Роль поддержки

Подушечки пальцев уже десять минут разглаживают одну и ту же складку на платье бордового цвета. Зубы беззащитно терзают налитые пухлые губы, сдирая с них кожу. Алая кровь смешивается с такой же помадой матовой текстуры, и Одри мельком вздрагивает, ощущая мимолетную вспышку боли, однако сразу же хмурится.       «Нет. Нельзя. Нужно отвлечься, чтобы не довести себя до ещё более отвратного состояния.» — думает она, глядя через лобовое стекло на почти незаметные во тьме пейзажи. Однако душа была напугана. Сердце бешено стучало в такт дрожащим пальцам, и Одри уже в который раз перемещала ладони с платья на ремень безопасности, дабы успокоить свои мысли. Но как, черт возьми, можно было успокоиться, когда ты буквально десять минут назад видела труп человека?! Человека, что отдыхал так же, как и они с Давидом, но которого успели убить в одной из приватных комнат! Рвано выдохнув, Одри запустила руки в волосы и крепко стянула их, желая переключить мозг на другое чувство — дискомфорт. Чтобы забыть о том, что убийца, вероятно, до последнего находился с ними в одном помещении. Был среди них… — Одри. Низкий мужской голос с соседнего сиденья быстро отрезвил её. Благодаря годам работы в психиатрической клинике она моментально смогла вернуть своему лицу сосредоточенность и спокойствие, складывая руки на коленях. Выпрямилась, до тяжести пустыми глазами поворачиваясь на Давида, что не отрывал взгляд от дороги, но выглядел, кажется, гораздо напряжённые её: крепко сжимал ладонями руль, слишком внимательно смотрел вперёд — будто новичок, что в первый раз водил машину. Когда Одри заговорила, голос её уже был обычным: — Нормально. — Не нормально, ведьмочка, — будто с укором сказал он. — Тебе ли не знать, что после такого нормально точно не может быть. — Не волнуйся, у меня достаточно сил, чтобы сказать, что это нормально. — с таким же нажимом произнесла она. Давид дёрнул губой в подобии насмешки, но тут же тяжело выдохнул, сворачивая на обочину. И, как бы не кричал здравый смысл, Одри всё равно ненароком сжала ремень безопасности в руках. Обернувшись к девушке, мужчина протянул к ней руку, в подбадривающем жесте потрепав за плечо. Но выглядело это настолько нелепо в такой ситуации, что Одри не смогла сдержать смешок. — Что? — Адвокат успокаивает психиатра и психолога в одном…какая ирония. — она повернула к нему голову, заглядывая в голубые глаза. Пыталась найти в них ответы на свои вопросы, которые мучали её всё это время, но, как всегда, не обнаруживала, а потому спрашивала прямо: — Почему ты так отреагировал, Давид? Почему на твоём лице не было ни одной эмоции? Ни сочувствствия, ни жалости… Она замолчала. Молчал и мужчина, до сих пор поглаживая её по плечу, но в этот раз как-то нервно, словно он боялся открыться. И Одри видела эту замешку. Читала по глазам, что заданный вопрос застал его врасплох, но ждала ответа. Ей стоило бы нажать на кнопку, чтобы снять ремень, и открыть дверь, убегая отсюда. Стоило бы понять, почему Давид, а вслед за ним и все остальные коллеги из Астреи вели себя так закрыто. Стоило бы вообще уехать обратно и забить на всё это, но она, чтоб тебя, упертая! Ей нужна суть. Нужна правда, которую она должна была добиться любым способом. — Я доверилась тебе, Давид. — слегка надавливая, заговорила Одри. — Доверилась вам. Но сначала я слышу странные вещи, что, вероятно, идут в мой адрес, затем вижу труп… И все это за пару дней. И знаешь, в чем дело? — В чем, ведьмочка? — совсем серьезно и сосредоточенно проговорил он, за секунду меняясь в своём истинном характере. — В том, что ты видишь больше, чем тебе следует? — Именно. И мне не нравится, что я не знаю всей правды. Он убрал руку с её плеча. Повернулся к рулю, приглаживая кудрявые волосы, и потупил взгляд. За все те дни, что Одри видела его, Давид никогда не был…таким. Собственно, и знала она его всего-ничего, поэтому неизвестно, был ли он настоящим с ней сейчас или до этого. Передернув плечами, бывший психиатр вновь вспомнила о трупе молодой девушки. Всем нутром понимала, что полчаса назад жертва могла быть живой. А затем напомнила себе об Эмме… Той, которая ещё не осознала, что уже завтра её сестра не поздоровается с ней теплым утром, не предложит позавтракать и не расскажет очередную историю, произошедшую за день… Представила последовательную реакцию родителей: недоверие, отрицание, страх, панику, ярость, злобу, скорбь, апатию, боль, сочувствие…смирение. Наступит ли когда-нибудь в их семье смирение? Смогут ли они отпустить ту, что была частью их жизни? Сможет ли мать, перебирая фотографии, не рыдать каждый раз, когда будет натыкаться на лицо когда-то живой дочери? Получится ли у отца ходить на работу и жить как прежде, зная, что от сердца оторвали кусок самого ценного? И самое главное: сможет ли Эмма простить себя за то, что этой ночью не осталась дома вместе с ней? Сможет ли не возненавидеть себя? Получится ли у неё пережить это, или, быть может, все закончится ещё плачевнее? Одри тряхнула головой, но не помогло. Крепко сжала зубы, словно это позволило бы ей спрятать нахлынувший страх. Надавила костяшками на глаза. — Господи…— испуганно вырвалось из её уст, из-за чего она зажала рот рукой. Повторила уже тише: — Господи… Давид качнул головой в её сторону, сведя брови к переносице. Отстегнул свой ремень безопасности, а затем нажал и на кнопку соседнего сиденья, освобождая девушку из-под индивидуальной защиты. — Что ты делаешь…? — прошептала она, убирая ладони от лица. — Провожу терапию. Он почти рывком прижал её к себе, утягивая в объятья. Из-за мешающей коробки передач раздраженно выдохнул, чувствуя, как она упирается под ребро, но всё же продолжал поглаживать Одри по спине, положив голову на плечо. Психолог замерла. Нервно, рвано выдохнув, отбросила свою гордость, и просунула руки вверх, обнимая Давида за шею. Зажмурила глаза, чувствуя откуда-то взявшись холод в теле или машине, и непонятно откуда появившийся ком в горле. В ушах звенело. Она боялась распахнуть веки и увидеть в окне чье-то лицо, которое неотрывно наблюдало за ними, ожидая момента, пока его заметят. Боялась, что Давид воткнет ей нож в спину, что он…бросит её тут. Почувствовав её настроение, адвокат отстранился, но не убрал её руки со своей шеи. Поймал лицо ладонями, загораживая обзор на окно. Несильно столкнулся лбом с её и выдохнул: — Я привык к этому, ведьмочка. Я видел уже столько дерьма, что действительно привык. — Разве можно привыкнуть к…— произносить следующие слова было трудно, но она смогла: — к убийствам, смертям… — Да. Тебе ли не знать, как профессия влияет на восприятие. — грустно усмехнулся он. Одри медленно и почти неловко отстранилась. Нехотя, Давид сделал так же, кидая ей маленькую ухмылку. Понял её попытку закончить разговор. Ощутил явное желание защитить психолога, но тут же тряхнул головой, отворачиваясь к лобовому стеклу. — Поехали домой. Вопрос о том, что имел ввиду адвокат, когда говорил о способности Одри видеть больше других, был открыт, но она желала услышать ответ в более спокойной обстановке. — Поехали. Они пристегнулись. Странное ощущение чего-то теплого появилось в груди, от которого оба нерво поёрзали на месте. Давид повернул ключ зажигания и ещё раз пригладил кудрявые волосы. Он привык флиртовать. Привык беззаботно жить и не обращать внимание на переживания других. Но это никак не граничило с его изначальной установкой. — Давид? — прошептала Одри, глядя за вновь меняющимися пейзажами за окном. — Слушаю, милая ведьмочка. — не отрываясь от дороги, говорил он. — Извини. За истерику. И спасибо. — Лучше так, чем скрывать всё в себе. Да и вообще… Для тебя всё, что угодно. Ей всё ещё было страшно. Всё ещё противно, отвратно, непонятно. Всё ещё тревожно от адвоката, но уже не так сильно… Ему, почему-то, хотелось начать верить. Искусситель, маяк во тьме — он манил за собой. Вливал в её тело странный алкоголь, круживший голову — словно Дионис, желающий пленить ее к себе. Оба знали: роль этой поддержки ещё не сыграна до конца. Она ещё покажет себя. Где-то внутри, — глубоко в сердце, — они ждали этого. Такова была роль поддержки.