Этот неловкий момент

      Было даже забавно осознавать, что их многолетняя дружба превратилась во что-то подобное.       Стэн рвано выдыхает и видя, как недоуменно Кенни на него таращится, устало прикрывает глаза. Дерьмо случается, но это — за гранью всего объяснимого.       Они, слегка обкуренные, лежат на кровати Маккормика и ловят слабенький приход. Разговаривают о школе, Кайле и Картмане, девчонках и Венди — Стэн понимает, что сердце совсем не скачет в бешенном ритме и не хочет выпрыгнуть из груди.       Кенни что-то без конца вещает и улыбается чему-то своему, и Стэн его не перебивает: смотрит пристально, рассматривает каждую деталь на чужом лице и позволяет своим щекам заалеть чересчур заметно. Бедро Кенни невесомо касается бедра Стэна — это едва ощутимо — но Марш все равно уделяет этому факту слишком много внимания и отчего-то краснеет еще сильнее. Маккормик этого, конечно, не замечает: размахивает рукой и продолжает о чем-то увлеченно говорить. Стэн сглатывает накопившуюся слюну, когда ловит взглядом движущийся кадык Кенни.       Голос друга теперь совсем не слышан.       Стэн часто-часто моргает, запоздало понимая, что к горлу подступает тошнота. Осознание внезапно ударяет в голову, но уже поздно: рвота вырывается наружу — становится невообразимо страшно и совсем немного стыдно. Стэн беззвучно охает и прикрывает рот рукой.       Открывать глаза и смотреть на Кенни — страшно.       Стэн ждет. Ждет, когда Кенни наконец-то протянет звонкое «фу», выдаст какую-нибудь несмешную шутку и они от души посмеются над этим. И благополучно забудут случившееся. Желательно, навсегда.       Но этого не происходит. Кенни молчит и совершенно не двигается. Даже не спешит убрать со своего лица капли стэнового порыва. Стэну хочется сказать, заверить, что перекурил, что выпитый ранее алкоголь дал о себе знать, но он попросту не находит в себе сил открыть рот — даже для такого нелепого оправдания.       Наверное, сейчас Кенни окончательно осмыслит произошедшее и выпроводит Стэна из дома. Конечно, он не расскажет никому, но определенно отдалится от новоиспеченного друга-педика.       Многолетняя дружба превратится в каждодневные «привет-пока» и поздравления с днем рождения через фейсбук.       Стэн медленно открывает глаза, стараясь не смотреть на Кенни даже краем глаза. Тот до сих пор не подает никаких признаков жизни — ожидание для Стэна становится невыносимым.       «Ну давай, скажи уже, что бы я, сраный педик, проваливал. Только не молчи, блять».       Стэн уже представляет, как Кенни будет смотреть на него завтра в школе: отвращение, непонимание, возможно, равнодушие — а может, все вместе. И теперь даже чувствует легкое, но ощутимое покалывание в районе сердца.       — Бля, воняет — пиздец, — голос Кенни, охрипший после долгого молчания, кажется слишком громким на контрасте с долговременной тишиной: Стэна током прошибает. — Ну ты, конечно, дал жару, — Кенни почти смеется, осматривая сотворенное Стэном безобразие в виде загрязненной кровати и, собственно, их самих.       Стэн все же переводит взгляд на Кенни, не скрывая удивления: Кенни пялится на него и хитро улыбается — едва ли не ухмылкой. Стэн с глуповатым видом смотрит в ответ, боясь издать хоть какой-то звук. Кенни тем временем, осмотрев себя, оценивает причиненный ущерб своей одежде и, наконец, говорит:       — Я тебя тоже люблю, Стэн, но больше так не делай. Это моя единственная нормальная футболка. Была.