Жертва обстоятельств

      Подъезжая ближе к берегу, Лёня сбавил скорость и опустил стекло. Ветер тут же ворвался в салон машины, хлестнул по лицу и растрепал отросшую чёлку.       Немного поморщившись с непривычки, Лёня довольно улыбнулся.       Все складывалось как нельзя лучше. Досрочно закрытая сессия, непривычно жаркое начало июня, сильный ветер на море, хорошие волны… Впрочем, в этой бухте редко когда было как-то иначе. Настоящий рай для серфингистов!       К счастью, малоизвестный и труднодоступный широкой общественности. За что Лёня обожал это место вдвое сильнее.       Но стоило только добраться до стоянки и увидеть там крохотный джимни серого цвета с позерскими наклейками по всему заднему стеклу, как улыбка в миг слетела с его лица.       — Ну и мудак! — восхищенно выплюнул Лёня в сторону ни в чем не повинного внедорожника и резко развернулся к морю, где среди парочки гидроциклистов и нескольких кайтеров, глиссировал одинокий виндсёрфер.       Демид-мать-его-Верховенский.       Уникальный талант и будущее парусного спорта, по мнению многих.       И наглая самоуверенная заноза в заднице, по мнению Лёни.       И хватило же совести заявиться сюда после всего…       Лёня решительно отвернулся, запрыгнул на подножку своей машины, отцепил крепления багажника, стянул с крыши доску, достал из салона тубу с парусом и только потом позволил себе еще раз взглянуть на море.       А посмотреть там было на что.       Не снижая скорости, Верховенский делал заход на очередной маневр. Выпрыгнув высоко над водой, он ловко перекинул парус на другую сторону и поменял направление движения доски прямо в воздухе. Глиссирующий фордевинд, чистоте и легкости которого позавидовал бы даже профессионал.       В груди предательски потеплело, а сердцебиение участилось. И Лёне даже почти не было стыдно за это. Как бы он не относился к Верховенскому, но не мог отрицать очевидного — тот был ужасно талантлив.       А еще невозможно красив и атлетически сложен, точно античный бог. Высокий, широкоплечий, в меру мускулистый и гибкий.       Неудивительно, что виндсерфинг давался ему играючи, легко.       В отличие от того же Лёни, которому приходилось оттачивать свои навыки и умения, проводя в море не по одному часу изматывающих тренировок, до скукоженной кожи и тошнотворной соленой горечи во рту, чтобы обладать хотя бы половиной той же естественной легкости на доске, как у Верховенского.       Зато, благодаря своим регулярным тренировкам, Лёня оказался более подкован технически и более стабилен в результатах. Что очень радовало тренера и очень не очень — Верховенского.       Примерно тогда между ними и возникло негласное соперничество, продолжающееся весь прошлый сезон.       Оба ревниво следили за успехами друг друга и оба страстно желали одного — не просто принять участие в квалификационных гонках в конце сезона, но и получить заветный трофей, обставив при этом конкурента.       Верховенский осваивал все новые и новые эффектные маневры. Лёня же концентрировался на нескольких, шлифуя их до идеала.       И все ради чего? Чтоб в самый ответственный момент Верховенский подло подрезал его прямо на финишной прямой!       Му-дак!       Но самое обидное, было даже не это.       Верховенский… ему нравился. По-настоящему нравился. Иначе зачем еще Лёня бы стал тратить целое лето на то, чтобы переплюнуть (а на деле просто банально впечатлить) какого-то малознакомого парня? И Лёне казалось, что это взаимно.       Верховенский иногда так смотрел на него и улыбался своей особенной улыбкой, что у Лёни моментально начинались проблемы с координацией. А еще для неприятеля он был жутко тактильным и при любом удобном случае лохматил волосы или похлопывал по плечу, обязательно выдавая при этом какую-нибудь обидную хрень, которая, если отбросить подтекст, оказывалась дельным советом.       И будь это правдой, он бы закрыл глаза на гонку, поверил в любую оправдательную чушь… Однако выяснять отношения резко расхотелось, когда он увидел Верховенского на пьедестале, с кубком в одной руке и задницей длинноногой красотки в другой. Девица глупо хихикала и тыкалась губами в смуглую шею, оставляя на ней россыпь алых следов. А Верховенский… Верховенский с победной ухмылкой смотрел прямо на Лёню. И чем дольше длился их зрительный контакт, тем теснее Верховенский прижимал к себе девицу, пока ее губы не оказались на его губах.       Лёня молча развернулся и ушел. И с тех пор Верховенского он больше не видел. До этого самого дня.       Лёня зло дернул собачку вверх по молнии гидрокостюма, прищемив ею кожу, но даже не обратил на это внимание. Горечь разочарования снова затопила его с головой.       Занимаясь сборкой паруса и установкой мачты, он продолжал мысленно распинать Верховенского, распаляясь все больше и больше. Внутри все буквально вибрировало от гнева. Выходить на воду с таким настроем было чревато последствиями. Однако еще хуже было оставаться на берегу, тем самым показывая Верховенскому, что ему не все равно.       Леня отплыл чуть дальше от берега, встал на доску и поднял парус, нащупывая направление ветра. Здесь он был в своей стихии. Стоило только начать разгон, как все ненужные мысли улетучивались, оставаясь где-то далеко позади. Так было всегда.       Но сегодня привычная система давала сбой.       Как Лёня не уговаривал себя, но перестать украдкой таращиться на Верховенского так и не смог. Даже с приличного расстояния было заметно, как сильно тот изменился за прошедшее время. Волосы стали длиннее, плечи шире, а задница еще круглее и упруже. Про последнее Лёня уже додумал сам.       И все же, зачем Верховенский здесь появился? Снова готовится к соревнованиям? Но почему именно здесь? Ведь это было его, Лёнино, почти секретное, место!       Задумавшись, Лёня не сразу заметил, что Верховенский уже не просто катается где-то неподалеку, а целенаправленно мчится прямо к нему, улыбаясь при этом во все тридцать два, словно безумно рад его видеть.       Вот уж нет! Второй раз Лёня на такое не клюнет. И обогнать себя тоже не даст!       Мгновенно перенося баланс на другую сторону доски, Лёня сделал резкий поворот в сторону и всем телом ощутил, как в него врезалось нечто очень большое и твердое.       Наверное, гидроцикл, — успел подумать он, перед тем как провалился в беспамятство.       

***

      Похоже удар был настолько сильным, что Лёня заработал очередную травму головы.       Именно на нее он списал то, что, сквозь приоткрытые веки, видел склонившегося над ним Верховенского, обеспокоенного до нельзя.       Верховенский все приближался и приближался, пока не ткнулся холодными солеными губами ему в рот.       — Если это искусственное дыхание, то я уже труп, — просипел Лёня, когда горе спасатель дал ему нормально вздохнуть.       — Ты живой! — просиял Верховенский, бросившись обнимать его с такой силой, что Лёня закашлялся. — Тише, тише, все нормально, — и продублировал для кого-то в сторону: — С ним все хорошо!       — Нормально? Хорошо? — недоверчиво прищурился Лёня.       Правый бок ныл от боли, голова кружилась, а о том, во что превратилась его доска, Лёня даже знать не хотел. И это называется «хорошо» и «нормально»?       — Не придирайся, — легко отмахнулся Верховенский. — Ты жив. И даже почти здоров. Надеюсь, переломов нет.       — Надеется он… — проворчал Лёня. — С каких это пор тебя волнует мое здоровье?       Верховенский озадаченно нахмурился. И Лёня напомнил:       — Тебя же не волновало, что со мной будет, когда подсекал меня на финише.       Верховенский виновато потупился.       — Я не видел, что ты упал.       — О, ну конечно, — закивал Лёня словно китайский болванчик, что было очень затруднительно в лежачем положении. — Еще скажи, что ты не специально.       — Да блядь… — зло выругался Верховенский, отводя взгляд в сторону, и нехотя признался: — Меня занесло.       — Что? — Лёня даже привстал на локти от удивления.       — Меня занесло, ясно? Я тупо потерял управление, меня мотнуло в сторону и вот... Я не знал, что ты упал. Ждал тебя на финише и…       — Видел я, как ты меня ждал, — съязвил Леня, сдавая себя с головой.       — Все-таки приревновал, — обрадовался чему-то Верховенский. — А я боялся, что это все из-за кубка… — и он снова склонился над Лёней.       Искусственное дыхание Верховенский делал по-прежнему ужасно. А вот с поцелуями справлялся на ура. Настолько, что мог с легкостью давать мастер-классы.       Пожалуй, Лёня попросит у него парочку уроков. А потом… а потом с удовольствием возьмет свой реванш.