***
— Нет, это какой-то кошмар, во что я ввязался… — Так, не бурчи, — одёргивает его Хёну, когда они идут к нужному месту, — вопросы помнишь? Кого он чаще рисует, как ищет моделей, почему и… — Да помню я, помню, — вздыхает Джиншик и отмахивается от друга, — вон он стоит. Сумин заметил их первый. Сразу же помахал с улыбкой и кивком головы. Джиншик проигнорировал замершее на секунду сердце. Он вообще не для этого здесь… — Привет, пойдёмте, — Сумин начинает движение первый, — а твой друг?.. — О, я просто сделаю пару фото. Джиншик писал тебе обо мне, да? — Да, хорошо, — кивает Сумин. Пока они идут в тишине, Джиншик мысленно хочет куда-нибудь сбежать или провалиться сквозь землю. Но вот они успешно минуют вход, поднимаются по лестнице и оказываются в мастерской. Хёну крутится вокруг них, делая фото и бегая туда-сюда. Джиншик неловко улыбается Сумину и стоически терпит все нападки друга-журналиста, который сначала фоткает его, потом то, как Сумин «рисует». Спасибо, что хотя бы в одежде остаться разрешил. — Так, ну всё, — Хёну удовлетворённо кивает, когда просматривает сделанные фото, — я пошёл, а вам тут удачи! — Какой он активный у тебя, — замечает Сумин, настраивая свет, — хотя журналисты, кажется, все такие. — Ты прав, — кивает Джиншик, поправляя волосы, — он буквально умолял меня прийти сюда. Что сразу бросилось Джиншику в глаза, так это просто куча художественных материалов и инструментов, портреты на стенах и различный декор. На деревянном полу всюду были разводы от красок. Причём выглядело это так гармонично, что казалось, будто так разрисовали специально. Оглядевшись, он стал ждать, пока Сумин подготовит специальное место, где вскоре будет позировать Джиншик. Они неловко молчали. Когда Сумин дал команду раздеваться, Джиншик, вдруг, очень сильно покраснел. — И, наверное, ты будешь стоять. Тебе же не тяжело? — М? Нет-нет, всё в порядке. — Хорошо. Тогда становись вот так. Джиншик, оставшись в одном нижнем белье бежевого цвета (это было обязательной просьбой от Сумина), мялся на одном месте, пытаясь взять себя в руки. Ладно. Они всё равно тут одни. Никто другой не зайдёт, потому что дверь закрыта на ключ. Успокаивая себя, Джиншик встал в позу на клетчатом пледе, который ему любезно положил Сумин, а потом замер. Сумин внимательно смотрел на него, примеряясь карандашом, закрывая один глаз и высовывая язык. Он явно готовился к работе и был сосредоточен, но Джиншик, почему-то, всё равно не мог нормально дышать. Слишком… — Давай попробуем опереться на левую ногу, — начинает командовать Сумин, — и поставь левую руку на бок. Вторую просто расслабь. Представь, что ты просто стоишь. Не напрягайся. — Вот так? Ты лучше просто подойди и сам поставь меня, как надо, — неловко посмеивается Джиншик, стараясь встать так, как просит его Сумин, — нормально? — Да, ты молодец. Давай руку чуть внутрь в бедро, — задумчиво тянет Сумин, кусая кончик карандаша, — отлично. А теперь голову в сторону, а тело ко мне. Ещё чуть-чуть. В общем, пока они выбирают нужную позу, Джиншик успевает сто раз свыкнуться со своим положением и смириться. Он давно принял свой возможный позор, поэтому бояться было нечего. Его больше отвлекали мысли о Сумине и том, что он был очень красивый. Наверняка занят, потому что с таким грех не встречаться. Хотя… Искал бы он других моделей для таких рисунков, если бы у него был парень или девушка? Как только они начали, Джиншик подумал, что это будет легко. Сумин обещал ему три часа с перерывами, поэтому он не особо переживал за своё состояние. Однако с непривычки тело начало сходить с ума. Ноги болели, особенно ступни, а рука так сильно немела, что он её не чувствовал. Сидя на стуле и прикрываясь футболкой, Джиншик чувствовал, что позировать для рисунка точно не для него. Он не сможет вытерпеть столько, даже если они будут останавливаться через каждые десять минут. — Ты точно в порядке? Хорошо справляешься для первого раза. Голодный? Возьми шоколадку. Джиншик старается улыбаться Сумину не так вымучено, принимая сладкое с благодарностью. Вода дарит ощущение комфорта, и он будто снова оживает. А потом вспоминает про вопросы Хёну и хлопает себя по лбу, пугая Сумина. — Точно, я же должен был спросить у тебя… Ты сможешь ответить на пару вопросов? — Конечно, — кивает Сумин с улыбкой, — постараюсь ответить нормально. Джиншик кивает и тянется за телефоном, чтобы включить диктофон. Он с трудом вспоминает вопросы, надеясь, что Хёну его не проклянёт после. — Да, эм… А почему тебе приходится так искать моделей? Ну, в смысле, самому. — Раньше их оплачивал ВУЗ, теперь нет. Поэтому нам приходится делать это самостоятельно, — Сумин корчит грустное лицо. — Никто не соглашается? Из-за… таких концептов? — Да, многие стесняются. А что я сделаю, если мы сейчас проходим фигуру тела? Потом в одежде тоже надо будет рисовать, — выдыхает Сумин. — Ммм, а кого рисуешь больше?.. — Одинаково. Но девушки на подобное идут реже. Джиншик только кивает, сохраняя запись и решая больше ничего не спрашивать. Тем более, что Сумин как раз отвлёкся на рисунок. Они действительно заканчивают за три часа. Однако Джиншику кажется, что он сейчас просто свалится на пол. Ноги болят слишком сильно. Он больше не хочет позировать. Но Сумин так часто его хвалит и подбадривает, так улыбается, что Джиншик не может держать себя в руках. — А когда ты сможешь прийти ещё раз? — А что, это ещё не всё? Джиншик хлопает глазами, одеваясь, пока Сумин складывает вещи. — Да, рисунок происходит в несколько этапов. Когда ты свободен? — Завтра, наверное, могу… Я напишу тебе. — Хорошо. Спасибо, Джиншик-и. Они кивают друг другу, а дальше происходит то, от чего сердце Джиншика вылетит из груди. Он слишком невнимательно идёт, задевая какой-то провод на полу. Уже готовится поцеловаться с полом, когда его вдруг подхватывает Сумин и прижимает ближе к себе. Смотрят глаза в глаза, молчат и делят одно дыхание на двоих. Джиншик сильно краснеет, выпутываясь из чужих рук, а потом вылетает из мастерской, хлопая дверью. А когда прибегает в общежитие, то тут же закрывается в ванной, включает напор на всю и стыдливо смотрит на собственное возбуждение. Проводя рукой по члену, Джиншик старается не издавать ни звука, продолжая краснеть и задыхаться. В голове туман и ни одной приличной мысли. Сильные руки Сумина на его талии, прекрасные карие глаза и губы. О, эти губы! Джиншик хнычет, доводя себя за жалкие пару минут, а потом без сил валяется в ванной, тупым взглядом смотря в потолок. Это позор. Он точно никуда завтра не пойдёт.***
— Спасибо, что нашёл время и сегодня, — улыбается ему Сумин, — мы почти закончили. Становись. У Джиншик за вчерашний вечер и ночь прошли те базовые четыре стадии. Возмущение, отрицание, торг и принятие. За всем этим наблюдал Хёну, но лишние вопросы задавать боялся. И правильно. Иначе бы Джиншик умер. — Ты, кстати, в порядке? Вчера так быстро убежал… Ничего не повредил себе? — Всё нормально, не переживай, — выдыхает Джиншик и пытается улыбнуться, — прости, если напугал. — Главное, что с тобой всё хорошо, — кивает Сумин. Джиншик не помнит, как они заканчивают. Понимает только, что устал ещё больше, чем вчера. Поэтому не сразу понимает, что Сумин как-то слишком странно поддерживает его, чуть ли не на собственных руках. — Джиншик-и, что с тобой? Ты как-то странно шатался. Сильно устал? Давай присядем. Он только растерянно кивает, позволяя парню себя нести, а потом устало укладывает голову ему на плечо и закрывает глаза. Сумин нежно и осторожно гладит его по голове, а в мыслях у Джиншика столько всего, что он сейчас взорвётся. Почему он так глупо влюбился в какого-то незнакомого художника, который видел его практически голым? — Джиншик, ты точно в порядке? — Нет, — вздыхает он в ответ и мотает головой, — это всё ты виноват. — Я? Почему? Я что-то сделал? Сумин звучит взволнованно и растеряно. Джиншик слабо улыбается и кивает, чувствуя, как тело рядом с ним напрягается сильнее. — Влюбил меня в себя своими художествами, тоже мне. Почему я вынужден один страдать? М? Сумин, не ожидавший такого напора, удивлённо смотрит на Джиншика, который успел прийти в себя и набраться ещё больше смелости. — Что ты так смотришь? А то я не видел, как ты меня взглядом пожирал, — у него уверенности хоть отбавляй, — или не так, Сумин-и? Художник нервно ведёт плечами, пытаясь скрыть неловкую улыбку. Джиншик с восторгом замечает, что парень смущается. — Ты покраснел! Я всё вижу! — Ну конечно, кто так давит-то, — мнётся Сумин, — ну да… Ты красивый. Я ещё никогда не рисовал таких… Джиншик слишком доволен собой. Он широко улыбается и хмыкает, а потом притягивает Сумина к себе за подбородок и сладко целует в губы. — Ну готовься, теперь будешь рисовать только меня.***
Джиншик поднимает бровь, когда слышит смешок Сумина из-за холста. — Ты чего это там? — Вспомнил нашу первую встречу. — О нет, забудь, — тут же ворчит Джиншик, цокая языком, — это стыд и позор. — Ну смотри, уже два года прошло, а я по прежнему рисую только тебя. Не шевелись, прелесть моя. — Конечно, — ехидничает Джиншик, — ты от меня без ума, поэтому и рисуешь. — Так ты тоже позируешь только для меня, — выглядывает Сумин из-за холста. — Ну да, я помню, как ты однажды скандал закатил, когда мне другой предложил, — хмыкает Джиншик, — или что, не так было? — Он больше не рисует, кстати. — Не буду спрашивать почему. — Правильно. Люблю тебя. — И я тебя.