Стив и Харрингтон

*** Билли любит называть Стива Харрингтон. Любит это низкое рокотание, Харрррингтнн. Любит Хар Хар Харрингтон-Харгроув, похожее на то, как два двигателя урчат вместе, в унисон. Помнишь, Билли, как вы гонялись на тачках – и на кону был минет от прибывшего на финиш последним? И ты выиграл, потому что ни одна машина не может быть быстрее твоей синей волны, которую гонит сам неудержимый ветер? Нет, ты не выиграл тогда .. Ты поддался, помнишь первый раз в жизни поддался ..? Потому что тебе так хотелось попробовать Харрингтона на вкус. Билли любит свой собственный голос, когда произносит фамилию своего парня, голос нежный как шелк, влажный и хриплый. Как горячий секс. Словно охлаждающая волна шуршит шипя по обжигающей гальке. Если честно, он с удовольствием оттрахал бы свой голос, который так сексуально произносит это имя. И он знает, что Стиву тоже нравится. Когда Билли называет его Харрингтон. Стив – хороший, Стив – любящий, уютный и такой заботливый муж. Такая верная жена. Привычно-приятный. Вместе навсегда, обнявшись на диване, и Так искренне-нежно заглядывающий в глаза "Ты меня любишь?" Но Харрингтон возвращает мокрый жар школьной душевой, свежесть и новизну, резкость и грубость. Их первые слова, их первые разы – как зазубренное лезвие. Все те неровности. Словно по пересечённой местности. Шероховатость их первых прикосновений. "Руки убери, Харрингтон!" "Я тебя вообще не трогаю, идиот, ты сам лезешь!" Терпкость их первых поцелуев "Гандон, ты губу мне до крови укусил!" Неуклюжесть их первых минетов "Харрингтон, с зубами полегче, да?" Боль их первых проникновений "Ааах сука ты .. блять Харрингтон, иди ты в жопу со своим огромным членом!" "Я уже там, Харгроув. Чувствуешь меня, детка?" Неуверенность и страх, и кроличье биение его собственного сердца всякий раз, когда он замечал этого чистенького золотого мальчика в школьных коридорах. Опрятный сынок богатых родителей, с уложенной прической, волосок к волоску, в отглаженных поло-рубашках пастельных цветов с хрустящими воротничками, за которые всегда так хотелось оттаскать. Харрингтон. Во всей своей красе. Грязный рот, грязные мысли, фантазии. Его только надо раззадорить, и он заставит Билли краснеть, будто девственницу, кинет в испарину Пошёл ты нахуй, Харрингтон. Я умру за тебя, Харрингтон. Ты такой мудак, Харрингтон. Билли любит катать это слово на языке. Вкусно. Каждый звук – с остринкой, как сладкий перец чили. .. Билли давно уяснил себе, что Харрингтон – ненасытный, и похоть светится у него в глазах. И он всё время, постоянно нарывается. Он такой невозможный придурок, Билли хочет толкнуть, сбить его с ног – ты опять забыл стать твердо, на обе ступни, красавчик? – хочет подпортить его идеальное лицо, совсем немного. Но они больше не учатся в старшей школе, они уже не те шальные жеребцы, которые наскакивали друг на друга по любому поводу и без, и поэтому вместо того, чтобы толкнуть и ударить, Билли прижимает Харрингтона к полу прямо здесь, на кухне, он не может дойти до кровати, или дивана, или пусть даже чёртового кресла – до какой-либо поверхности – он слишком неистово пылает. Входя в него, безжалостно, протискиваясь, а он, сволочь, специально зажимает свои мышцы так, что Билли неимоверно сложно протолкнуться, и он бесится от бессилия, выплевывает ругательства себе под нос. Воля ..? У него нет её. Он слаб. А Харрингтон извивается под ним и скулит, соблазнительно, как сука в течке, и Билли схватывает его такой набухший от крови член, он очевидно на грани, но Харрингтон всё равно не кончает быстро, не кончает первым. И внезапно они снова будто на школьной баскетбольной площадке, устраивают соревнование – кто победитель, а кто проигравший, кто сможет выдержать дольше. Потому что именно Харрингтон решает на этот раз устроить сопернический матч, это его очередной каприз. В такой раскаленной тесноте, как в тисках, нереально продержаться. Он всё время подогревает Билли, постоянно провоцирует. Он будет ныть и хныкать, притворяться уязвимым, ранимым, деликатным словно тончайший фарфор, но он сведёт Билли с ума, разбередит ему всю душу, вынет из него сердце. И Билли горит, Билли сгорает. И возрождается вновь. Ведь Стив – его бейби. Стив – его ангел. Харрингтон – тоже ангел, только падший, грешный, вводящий в искушение. Он согнёт свой изящный, такой ловкий палец с обещанием, поманит, и Билли побежит за ним хоть на край света или спустится в могилу. Куда угодно. Билли кончает так сильно, что почти теряет нить пульса, она вытягивается из него горловым, надсадным стоном Видит насмешливую ухмылку на лице Харрингтона "Я знал, что ты долго не протянешь, лавер-бой .." В его голосе звучит злорадная, плохо скрытая издевка. Со Стивом они занимаются любовью, с Харрингтоном – бесстыдно ебутся, сплошной dirty talk, благопристойности – ноль, уходит в бесконечный минус. Стив закутывает его в мягкую вату и наполняет их жизнь лёгкими, как перышко, поцелуями, к которым Билли хочется возвращаться домой. Харрингтон держит его на поводке, и запускает домой лишь когда ему самому вздумается. "А теперь заставь меня кончить своим ртом." "А теперь повернись ко мне спиной и сядь на мой член. Очень медленно." "А теперь встань на четвереньки, малыш, и покажи мне свою дырочку .. Открой себя, вот так .." И Билли повинуется Каждый блять раз. Харрингтон раскрывает в нём самое потаённое, самое скрытое, у него не остаётся секретов, он голый, и как на ладони И Харрингтон отлично понимает, что у него есть преимущество, Билли может рычать и огрызаться сколько угодно, но он слаб и беспомощен, и превращается в переливчатую тягучую патоку, густо растекающуюся по телу своего короля. Каждый. Мать его. Раз. Стив – благородный, добрый, и чуткий, готовит ужин почти каждый день. Предвосхищает желания Билли, дарит подарки и просто – своё тепло и внимание. Харрингтон дерётся грязно, когда захочет, и ни капельки не жалеет об этом. Он отводит свой бегающий взгляд в сторону – как тогда, у Байерсов – и врёт без зазрения совести "Твоей сестры здесь нет." Билли всё помнит. А потом поднимает свои глаза и смотрит ему На губы. Смотрит так, будто сам зацеловать Билли хочет, сам, понимаете? Словно не солгал секунду назад. "Тебя головой роняли что-ли, когда ты ребенком был?" Да ты совсем берега попутал, уёбок. И пялится снова – на губы. Как будто не ужалил только что за больное Зачем, вот скажи, зачем. Харрингтон, как ни в чём ни бывало, влёгкую путает берега, и всё сходит с его холеных рук. Билли чуть не убил его тогда. Он всё помнит. Целует его лицо каждый день, нежно, замаливая свои молотообразные удары. Стив любит его, он для Билли – тихая, спасительная гавань, Стив всегда поможет, всегда выслушает и утешит, заставит поверить в то, что есть ради чего идти вперёд, что всё на самом деле окей, и Билли совершенно не нужно бежать, страдать и мучать себя злой напраслиной. "Я знаю, что прошлое вылепило нас, но посмотри вокруг, посмотри на сегодняшнюю радость." Стив обнимает его долго-долго, обволакивает собой, и демоны – а у Билли всё ещё завалялась парочка – отступают. Харрингтон ..? Определенно прячет лихо закрученные рога беса под своей тёмной шевелюрой. Билли хочется биться головой о стену, потому что он чертовски бесхарактерен для него. Стив любит своего парня, открыто, по-честному. Харрингтон знает, что он обвил Билли вокруг своего мизинца или, скорее, вокруг своего большого члена, и может делать с ним всё что пожелает. Харрингтон бессердечен. Когда он хочет, он использует всё, что дала ему мать-природа, чтобы сделать жизнь Билли невыносимой, ему нравится наблюдать, как тот распадается в песок, расползается по швам на его глазах. И, о боже мой, Лукавый дьявол-искуситель, разве это не вот оно, щемящее душу, неисчерпаемое счастье? ***