Handle With Care

Жан-Поль Сартр писал, что ад – это другие люди. Для Тео адом был один человек — Тара.        Он сделал это с собой сам, Тео это знает. Он был архитектором своего собственного разрушения. А стая Скотта всегда хочет поступать правильно. В тот момент сыграть роль Бога и отправить Тео прямо в Ад за его грехи было правильным поступком. Поэтому они, не дрогнув, наблюдали, как он плакал, кричал и умолял, пока земля поглощала его целиком. С глаз долой, из сердца вон. Жизнь стаи продолжается, и они танцуют на его могиле.        А под их ногами Тео искупает свои грехи. Тара заставит его заплатить за то, что он отнял у нее детство.        Это всегда одна и та же сцена. Морг, тускло освещенные больничные коридоры, ее голос выкрикивает его имя. В один момент сердце находится в его груди, а в следующий — нет, зияющая дыра там, где когда-то был орган. Она держит его в руках. Он задыхается от раскаяния, вины и густой красной крови снова и снова, и это утомляет, но у него нет времени думать об этом, потому что рука его сестры снова погружается в его грудь, почти имитируя действие, совершенное с ее уязвимым телом десятью годами ранее. Последнее, что он всегда видит, — это стоящую над ним Тару, прежде чем тьма полностью поглотит его.        Он перестает бороться с этим, в конце концов, перестает бежать. Он узнает, что чем раньше он сдастся, тем скорее закончится эта сцена. (хотя она всегда начиналось заново)        На этот раз, когда новый цикл начинается снова, все по-другому. Когтистые руки отчаянно роют землю и прорываются. Когда Тео достигает поверхности, Тары нигде не видно. Он двигается инстинктивно, каждый вздох непроизвольно превращается в рычание, глаза окрашены желтым, когти выпущены. На этот раз все по-другому. Он никогда раньше не мог измениться, когда Тара преследовала его, всегда слишком человечный и слишком уязвимый.        На самом деле это кажется почти ошеломляющим. Что-то в этом цикле казалось слишком реальным, слишком прочным. Настолько реальным, что это должно было быть фальшивкой, очередной игрой Тары.        Сердцебиение, на самом деле два, и он видит перед собой источники, пахнущие страхом и опасением, но здесь мог быть только Тео. Он чувствует себя наблюдателем в собственном теле, не совсем осознанным, поскольку первобытная сторона берет верх, беспокойная и гудящая от бездействия. Тео хватает того, что побольше, за воротник, прижимает к кирпичу, несмотря на усталость, пронизывающую его кости, и на то, как его руки начинают трястись. Его тело кажется не совсем принадлежащим ему.        — Тео! Мы не пытаемся причинить тебе вред. Мы те, кто вернул тебя обратно.        Где-то в сознании Тео есть понимание, достаточное, чтобы прорваться сквозь туман паники и паранойи. Хейден. Лиам. Стая.        Почти стая. Стая, но не совсем.        Когда его голова поворачивается к девушке, он видит только Тару. Все, что он слышит, — это звук ее голоса, все, что он может чувствовать, — это то, как ее сердце вырывается из его груди. Его хватка на рубашке Лиама ослабляется, когда он пытается увеличить дистанцию ​​между собой и Тарой.        Но когда он моргает, она исчезает.        С дикими глазами и тяжело вздымающейся грудью Тео ищет свою сестру, зная, что она была здесь всего минуту назад. Ему нужно бежать, хотя бы раз ему нужно уйти.        Но Тара всегда догоняет.        — Где моя сестра? — требует он грубым голосом. Слова не давались легко, клыки искажали его речь, а паника затуманивала его разум.        — Твоя сестра мертва, — выдыхает Лиам, рычание Тео вызывает волну страха в мальчике, — Она умерла давным-давно.        — Ты убил ее, помнишь? — добавляет Хейден, разговаривая с Тео, как с испуганным животным.        Тео, конечно, помнит. Вот почему она сейчас за ним гонится. Вот почему ему нужно уйти. Он знает, что Тара пытается обмануть его, заставить думать, что он в безопасности. Тео не поддался бы на это.        — Я убью и тебя, — рявкает он, клыки находятся в опасной близости от шеи Лиама. — Я убью вас всех.        Его сердце – нет, не его – ее. Оно бьется слишком быстро и выходит из-под его контроля. Все выходит из-под его контроля, он чувствует себя скорее животным, чем человеком. Каждый инстинкт его тела кричал ему, чтобы он дрался.        — Хорошо. Отправь его обратно, — слышит он отдаленный приказ Хейден, голос которой пронизан тревогой.        Тео не понимает. Он знает, что он все еще здесь — в Аду. Она все еще гонится за ним. Он не может уйти, он пытался. Он может бежать и может прятаться, но Тара всегда его найдет, а он так, так сильно устал, что тело начинает прижиматься к Лиаму вместо того, чтобы поддерживать его.        Лиам держит меч перед лицом Тео, металл блестит на свету.:        — Знаешь, что он делает?        И внезапно все возвращается к нему: внутри Тео бурлит нездоровая волна гнева, страха и предательства. Он больше не является наблюдателем своих действий. Меч Киры, оборотни. Они отправили его туда. Они отправили его в Таре.        Тео отпускает Лиама, делает шаг назад и с опаской смотрит на меч в руке мальчика. Его судьба шатко висела в их руках. Так легко избавиться, такое грехопадение. Мальчик, созданный как оружие, превратился в труса при виде одного из них.        Тео больше не совсем уверен, кто хищник, а кто жертва. Он выбирает Лиама и Хейден, потому что это лучше, чем альтернатива.        А под их ногами рука Тары касается горизонта между адом и землей, всегда ища Тео, но она не может дотянуться до него.        Аппетит мертвецов ненасытен. Они хотят ещё, ещё и ещё.