Querencia

Когда Марк возвращается в свою комнату после не слишком приятного времяпрепровождения в студии, на его кровати лежит комок размером с человека, с головы до ног укрытый одеялами. Единственная видимая часть гостя – копна фиолетовых, непослушных волос, так что Марк точно знает, кто решил пробраться в его комнату во время его отсутствия. Не то чтобы с самого начала было много подозреваемых. Донхёк как-то умудрился сделать комнату Марка своей второй спальней несколько месяцев назад, и хотя он не пользуется ею слишком часто, бывают моменты, когда он надевает один из своих самых больших худи и топает на десятый этаж, чтобы стать единым целым с матрасом Марка. Он жалуется на подушку и морщится, когда из коридора доносится слишком много шума, но все равно возвращается спустя какое-то время, особенно когда ему трудно заснуть в своей собственной комнате. Обычно Донхёк способен заснуть где угодно и когда угодно. Это как бы входит в их работу – в один момент ты дремлешь, чтобы восстановить немного энергии, а в следующий выходишь на сцену, чтобы выступить перед тысячами людей. Стало необходимостью давать своему телу отдых всякий раз, когда это возможно. Марк видел, как Донхёк засыпает между записями, в автобусе, в залах ожидания. Бывали случаи, когда он отключался и в тренировочном зале. Учитывая, насколько плотным было расписание Донхёка в последнее время, он не должен сильно страдать от бессонницы. Но иногда, каким бы усталым ни было твое тело, мысли мечутся с ужасающей скоростью, и внезапно сон становится твоим главным врагом. Марку слишком хорошо знакомо это чувство, и он понимает, что его лучшему другу оно тоже знакомо. Не то чтобы Донхёку было в новинку спать в его постели. Он начал забираться к Марку под одеяло, как только они стали жить в одном общежитии, и они часто спали в одной кровати, даже когда были соседями. Марк так и не понял, что именно заставляло Донхёка заползать в его постель. Иногда он приходил в поисках утешения, которое Марк предоставлял без слов. Иногда он тихо подкрадывался, чтобы предложить теплые объятия, когда Марк был грустным и измотанным. Бывали моменты, когда он приходил просто провести время вместе – они смотрели смешные дорамы, пели песни своих старших коллег, обсуждали танцевальные движения, делились секретами шепотом и смеялись над тем, что произошло в течение дня. Сначала Марк не очень понимал эту привычку Донхёка, но она настолько вросла в его повседневную жизнь, что он перестал обращать на это внимание. Так что, да, за эти годы Марк привык видеть Донхёка в своей постели. Тем не менее, его все еще застает врасплох чувство удовлетворения, которое глубоко поселяется в его груди каждый раз, когда он видит своего лучшего друга, запутавшегося в любимом одеяле Марка, с щекой, прижатой к его подушке. Осознание того, что не у многих людей есть шанс увидеть его таким – теплым, спокойным и полным доверия, – заставляет его грудь сжаться. Донхёк выглядит так, словно он принадлежит этому месту, на кровати Марка, как будто нет другого места, где он предпочел бы быть. И Марк задается вопросом, может быть, это действительно так, по крайней мере, в какой-то степени. В последнее время Донхёк на самом деле не ждет возвращения Марка домой. Он просто поднимается на десятый этаж, когда захочет, сворачивается калачиком на кровати своего лучшего друга и либо засыпает, либо играет на своем телефоне в ожидании законного владельца комнаты. Он проводил там все свое время, даже когда Марк уезжал в тур с SuperM – Джэхён без колебаний присылал ему фотографии Донхёка, растянувшегося на его матрасе, с взъерошенными волосами и умиротворенным выражением лица, с телефоном в руке. Искал ли он немного личного пространства или просто скучал по лучшему другу – Марк так и не набрался смелости спросить. (Возможно, просто возможно, он немного боится, что, если он спросит, Донхёк перестанет приходить.) Донхёк заметно вздрагивает от звука закрывающейся двери, и Марк не может сдержать смешка, когда его лицо появляется из-под одеяла. Он выглядит усталым, но в основном раздраженным, что кто-то посмел нарушить его уединение в чужой комнате. “Эй,” говорит Марк, слегка улыбаясь, вопреки себе. “Я думал, моя подушка плохо пахнет?” “Так и есть,” раздается приглушенный ответ. “Джонни-хён играет в нашей комнате, и я не хочу его беспокоить, но и заснуть там не могу. Слишком шумно. Я могу пойти побеспокоить кого-нибудь еще, если хочешь.”  “Нет, все в порядке,” успокаивает он, потому что так оно и есть на самом деле. Марк из прошлого, вероятно, немного волновался бы, насколько нормально это для него, но сейчас все кажется таким естественным. “Я много раз говорил тебе, что все в порядке. Но сначала я приму душ. После этого ты сможешь побеспокоить меня как следует.”  Донхёк, должно быть, действительно измотан, потому что он не отвечает, просто закатывает глаза и прячет лицо в подушку. Марк сомневается, что он будет еще бодрствовать к тому времени, когда он вернется из ванной. Он быстро принимает душ и заходит на кухню, чтобы взять бутылку холодной воды из холодильника. Когда он открывает дверь в свою комнату, Донхёк все еще в той же позе, но глаза его закрыты. Похоже, ему удалось задремать, и Марк знает, что не должен его беспокоить, но в то же время не может не тянуться к другому мальчику. Он тихо подходит к нему, оставляя воду на тумбочке, прежде чем присесть на край кровати и протягивает руку, чтобы убрать несколько прядей волос, упавших ему на глаза. Прикасаясь к Донхёку, он словно перечитывает фразы из любимой книги или играет аккорды песен, которыми он дорожит. Это напоминает ему о мягком одеяле, которым мама укрывала его в Канаде, или о поздравительной открытке с душевным посланием, которую брат прислал ему много лет назад. Это знакомо, комфортно и приятно. На протяжении стольких лет Донхёк просто был рядом, прямо рядом с ним, с солнечной улыбкой, сияющими глазами и поддразнивающими словами, что Марк иногда задается вопросом, действительно ли был когда-то момент, когда его жизнь не была связана с Донхёком. Это мой лучший друг, думает он, проводя пальцами по лицу другого, задерживаясь на несколько секунд на каждой родинке. Мой соулмейт, мысленно добавляет он уже не в первый раз в своей жизни, оставляя легкие прикосновения на приоткрытых губах, а затем кладет ладонь на теплую щеку. Мой настоящий дом, размышляет он, пока Донхёк тянется к его прикосновениям, очень похожий на сонного кота, просящего больше ласки. “Донхёки,” говорит он, когда сталкивается с усталым взглядом. Он ничего не может поделать с нежными нотками, которые проскальзывают в его голосе, но на самом деле, если кого и стоит винить, так это самого Донхёка за то, что он выглядит таким милым и довольным. “Не можешь заснуть?” “Мг,” звучит невнятный ответ, и Марк не может понять, это согласие или опровержение его слов. “Как дела в студии?” “Могло быть и лучше,” тихо признается он и взъерошивает волосы Донхёка, когда тот поднимает голову. Марк мягко толкает его вниз, не желая нарушать момент умиротворения. Донхёк ложится обратно без возражений. Он всегда такой, когда находится в полудреме и они остаются вдвоем: мягкий, податливый и невероятно теплый. “Все в порядке. У меня еще есть немного времени до дедлайна.”  Донхёк хмыкает в знак согласия и дотрагивается до руки Марка, которая все еще находится в его волосах (свитерные лапки, автоматически отмечает Марк, конечно же у него есть свитерные лапки) прежде чем закрыть глаза и отвернуться от него.  “Присоединишься ко мне? Сон — лучшее, когда все остальное - отстой.” Он планировал дождаться, пока Донхёк заснет, а затем достать свою гитару, чтобы сочинить новые песни. Он знает, что другой мальчик не будет против — обычно, когда Донхёку удается заснуть, его не так-то просто разбудить. Он, наверное, привык к тому, что Марк тихонько бренчит на своей гитаре, когда он спит. Но в этот раз Донхёк выглядит еще более привлекательно, чем обычно, и Марк решает, что все остальное может подождать, когда у него в постели будет человеческое воплощение солнца, которое ждет его в своей постели и просит присоединиться. Поэтому он мягко подталкивает Донхёка, а затем хлопает его по руке, когда не получает ответа. Другой мальчик стонет, но наконец отодвигается, освобождая место для Марка рядом с ним. Он залезает под одеяло, которое Донхёк оставил для него, и устраивается рядом со своим лучшим другом, просовывая одно колено между его ног и протягивая руку, чтобы притянуть его поближе к своей груди. Это так же просто, как дышать, – задрать край футболки Донхёка, и прикоснуться пальцами к теплой, загорелой коже его бедра. Он зарывается носом в фиолетовые волосы и думает, что, несмотря на все изменения, произошедшие за эти годы, это никогда не будет казаться менее теплым, менее правдивым, менее приятным. Он думает о тринадцатилетнем Донхёке, который появился в SM после прохождения самого сложного прослушивания, проведенного компанией. Он думает о рыжеволосом Донхёке, который сворачивался с Ченлэ в углу комнаты для практики, чтобы научить его полезным корейским фразам. Он думает о Донхёке с серебряными волосами и искорками в глазах, когда тот дразнил Марка за ошибку во время съемок их музыкального клипа. Он думает о Донхёке на сцене – танцующем, поющем, сияющем, доказывающем, что он рожден выступать и заставлять людей влюбляться в него. Он думает о Донхёке на практике – работающем неустанно, несмотря на его расписание, улыбающемся и цепляющемся за других участников. Он думает о Донхёке в звукозаписывающей студии, всегда стремящемся к совершенству, несмотря на то, насколько он уже хорош. Он думает о Донхёке в тишине своей комнаты, напевающем грустные песни и смотрящем на Марка глазами, полными обожания. Он смотрит на Донхёка в своей постели, с полузакрытыми глазами и складками от подушки на его красивом лице, и думает, засыпая – Мне не нужен никто, кроме него.