Привилегии

*** То, как происходит их первый раз, Катя предпочитает не вспоминать. Она вообще у Малиновского в квартире оказаться не должна была, и всё походило на какой-то розыгрыш. Но, как итог, она здесь. После показа, куда её так бесцеремонно потащили девочки спасать Романа Дмитриевича от небеременной Клочковой вместо того, чтобы спокойно уехать с отцом и Колей домой, её хватает за локоть Жданов и садит в машину. Они втроём с вице-президентом едут к Малиновскому домой. Как так выходит, что Жданов напивается вдрызг - не понятно. Он просто вливает в себя пол бутылки коньяка, речь его путается, и сразу после звонка Киры, он спешно удаляется.    Малиновский по-кошачьи ласково и соблазняюще подсаживается ближе на диване, протягивает бокал с шампанским и просит снять пиджак.    - Вам же жарко, Катя. - настаивает он, - Не съем же я вас.  Сейчас Пушкарёва не уверена ни в чём. Потому что алкоголь её отключает, расслабляет, в голове становится пусто, как после текилы, когда они с женсоветом напивались и отжигали на танцполе.  После второго бокала она вспоминает, что ей стоит поехать домой, и вообще всё это очень странно.  - Мне пора.  Малиновский понимающе усмехается.   - Уехал Андрюша, и вы решили, что вам тут больше не за чем сидеть? - Что вы имеете в виду?    - Да бросьте, Катя, - он отмахивается, расслаблено протягивая ноги на низкий прикроватный столик, - Я же знаю, что вы влюблены в него как кошка. Вот и потащились сюда через весь город.  Катя растерянно моргает, наощупь ищет пиджак, и хмурится.  Она влюблена. Но не в Жданова.  - Понятия не имею с чего вы взяли это всё. Нет более нелепейшего клише, чем влюбленность в начальника.  Малиновский посмеивается в кулак и закусывает губу; глаза его озаряют лукавые искорки, и Кате кажется, что пиздец подкрался незаметно. Во всяком случае, она его прошляпила.  - Значит, он вам не нравится?    - Только как руководитель. - она гулко сглатывает, разжимая пальцы у рукава пиджака и небрежно отодвигает его, будто ей хватит смелости держать лицо перед его расспросами.    - Тогда, пейте, Катя. - протягивает он забытый бокал с шампанским ей снова, и она осушивает его одним глотком.  И вот тут всё и начинается. У Малиновского в квартире, на его неудобном диване, где Катя напивается до полнейшей легкости в теле. И у Романа, почему-то, сегодня такая цель - раскрепостить её; напоить, развеселить и расслабить. Поэтому на второй бутылке Катя не особо соображает, почему на экране телевизора чей-то член скользит в чью-то киску, каким влажным становится презерватив, когда он выходит из неё, как поблескивают чьи-то бедра от смазки. Это тот тип порно, которое ты включаешь, когда на грани и тебе уже не особо стыдно, что именно вбивать в поисковую строку. На что кликать. Это мокро, непристойно, обжигающе-горячо внизу под бельём, и голова у Кати кружится.  Роман всё ещё сидит слишком близко, и Катя, правда, пытается понять, что происходит. Но вспомнить, в какой момент он это включил не может.  Просто приговаривал, что это поможет избавить от неловкости, расслабит, но теперь ей более чем неловко, ведь внизу живота бьётся пульс.  Она окидывает Малиновского взглядом, и в голове орёт мысль, что стоит выключить, но пересохшие губы отказываются шевелиться. И, если бы Кате хватило смелости посмотреть на него дольше миллисекунды, она бы точно заметила, каким твердым он становится, как его эрекция упирается в брюки, а руки подрагивают так, словно ему хочется поёрзать на месте.  На экране девушку вылизывают. Она стонет громко, практически визгливо, а парень Катю даже особо не привлекает: он худощавый, нескладный, слишком слащавый. В этом порно нет ничего привлекательного, кроме того, что это просто трах, и того, что она может чувствовать чужие колени, соприкасающиеся с её.  - Хочешь ещё выпить? - голос у него низкий, подрагивающий, совсем уже хриплый.  Она слышит девичьи стоны, пока чужие пальцы погружаются в неё глубоко, и пальцы Малиновского вздрагивают. Катя знает, что мокнет, бесстыдно и так сладко, и этот голос над ухом. Этот слишком сильно. Слишком. О боже.  Катя чувствует, как начинает пульсировать все тело, и хочется потереться бёдрами друг о друга, или о диван, она поворачивает голову к Роману, и тот слишком близко к ней, опаляет дыханием щеку и кончик губ.  Умный ответ - нет, мне пора. Катя отвечает: - Конечно, - и надеется, что её голос хоть немного ровный.  Господи, блять.  Она слышит шипение в бокале, шампанское пениться и разливается, и капли стекают на её пальцы. Малиновский слизывает языком с её ладоней сладкий напиток, прикусывая мизинец, а потом снова выпускает язык, зализывая укус. Катя не контролирует взгляд, который падает между его разведенных колен, на то место между ними, где, о боже, его член стоит. Роман облизывает губы, когда парень на экране схватил бёдра девушки и вошел в неё, а рот приоткрывается, выдыхая тяжело, потому что замечает, как Катерина пялится на его стояк. Она не может двигаться быстро, чтобы скрыть это - она словно под водой, голова слишком легкая и тяжелая одновременно. И когда девушка на экране седлает парня с протяжным стоном, рука Малиновского ложится на её ногу.  Господи, блять, ещё раз.  - Это оказалось тяжелее, - хрипит он, поглаживая её бедро, слегка сжимая пальцами. - Ты можешь прекратить, если хочешь.    Катя моргает, пытаясь прийти в себя, и, почему-то вместо того, чтобы выключить телевизор и вскочить с дивана, она усаживается поближе, буквально складывая ноги, обнимая ими его бёдра и протягивает руку, касаясь его ширинки, неуверенно, боязливо, но он стонет, закатывая глаза.  - Медленнее... - выдыхает он, слегка откидываясь на спинку дивана. Катя кивает и чувствует, как его рука поднимается выше, под юбкой, туда, где заканчиваются её колготки.  - Это разве не будет странно?    - Нет.  Он же не предлагает? Не может быть, чтобы Малиновский предлагал то, о чём она сейчас думает. Это же невозможно.  - В этом нет... типа, ничего такого, - проговаривает он, - Просто по приколу. Ну, знаешь... мы же пьяные и здесь... и    И стонет. Потому что её рука сжимает его сильнее, двигается осторожно по всей длине и нажимает кончиком пальца на головку.  - Ты собираешься... ? - тихо спрашивает Катя, и то, как он под ней вздрагивает, отвечает лучше, чем любые слова. - Ты хочешь сделать это?    Со мной?  - Больше ведь не с кем, правда? - пожимает он плечами.    А.  Это ранит.  Болит, возможно, в нескольких местах, которые Катерина игнорирует уже несколько месяцев, а Малиновский вероятнее всего, о них даже не помнит, но... Наверное, у неё другого шанса не будет, он никогда в жизни не предложит ей ещё раз, и, скорее всего, у него тоже в голове помутнело, раз он вообще начал, и... в конце концов, Катя часто поддавалась внутреннему мазохизму.  - Значит, ничего такого? - спрашивает она, всматриваясь в его профиль.  Его рука наконец-то скользит под колготки, цепляет кромку белья, и большим пальцем проводит по лобку. Катя вздрагивает, чуть выгибается, поддается ближе.  - Плевать уже, - неконтролируемо говорит она, почти хрипя.    - Да, - кивает он, - плевать.  И наклоняется ближе.  Всё происходит один за одним, быстро и резко, Катя даже не замечает, как с неё слетает юбка, нижнее белье, и низ живота щекочет блузка, которая так и остаётся на ней. Она не уверена, что это не грёбанная галлюцинация, спровоцированная усталостью и алкоголем, и возможно ей это просто снится...  Рома возвращает пальцы на её бедра, оглаживая, большим нажимает на клитор - совершенно безупречно, - и Катя слышит собственный стон, не такой, как у девушки с экрана, а тихий, низкий, чуть задыхаясь, и рука замирает.  - Можно я...? Я просто подвину тебя немного, чтобы было удобней.    - Делай, что хочешь.  И... Господи, он просто хватает е за бёдра м поднимает на свои колени. Они мимолетно трутся друг о друга, его член, скользя, задевает её промежность, и Катя дрожит, выгибаясь. Она обвивает его шею, позволяет своим пальцам скользнуть в его мокрые от пота волосы.  Господи, он так легко её поднял. Он мог бы отнести её на кровать, мог схватить её за бёдра, поднять и отнести прямо так, Катя могла бы обернуть ноги вокруг его талии, и он мог бы прижать её к матрасу или к этому жуткому дивану, или к грёбанной стене, и толкнуться в неё, удерживая на месте руками на её заднице. Она утыкается лицом в его шею и всхлипывает немного, беспомощно рисуя бёдрами маленькие круги.  - Ох, блять, - выдыхает он, - Это чертовски горячо.  И Катя, правда, хочет что-то сказать в ответ, но вместо этого просто прижимается сильнее к Малиновскому и трётся, посылая удовольствие вниз, между ног.  - Я... - хрипит она, - Это слишком....   - Да, - кивает он в её шею, - я знаю.    - Пожалуйста....  Его ладони перемещаются на её задницу, притягивая ближе, и он делает самый идеальный толчок, погружаясь в неё резко, нажимая внутри на какую-то точку, от чего перед глазами искрит.  - Твою мать, - стонет он.  Катя цепляется за его плечи, царапая короткими ногтями кожу, и практически скулит, от того, какой полной она себя чувствует.  Она чувствует что-то горячее и влажное у основания шеи, от чего дергается, слегка приподнимаясь на его бёдрах и снова опускается, осознавая, что Рома целует её шею, вылизывает косточки ключиц. И ей хочется сделать хоть что-то: потереться о него, снова приподняться, но тело такое жидкое.  Его зубы царапают грубо, влажно, передвигаясь губами к коже за ухом, и откуда только знает, что ей это нравится, его рука вытаскивает заколки из её волос, от чего пучок рассыпается легкими кудрями по плечам, и Катя стонет, чувствуя, как его язык возвращается к шее.  - Чёрт возьми, Катя.    - Что? - произносит она. Закрывает глаза от нового толчка и откидывает голову назад. Ей хочется его губы на своей шее. Ей хочется Романа Малиновского везде.    - Ты бы видела себя сейчас, - говорит он с удивлением и практически благоговением в голосе, - Чёрт, ты всегда такой была? Такой... Чёрт...   - Рома, пожалуйста, просто продолжай, я хочу кончить...   - Блять, я тебя понял.    И он делает это. Снова наклоняется, впиваясь губами, зубами, языком в её шею, двигая бёдрами, погружаясь каждый раз глубже, жестче. Она хватает его ладонь, пододвигая к груди, и его пальцы касаются соска, от чего Катя стонет.  - Ты такая бесстыдная, - ухмыляется он на очередном толчке, прокручивая сосок между пальцев, от чего она выдыхает куда-то в потолок, закусывая губу, - такая мокрая и развязная, - она поддаётся бёдрами навстречу, и задевает клитором его лобок, и стонет. Громко, вздрагивая.  И перед её глазами словно дымка, всё плывет, потому что его руки шарят по коже, комкая блузку, что так и осталась на ней, его губы всасывают кожу на ключице, оставляя засосы. И Кате отчаянно хочет его поцеловать, но нельзя.  Он бы не оценил. Это же по приколу.  Внизу живота скапливается пульсирующее удовольствие, она смутно осознает, что выстанывает тихо, пока Рома шепчет ей на ухо что-то грязное и пошлое. Но она не слышит.  Когда она кончает, всё тело дрожит, и она вжимается в него накрепко, будто её тянет вниз, в пропасть. Ей требуется пара минут, чтобы восстановить дыхание, замечая, что он тормозит с толчками, пока она сокращается вокруг его члена, а потом в несколько толчков он догоняет её.  Катя отодвигается немного, но видит его лицо. Глаза его широко распахнутые, губы припухшие и красные, волосы в полнейшем беспорядке из-за вечно путающихся в них её пальцев.  - Это было одной их самых горячих вещей в моей жизни. - хрипло говорит он, прижимая всё-ещё её к себе.    - О, - вырывается у неё.  И именно тут всё и начинается.  ***