Рисунок

Итан направляется в сторону колониального дома. Сейчас раннее утро, если, конечно, в этом месте есть смысл определять раннее оно или нет. Здесь имеет значение лишь то, насколько близко закат, и насколько ты далеко от дома незадолго до него, те же, кому не спится, возможно ожидают рассвета, но более ничего. Он воображал себя в другом веке: без гаджетов и суеты, в отдалённой глухой деревне, таким же крестьянином, как и сотни человек здесь, помимо него. Эти мысли безусловно нагоняли тоску, но юный Мэтьюз не отчаивался, ибо ему-то было чем себя занять, а вернее, кем. Дыша туманным, влажным немного воздухом, он вскоре достигает места назначения, в колонии тоже есть жаворонки, чаще всего это те, кто был совами, это место сводит с ума, заставляет рано просыпаться, вскакивать от шорохов по ночам, выкручивает осторожность на максимум, хорошо хоть вместе с тем, сближает с людьми. Они тоже уже, или ещё, не спят в этот ранний час, кто-то из них на улице, кто-то сидит по комнатам, трахается по углам, так что Итан беспрепятственно проходит в дом, поднимается по лестнице, стучится обязательно в нужную дверь, перед тем как войти ведь хозяин помещения ужасно не любит вторжения в личное пространство. По крайней мере без стука. И Итан знает, что ему, вроде как, можно по любому, и хочется самому побыстрее уже войти, но он терпеливо ждёт, не хочет слишком нарушать границы: итак чересчур тактильный. Открывают ему быстро, и юноша наконец-то дарит улыбку высокому, худому и растрёпанному человеку за дверью. Виктор аккуратен всегда, всегда выглядит опрятно даже в этих не лучших условиях, значит он или только что встал, или не ждал никого ещё долго. Уже надетые рубашка и брюки намекали на второй вариант. — Привет — Улыбается Итан, юркая в комнату, по пути, не удержавшись, разглядывает рисунки. Они небрежны и лишены таких вещей как перспектива, светотень, симметрия, но их сюжеты завораживают историей, нарисованы они пусть по-детски, но старательно, а главным для Итана было то, что нарисованы они именно Виктором. — Здравствуй.— Слегка запоздало отвечает старший и прикрывает дверь, проходя к столу, за которым вновь шел творческий процесс. — Ты рисуешь что-то новое? Покажешь? — Интересуясь, он старался подойти как можно ближе, коснуться ненавязчиво плечом или кинуть взгляд на самого горе-художника. — Я ещё не закончил. Думаю, тебе рано смотреть.— Тот не старался отодвинуться, прогнать, спрятаться, не ершился как первое время их общения, чем не мог не радовать Мэтьюза. — А когда закончишь, ты мне покажешь? — Спрашивает как-то глупо, но невероятно доверительно, они всегда говорили негромко. Что бы услышать друг-друга им было достаточно, а лишних ушей им было и не нужно, так было хорошо, комфортно. — Покажу.— Итан улыбается ни то идиотски, ни то удовлетворённо и, сев на кровать, глазами начинает гулять по комнате, разглядывая бескрайние просторы ужаса на рисунках, старомодные шкафы, обои, люстру, и какие-то личные вещи товарища, нередко переключаясь на него самого. И вот на него то засматривался так, что редких, коротких, и исключительно чётких взглядов на себе не замечал, хотя обычно эти всезнающие глаза простреливали насквозь свинцом, оценивали и говорили с человеком одновременно, не заметить было сложно. Конечно, если сам не пялишь как заворожённый… Времени в этом месте тоже не наблюдалось, по этому младший не мог сказать точно сколько его прошло, только учитывая что за окном не поменялось практически ничего, кроме цвета неба в более серую сторону, можно было определить что прошло не так много, когда Виктор сказал: «смотри». Итан встал, подходя к нему и взял со стола листок, внимательно разглядывая его, в то время как Виктор заметно следил за его реакцией. Ранее такого рвения угадать реакцию на свои шедевры не было. Объяснялось же это, вероятнее всего, тем, что на рисунке был изображён сам Итан, с максимальной схожестью, на которую только способен мужчина. Мэтьюз же поразился, смутился, и обрадовался одновременно. — Вау, это классно! По-моему очень похоже — Констатировал мальчик, вновь поднимая взгляд на изумрудные очи, а после спрашивает, даже скорее просит, слегка робко: — можно я заберу себе? — Виктор кивает, и выглядит уже как-то облегчённо, спокойно, что ли. Видно ему важно было лишь то, как отреагирует мальчишка. — Я сейчас хотел позавтракать, думаю твои родители тоже хотели бы это сделать, и ждут тебя. Ступай…— Сказал старший, поднимаясь со стула. Итан не стал спорить, послушно направляясь к выходу из комнаты, а после и из дома, сжимая в руке листок. Поздним вечером, когда на улице остались только треклятые монстры, а семья разбрелась по дому, за закрытыми шторами, при свете ночника Итан глядит на рисунок, вспоминая своего друга, и улыбается сразу чувствуя себя безопаснее и спокойнее.