышались звуки падающих склянок. Было видно, что альтмерка хотела меня предупредить о чём-то, но сдерживалась, чтобы… дать ворону допрыгать до меня с зельем крови в страшном клюве. Он протянул большую склянку мне, но только я потянулась за ней, как он отпрыгнул. Наглый птиц… Я выхватила склянку у него из клюва, и этот гад чуть не отхватил мне палец! Каркнув напоследок, Прах вспорхнул на спинку кресла к Анне. Только после этого она мне сказала: — Осторожно. Он кусается. — Я заметила! — И он бы мне не простил, если бы я сказала раньше… Эльфийка глянула на пернатого нахала. Тот встрепенулся и принял весьма довольный вид, будто бы реально меня клюнул. -…Не обижайся, Серна. Они не любят вампиров после того, как Граф Мудакула попытался убить Пьера. Зевс так особенно. Она вернула взгляд смеющихся глаз на меня. Что ж, если вспомнить об этом, то всё понятно. Я утолила жажду зельем крови (пресновато, но пока сойдёт) и улыбнулась ей в ответ. — Спасибо. Что-то мне подсказывает, что сама бы я ничего у него не выпросила. Кстати, а Пьер — хозяин всех этих птиц? Анна усмехнулась. — Бери выше! Он их создал… Прах утвердительно каркнул. Эльфийка сделала пробный аккорд, слушая струны. А я в недоумении наклонила голову. — Создал? Как? Я не почувствовала в нём магического дара. Тем более такого мощного, который бы понадобился на их сотворение. Альтмерка положила лютню на колени и пожала плечами. — А он и не магией их создавал. Он выковал их в Этериевой Кузнице. ГДЕ?! — Я… я думала, это миф… Сказки про двемеров, про их невозможные вещи… Анна снова ухмыльнулась. — Неа. И машина для чтения Древних Свитков тоже. И… да мало ли чего. Я везде не была, но в Кузницу мы ходили. И хорошо, что ковал он, а не я. У меня бы воображения не хватило сковать аж пять разных птиц из металла и этерия. Да ещё и чтобы они могли изменять свою форму. А он как-то упоминал о существовании похожих разумных машин, мол, что есть целая раса могучих стальных великанов в каком-то из миров. С них он и взял концепцию разумной машины на магической основе. Я по-новому взглянула на Праха. Вспомнила, как изнутри выглядел Хугин. Определённо, у каждой из этих птиц есть причины быть высокомерными. — Интересно, как они заставили сбежать с поля боя Мордреда? Он ведь почти настолько же силён, как мой отец. И я всё равно не верю, что он мог повредиться рассудком от всего одного поражения. Анна мне объяснила: — А, Пьер просто забыл сказать, что там и я была. Висела в небе с Зевсом за спиной и в полную силу играла на «Рождённой летать»… Она показала свою лютню. -…Это бас-гитара. На этерии. Её он сковал первой. Мы за этим и шли. Ну, а так как у нас не было барабанов и барабанщика, а мой голос послабее этой гитары, то Зевсу пришлось бить молниями в такт песне, которую я пела. И усилять мой голос своими механизмами. А пела я и впрямь безумную песню, про биполярное расстройство личности. Это когда тебя бросает из крайности в крайность, причём непредсказуемо. А Пьер был в силовом доспехе «Владыки Небес» под «Молитвой Титана». Да ещё и прочитал «Я был мечом» перед этим… Она вновь оглянулась на ворона. -…Прах, можешь спроецировать видеозапись нашей битвы? Только на минимальной громкости и от моего лица. Птиц кивнул и посмотрел перед собой. Из его глаз полился свет, сформировавший изображение в воздухе между нами. Анна в этом видео крикнула имя Пьера с таким чувством, будто любила его больше жизни. Странно, что тогда она ровно отнеслась к тому, что мы с ним остались наедине… Потом он зачитал стих. На своём языке, который передался мне с его кровью. Стихотворение звучало так, словно это была реальная магическая формула, только из совершенно иного разряда, чем известные мне или те, о которых я читала. И, судя по словам альтмерки, так оно и было. Мордред слушал с интересом, как истинный рыцарь, дав ему шанс на последнее слово. Слово было длинным. А раз Пьер и Анна сейчас живут и здравствуют, они не лгали, и Рыцарь Ночи правда сбежал от них. По мере того, как росло чувство в голосе человека, до вампира доходило, как он ошибся, решив послушать незнакомую речь в стихотворной форме. Я-то понимала, что он читает. Сейчас, на записи. А тогда эти слова прозвучали впервые в этом мире, и они были сильными. И то, как Пьер склонил голову набок… я никогда прежде не видела таких взглядов, но мне показалось, что в тот миг он как-то то ли включился, то ли отключил рассудок, и… и… Мордред не смог дотянуться до него мечом, хотя стоял в упор. Просто не смог. Словно нечто невидимое сжимало его могущественный Меч Полуночи, не давая долететь до груди смертного. И, судя по тому, как сильно напрягался высший вампир, это нечто было мощным. Очень мощным. Прогремел орлиный клёкот, с неба прилетели молнии, вмиг испепелившие низших обращённых и отбросившие громом Рыцаря Ночи. Так как эта запись велась от лица Анны, она увидела, как с разных сторон прилетают все пять птиц, на лету превращаясь в металл. — Протокол «Владыка Небес». Молитва Титана. Настал и мой черёд поражённо взирать на то, чем обернулся Пьер. И думать, что странно, будто Анна не смотрит на него, как на бога. Потому что этот доспех, составляющий единое целое с его одеждой, питали молнии с небес, собираясь в жутковатый ореол вокруг него. — Зевс, дай крылья Музе. Орёл слетел с его спины и поднял Анну в небо. Откуда-то с земли к ней в руки прилетела гитара, повинуясь магнетической хватке Зевса. Зато понятно, почему он назвал её Музой. — А ты, отродье тьмы, СЕЙЧАС ПОЗНАЕШЬ ГНЕВ БОГА-МАШИНЫ!!! Гром усилил его голос тысячекратно, а в небе за спиной Анны загрохотали молнии, как она говорила. Вот только настоящий грохот начался с её словами. А когда она коснулась струн… О-о, теперь ясно, отчего Мордред мог в страхе бежать. Мало того, что Пьер в этом божественном доспехе тот страшный зубастый меч держал одной рукой, когда лезвие напоминало сплошной поток сияния. Я его двумя-то удержать не могла, и то не на полной скорости вращения! Так ещё и альтмерка на стальных крыльях в грозу в небе пела такое, от чего на той громкости, на которой Рыцарь это слышал, могла натурально лопнуть голова! Да уж, я начинаю понимать его чувства. И, будто и этого мало, что Анна со своим сильным голосом и с инструментами, на которых играют только боги, пела о безумии, так ещё и сам Пьер… Он перемещался по полю боя с невозможной скоростью, за один взмах воющего небесного клинка телепортируясь к каждому вампиру и превращая их в кровавый фарш. А когда Мордред смог взять себя в руки, то его клинок просто отскакивал от этой сияющей брони, не долетая до неё на толщину волоса. Мне это было видно. Не знаю, видела ли это тогда сама Анна. И Пьер за каких-то жалких три-пять минут превратил целое войско в мелко порубленное мясо, а Рыцарь Ночи ничего не смог сделать. Когда же Пьеру надоело пытаться попасть по высшему вампиру, который всё равно немного превосходил его в скорости, он перерубил Меч Полуночи и выстрелил в упор из револьвера раза четыре. Эти выстрелы проделали в теле Мордреда дыры размером с кулак, даже не заметив брони. Только после этого он улетел. Видео закончилось. Я тупо моргнула, переваривая показанное мне побоище. Пьер умел устрашать. Хотя мне он ни разу не показался человеком, способным на такие жестокости. Может, низшие и умирали быстро, но когда против такого никто ничего не может сделать… Даже высший вампир в доспехах родом из самой Хладной Гавани и с мечом оттуда же… И в небе бушует буря, разя всех вокруг молниями в такт безумной песне девушки с таким мощным голосом… Тут было от чего сойти с ума. Я покачала головой, чтобы прийти в себя. Почему там и тогда Пьер был таким страшным, а со мной был очень даже милым и приятным человеком? Ну, я, как минимум, не пыталась его убить… и я женщина, в отличие от Мордреда. Хм… — Ань… скажи, вы с Пьером — влюблённые? Она вдруг представила себе это, и её передёрнуло. — Нет. Ты что? Он же круглоухий! Мои брови опять взлетели на лоб. Что? Видя моё непонимание, эльфийка пояснила: — Да, он дал мне ту музыку, которую я искала сорок лет по всему Тамриэлю и даже дал невозможное — крылья. И он очень красиво поёт, когда в подходящем настроении, а его учу играть музыку и сражаться. Но… он — человек. Даже не эльф, не говоря о том, что не альтмер. О какой романтике между нами может идти речь? — Но я думала, что вы… ну, ты ему то пощёчины раздаёшь, то сидишь в обнимку. Это именно так и выглядит. — Не-е, может, мы и дружим, может, и очень крепко, но его внешность… как бы сказать… «немножко» отталкивающая. Вот будь он альтмером, я бы подумала. А так… я порву на части любого, кто посмеет у меня его отнять, но это не значит, что мы с ним трахаемся. Тут уж я не могу объяснить прямее… Хм. Ещё страннее. Я о таком даже не читала. Обычно все романы, описывающие вымышленные отношения между мужчинами и женщинами разных рас, говорили о том, что для влюблённых не существует расовых различий. -…И мне кажется странным, что перед ним нагишом сидела альтмерка, которая мне в бабушки годится, и периодически провоцировала его на секс. Это насколько можно устать от бумажной работы, чтобы забыть, что перед тобой — человек? А ведь ещё и талморка, то есть, она должна быть ещё более нетерпимой к людям, чем я. Что? Нагишом? Высокая эльфийка в пару-тройку веков возрастом? Альтмеры и в моё время были высокомерны, да и во всех книгах, которые мне попадались, они относились к человеческим расам, как минимум, презрительно. В первую секунду я не поверила, как и в случае с Мордредом, но… Пьер уже не раз показал куда более невероятные вещи. Он что, как-то умудряется влезать другим в мозги, не имея магического дара? Анна вдруг улыбнулась, словно я высказала этот вопрос вслух. — О-о, ему необязательно читать чужие мысли. Он их себе представляет. Как актёр. А ещё он тут всех знает. Вообще всех. — Я сказала это вслух? — Нет, он просто про тебя рассказывал. И у тебя на лице всё написано. — А. А он тогда что? Ну, когда перед ним сидела голая альтмерка? Анна пожала плечами. — Что-что. Сидел, пялился. Болтал. Он вообще любит поговорить, если его не заткнуть. Она пыталась, но недостаточно активно и не так, как нужно. Думаю, проблема в магии. Он отчего-то знает, как она устроена, и умеет поймать на крючок интереса любого мага. Я тоже гадаю, как он умудряется найти подход к любой бабе и при это с ней не переспать. Я вспомнила, как лежала с ним в обнимку, будучи в нижнем белье. Опять удивилась, что настолько ему доверилась. И ведь между нами тоже не шло речи о сексе. Ни разу. Всё, что он говорил о близости — это опасался, как бы я не потеряла контроль над жаждой крови. Ничего больше. Но он сказал мне слова, которые я бы сама сказала только тому, кому бы доверяла настолько, что могла бы умереть за него. Сказал тем же тоном, каким бы говорила я. С теми же мыслями. Сказал то, что думает. Что помнит обо мне. И снова в голове эта его тёплая улыбка… Люди так не улыбаются кому-то чужому. Я бы не улыбалась. Хотя мы с ним знакомы только несколько часов. И воспоминание о вкусе его крови перед пробуждением… Чтобы отвлечься от приятных видений, я посмотрела на двемерскую бас-гитару и склонила голову набок. — Интересно, а та безумная песня… Это он написал? Как и тот стих о мече? Альтмерка покачала головой. — Нет. Он не пишет стихов… по крайней мере, при мне никогда не писал, но упоминал, что умеет. А песни и эти строки он помнит. Он много чего помнит. Дова как-то говорил, что он дословно вспоминал на своём языке слова некоторых персон, которых сам Дова встречал через несколько дней, а то и недель и месяцев. Твои вот слова вспомнил при нас, хотя ты их ещё не сказала. — Так он видит будущее? — Если бы видел — оно бы уже случилось. Нет. Как он говорил, он просто… уже был здесь. Столько раз, что запомнил наизусть каждую деталь. И я уже убедилась в истинности его слов. Сама бы я тот же Аркнтамз исследовала не меньше месяца. А ему разрушенный землетрясением двемерский город показался не больше, чем в прошлый раз, когда он там был. И твою крипту мы нашли только через пару часов, когда как слуги твоего отца тебя искали несколько дней. Она почему-то улыбнулась. — И, так как ты сейчас здесь, с нами, думаешь об этом обо всём, удивляешься и поражаешься, события уже изменились в совершенно другую сторону, чем то, что он помнит. Я вспомнила его слова о том, что… мне пришлось бы убить собственного отца… -…И я бы правда убила отца? Аня меня подбодрила: — Уже нет. Если он что-то делает, не говоря никому о деталях и уводя чьё-то внимание в сторону других интересов, то это значит, что события повернулись настолько кардинально, насколько это вообще возможно. Можешь даже не спрашивать у него, что он задумал. Он не скажет. Совсем. Что ж… это обнадёживает. И озадачивает. Мама тоже не говорила о деталях своего плана сдерживания отца от исполнения пророчества о Тирании Солнца. В таком случае я и правда не добьюсь от него правды. Только если иносказательно. Он, скорее, чуть больше поговорит о своей цели, чем о методах. А про цель он мне уже сказал. Восстановить мою семью. Открыть моему отцу глаза на нечто очевидное. Пропади я пропадом, если понимала, что это значит. Чего тут очевидного? Вампир, считающий себя владыкой всех Детей Ночи, собрался заполучить в свои руки абсолютную власть. Над всем миром. Чтобы безбоязненно ходить по миру днём. Вот что очевидно мне. И очевидно, что отец не понимал того, что говорила мать. Что смертные восстанут против нас и перебьют всех до последнего. Хотя бы потому, что их банально больше. Перевес, навскидку, тысячи к одному, если брать сильных низших. Если брать таких, как я, папа, мама и Мордред, то десятки тысяч к одному. Если не сотни. И это простых воинов, даже если это будут простые ополченцы с дубьём и кольями, а не с железом в руках. Не говоря о магах всех мастей, включая некромантов, которые знают, как стопроцентно упокоить нежить. Объявлять войну силам дня было очевидно неразумно, но отцу затмила разум идея об этой дурацкой абсолютной власти. Что ещё тут могло быть очевидного, что заставило бы его одуматься, я не знала. — А Пьер настолько скрытен? — Когда это касается такого серьёзного дела или глубин его души — да. Если ты начнёшь с ним об этом говорить, то он очень быстро тебя запутает. И нет, это он не просил меня тебе сказать, я это видела, когда его пыталась соблазнить даэдра Мефалы. Чтобы защитить свою душу, Пьер её запутал. Кто-кто пытался соблазнить? Даэдрическое создание, созданное Богиней Тайн, Убийств и Секса? — Как? — Что «как»? Как запутал? Или как не поддался? — И то и то. Она усмехнулась. — Он как-то сказал ей, что она выглядит не как натуральная женщина, и пока он не объяснил, почему, я тоже не видела, в чём отличия. Плюс, она, как даэдра, вышедшая из-под руки богини, понимала его язык и говорила на нём. Это её и раскрыло, потому что на русском до того, как он научил на нём говорить меня и Ленку, умел говорить только Дова, но у него драконья душа, ему можно. И Пьер пункт за пунктом последовательно указал на каждую её ошибку. На ошибку самой Мефалы, потому что она создала эту сучку из паука и не подумала, что у данмерок не бывает таких огромных сисек, что у нас у всех узкие плечи и широкая жопа и не такая осиная талия, как у этой сволочи… Услышав такие нелестные подчёркивания своей женственности, я в недоумении посмотрела на свои собственные формы. И правда. Плечи заметно уже, чем зад, подчёркнутая корсетом королевской одежды талия, вряд ли шире, чем у Анны. Замечание, достойное хорошего хирурга… или художника. -…Меф хотела его прям там покарать за то, что он посмел учить её строению женского тела, но он сказал, что видит её «ошеломляющее невежество», и она прислушалась. Потом я увидела её обновлённую куколку в Матрице Магнуса, но не знаю, смогла ли эта даэдра оттуда выбраться, раз не особо знает Пьера. Я слегка нахмурилась, обратив внимание на одну деталь: — Ты сказала, что «на его языке» говорил только Довакин. Почему тогда я не вижу отличий его языка от родного мне? Анна перешла на какое-то наречие, отдалённо напоминающее общий тамриэльский, на котором говорили в моё время, ещё до заточения в гробнице. Но я в упор не понимала ни слова. Только общее построение речи. При этом она говорила на этом языке даже свободнее, чем на том, на котором говорил Пьер. Потом снова перешла на «русский», на котором говорили мы: — Что, непонятно? Значит, он и впрямь предположил, что знание языка можно передать через кровь. Это именно он тебя пробудил, хотя я его отговаривала. За это и дала пощёчину, потому что он не послушал. Она опять напомнила мне про этот необычный вкус. Я никогда не пробовала крови, не отдающей страхом и болью. До вчерашнего дня. Это было определённо вкуснее. А ещё та пощёчина… мне правда показалось, что я почувствовала этот удар по лицу. Но нет, это была только иллюзия, потому что первое, о чём он меня спросил, это как я себя чувствую. Ему это было важно, ведь он буквально меня покормил своей кровью. Не убоявшись боли и словно бы повторяя, что «боли нет»… — Серна-а, чего мечтаешь? Я тут. Ты что, влюбилась? Я выпалила быстрее, чем осознала суть вопроса: — НЕТ! Проклятье, только не эта понимающая улыбка… — Ничего, Пьер ещё сам поговорит с тобой об этом. Он отчего-то сильно не хочет, чтобы в него влюблялись. Не знаю, почему, пока что не спрашивала. Но могу себе представить… А, кстати, я ещё никогда не пробовала смахнуться с высшим вампиром на голых руках-ногах. Ты как, не против разогнать кровь после стольких веков застоя? ***