Free trial

      Когда ночь опускается на Сильверпорт, Трексия, порой, приезжает к ней. Они приезжают — по-отдельности. Рыжеволосая демоница никогда не забирает её на своём авто, не предлагает подвезти и не строит из себя любезную леди, утверждая, что час уже не детский. В их случае это — лишнее.       Виксария, в ответ, никогда не заявляется к ней без приглашения. Не потому что не хочет, нет, случаются всё-таки порывы, но она останавливает себя каждый раз на последней ступени деревянной лестницы и, крепко сжимая зубы, скидывает любимое пальто с плеч. Чтобы не было больше предлога выйти из дома. Чтобы не застать ее в постели с очередной девицей. И не потому что она боялась. В конце концов, она суккуб.       А потому что никто никому ничего не обещал.       Правила предельно просты, не правда ли?       Часы показывают одиннадцать. Трексия уже минут пять как находится у её дома, присев на капот немного криво припаркованной машины.       Плевать…       Она знает, Виксария дома.       — Опять ты.       Сложив руки на груди, Виксария, в одном халате и домашних тапочках, купленных в очередном Интернет-магазине, смотрит на нее сквозь лукавый прищур, склонив голову к левому плечу. Если бы не предательски поползшие вверх уголки губ, Трексия бы, наверное, смутилась столь двусмысленной фразе, но, вовремя заметив неожиданно тёплую полуулыбку, она сама не может удержаться. И сбрасывая на сероватую плитку маску серьёзности, она улыбается сама.       — Пустишь?       Виксария фыркает:       — Будто когда-то тебе нужно было моё разрешение, — и закатывает глаза, а Трексия качает головой.       Но проходит «хвостиком» в дом вслед за нею.       Виксария уже привычно нажимает на кнопку, включая чайник.       — Чёрный закончился, — кричит она, зная, что в этот момент рыжая снимает свои высокие каблуки и вешает промокшую кожанку на крючок у двери.       Зная, что чай еë сейчас волнует в самую последнюю очередь.       Словно в подтверждение своих мыслей Виксария чувствует холодные руки на бёдрах и понимает, что мурашки по спине вовсе не зависят от температуры ладоней девушки или открытых окон.       И чайник уже совсем никому не нужен, когда Трексия нетерпеливо тянет её в спальню. Они растворяются друг в друге, на несколько часов забывая обо всём на свете. И только сорванный до хрипа голос, горящая от терзающих ногтей спина Виксарии и жадные поцелуи по всему телу имеют сейчас значение.       А наутро…       Наутро Трексия уедет ещё до того, как будильник на прикроватной тумбочке прозвенит, вытягивая Виксарию из объятий сна. Она не знает, куда суккуб умчится в этот раз: домой, на очередную встречу с Тайгером или в чужую постель.       Она привыкла:       таковы правила,       и никто никому ничего не должен.

***

      Сколько уже было таких ночей? Виксария совсем сбилась со счёту. Они стали рутиной, обыденностью.       Привычкой. Как ее собственная сигарета на тесном балконе и их разговоры «после».       Они говорят ни о чём. Говорят, чтобы заполнить тишину и пропасть между ними. Избегают главного. Говорят о мелочах, ничего особо не значащих. Трексия отпускает пошловатые шутки, Виксария картинно кривится, одновременно с этим усмехаясь. На самом деле, ничего плохого она в них не видит.       Их встречи — простое утоление демонических потребностей.       Они уговаривают сами себя, что их встречи банальны до дрожи. Просто не выдержали. Просто, сорвались. Просто обе этого хотели. Просто, все здесь всё понимают.       Просто.       Рука Трексии по привычке покоится на бедре суккуба. Виксария отдаёт себе отчёт: у неё далеко не простой характер. В ней нет легкости, которая присуща рыжеволосой демонице. Одним словом Виксария — не ее типаж.       А жаль?       Виксария шутит про четыре звезды из пяти.       Трексия утверждает, что отзыв написан на все десять, обводя грубым пальцем тёмные отметины от губ на бедре девушки и под грудью.       Основная проблема — в том, что Трексия на самом деле имеет в виду то, что говорит, и это пугает, в первую очередь, ее саму.       Ведь когда они начинали их «free trial», никто и подумать не мог, что он продлится дольше обещанных во всех рекламах тридцати дней.       Из соседней комнаты всё ещё звучит саксофон, но на то, чтобы встать и выключить медленный джаз, ни у кого не осталось сил. Они засыпают под еле слышную музыку, а через полчаса и та послушно смолкает, и тогда тишину ночи нарушают лишь два тихих дыхания — в унисон.

***

      Трексия ни за что не признается, что шлюхи ее уже не «вставляют». Красиво, конечно, но — дёшево. Как китайская подделка с рынка. Вроде функционал весь тот же, но чувствуется подвох: то волосы не нужного каштанового оттенка, то стоны — крикливые, а не грудные, заводящие с пол-оборота.       Но, то ли желая что-то кому-то доказать, то ли не признавая собственной слабости в лице темноволосой «подруги», что осталась сейчас на другом конце города, она обнимает одной рукой тонкую талию девушки, имя которой уже позабыла.       — Успокой меня сегодня, — низко произносит она ей на ушко и чувствует, как ту буквально перетрясает от возбуждения.       Трексия не знает, что в этот момент на нее направлена камера чьего-то смартфона. Смартфона Винсента.       А Виксария ни за что не признается, что её трогают подкаты Трексии к шлюхам. Она для этого была слишком гордой, но ведь никто никому ничего и не обещал, верно?       Тогда, с каких пор ей неприятно? С каких пор ей вообще не всё равно, с кем та проводит те ночи, когда не засыпает рядом с нею? С каких пор в груди неприятно покалывает от неожиданных фото, сделанных магом?       Ведь так не должно быть. Так — неправильно. Ревновать — неправильно…       Она бросает чёртов смартфон в стену.       А в Велантисе гонца с дурной вестью сразу бы казнили… телефону, можно сказать, повезло. С глухим стуком он приземляется на ковёр, и через пару секунд экран гаснет, заменяя на чёрное ненавистную ею сейчас картинку.       Виксария утирает злые слёзы тыльной стороной ладони и делает несколько глубоких вздохов, успокаиваясь и беря себя в руки.

***

      В этот раз рыжеволосая демоница буквально «притащила» её к себе. Она сама не знала, почему. Молча, впервые нарушив их собственные негласные правила, она сразу после встречи посадила её в машину, закрыла дверцу и завела мотор. Ехали они тоже молча. Виксария смотрела в окно на мелькавшие за слегка затонированными стёклами огни ночного Сильверпорта. Трексия не отрывала взгляда от дороги, стараясь не превышать:       скорость       и градус напряжения между ними.       Откуда взялся последний?.. Хер его знает, но он не пропадает, даже когда девушка открывает ключом дверь квартиры, а Виксария всё так же без слов проходит в ванную, по пути стащив с полки какую-то одежду. Трексия не решается ей мешать и располагается на кухне, покорно ожидая, пока замок не щёлкнет во второй раз, а тихие шаги и еле заметный скрип матраса не возвестят о том, что демоница перебралась в спальню.       И лишь тогда рыжая идет за ней.       Она отмечает: Виксария выглядит непривычно маленькой посреди расстеленной king-size кровати. Ещё и колени к подбородку подтянула, сгруппировалась вся, сжалась показательно в комочек, визуально становясь ещё меньше. Ещё и этот взгляд… Он не выражает абсолютно ничего. Словно остекленевший, прикован к противоположной стене, и от этого по спине Трексии проходит холодок.       И она смотрит на Виксарию, как заворожённая. Долго смотрит.       Моргает, наконец. Выйдя из транса, делает шаг вперёд и протягивает руку, чтобы пропустить сквозь пальцы мягкие темные пряди, но та вдруг пригибается, уворачиваясь от ласки. Пронзает ее взглядом, приковывая к месту.       — Уйди.       Виксария уговаривает себя, что не будет плакать. Не сейчас-то точно.       И когда рыжая снова наклоняется, она со всей силы ударяет ладонью по её щеке. Неправильно, говорите? Да, кто придумал этот бред…       Ревность захлестывает суккуба с головой, но какое право она имеет на ревность? Какое право она вообще имеет на девушку, которую «своей» язык не поворачивается называть? С которой их связывает исключительно секс.       А исключительно ли?       Мотает головой, отказываясь разбираться в этом сейчас. А Трексия непонимающе хлопает глазами, потирая красный след от пальцев на щеке, закипая медленно изнутри.       — Иди обратно к своим «девочкам», — со злостью говорит Виксария, и в глазах пылает синее пламя.       Справедливо, конечно, признаёт демоница про себя. Вот только…       — Раньше тебя это не смущало. Что изменилось?       Ещё одна пощёчина разрезает воздух.       — Да, что ты как с цепи сорвалась?! — возмущается она, с третьей попытки перехватывая руки Виксарии и с трудом удерживая их внизу, — Успокойся!       Трексия встряхивает кажущуюся в этот момент хрупкой фигурку, выбивая одним движением весь воздух из лёгких.       Трексия совершенно не знает, как унять её истерику. Она впивается пальцами в предплечья, и завтра на их месте точно расплывутся синие отметины. Отрывает как пушинку от матраса и ставит на ноги рядом с собой. Виксария не чувствует боли.       Потому что в груди болит сильнее.       В груди пылает так, будто кто-то уверенно и упорно, без устали, раз за разом проводит по сердцу стальным лезвием.       — Иди к чёрту!       Не кричит, на крик уже нет сил. Шепчет. И всё ещё держится. Не плачет, но, сука, как же больно…       Как цинично.       Трексия улыбается цинично. Надменно. Одним уголком губ. Намеренно, чтобы сделать ещё больнее, ударить в окровавленное месиво, что ещё совсем недавно было похоже на вполне себе здоровое сердце. Она даже не говорит ничего, лишь разжимает пальцы и разворачивается, к великому удивлению суккуба исполняя её же просьбу.       В унисон оглушительному стуку двери о косяк в голове звучит внутренний голос:       «Ты знала, на что шла».       Она без сил оседает обратно на кровать. Дышит тяжело, как после марафона, и сидит, замерев, пока её не начинает потряхивать от холода. Откапывает на прикроватной тумбочке однажды забытую ей же самой в этой квартире пачку и выуживает из неё трясущимися пальцами сигарету. Зажигалки, конечно же, нет, зато на кухне так удобно лежат будто для неё специально приготовленные спички.       Медленно, она вынимает одну и чиркает ею о шершавый бок коробочки.       Не рассчитывает. Деревяшка ломается пополам, так и не выполнив свою функцию, а по бледной щеке скатывается предательская слеза. Раздраженно, как маленькая, девушка топает ногой и в порыве отбрасывает бесполезную уже спичку на другой конец кухни.       Обидно всё-таки. До чёртиков обидно…       Не из-за спички. Из-за Трексии.       Она резким движением вытирает мокрые дорожки на щеках тыльной стороной ладони и достаёт очередную спичку. На этот раз всё проходит более гладко, и уже через минуту кухня наполняется табачным запахом. Горький дым неприятно обжигает горло и лёгкие, но именно это ей сейчас и нужно.       Чтобы болело везде, кроме сердца.       Кажется, отвлекает. Предплечья тоже неприятно пульсируют после хватки рыжей.       И когда она успела влюбиться?       Зачем?       Как такое вообще возможно?       А говорила, что всего на один раз. Как же она пыталась обмануть саму себя, как хотела сама в это верить…       — Дура, — бормочет она себе под нос и снова вытирает щёки.       И ведь, действительно, знала, на что шла. Думала, что «прокатит», что не привяжется, что сможет играть по их дурацким правилам… Чертовски глупо. Обречено с самого начала, ведь, когда в её жизни хоть что-то было нормально? Она горько усмехается, понимая, что вляпалась по самую макушку.       Она разглядывает невидящим взглядом деревянную поверхность стола, на которую медленно падает пепел, и в голове — ни одной мысли.       Наверное, пора завязывать.       И она вовсе не о курении.       Спустя пару часов входная дверь тихо захлопывается, выпуская гостью и погружая квартиру в звенящую тишину. И только две тлеющие сигареты на кухне да смятые простыни широкой кровати напоминают о том, что здесь совсем недавно кто-то был.

***

      Она вздрагивает от резкого звука дверного звонка. Сегодня она не ждала гостей, да и времени-то уже многовато для дружеских визитов. Нехотя, она плетётся в прихожую, по пути накидывая на плечи любимый безразмерный халат и приглаживая растрёпанные волосы.       И она совсем не ожидает увидеть на пороге Трексию.       Та же возвращается к ней с одной простой истиной, которую осознала накануне: она не готов терять Виксарию. Не сейчас, не так просто. Она лучше пошлёт нахуй всех своих шлюх, чем столь глупо упустит её. И чёрт знает, что демоницу в ней так зацепило, но она не может отделаться от этой мысли уже который час подряд.       Трексия застаёт её врасплох. Виксария абсолютно не готова к разговору, и ей это нравится.       Потому что в этот раз всё будет по-настоящему,       без масок,       без лживых улыбок,       без её вечных «я в порядке» и «всё хорошо».       Трексия перехватывает дверь за мгновение до того, как та закроется, и с силой толкает от себя, заставляя девушку попятиться. Напугала. По глазам видит, что боится.       Мысленно просит прощения.       — Уходи, — глухо произносит Виксария.       А у Трексии — déjà vu. Эту пластинку она уже слышала.       Суккуб смотрит на неё огромными глазами, делая почти незаметные шаги назад. Будто за её спиной — островок безопасности, способный защитить её от той лавины эмоций, что рвётся наружу из глаз.       Нижняя губа начинает предательски подрагивать, и она сжимает руки в кулаки, впиваясь длинными ногтями в ладони.       Она пытается надеть одну из миллиона своих масок безразличия и делает ещё один шажок к спасительной гостиной, но рыжеволосая оказывается быстрее. Она сокращает расстояние между ними в два шага, не желая играть в догонялки.       Сейчас бы заткнуть Виксарию поцелуем, всё то, что девушка хочет выплеснуть на нее, — но она не за этим пришла.       Не только за этим.       И вместо столь желанных губ она перехватывает руки демоницы, предугадывая следующие действия. Не даёт вновь оставить красный след на щеке: ей вполне хватило предыдущих двух.       — Отпусти! — тут же кричит Виксария, — Ненавижу тебя, — выплёвывает ей прямо в лицо, пока Трексия методично оттесняет её к стене.       Рыжая улыбается. Не так, как в прошлый раз, перед тем, как уйти, а просто — улыбается. Открыто и спокойно, и это выводит Виксарию из себя ещё больше. Пытается оттолкнуть, стряхнуть её ладони с себя, но Трексия держит её крепко.       — Я знаю, — ровным голосом произносит она, и они, словно лёд и пламя в этот момент.       Трексия — спокойная и уверенная в своих действиях. Удерживает, не давая сбежать.       Виксария же — горит. Вспыхивает в одну секунду, как спичка, вырывается, что есть сил, чувствуя лопатками, что отступать уже некуда. Продолжает брыкаться пташкой в клетке, бесцельно и бессмысленно, понимая прекрасно, что заранее проиграла неравный бой.       Но ей всё ещё больно.       И она — спичка.       Та самая, что сломалась пару дней назад в дрожащих пальцах.       Вдруг замирает, будто закончилась в один миг батарейка. Будто переломилась пополам. И это не уловка, не спектакль и не средство, чтобы добиться своего. Она элементарно устала. От этой ситуации, от их непонятных отношений, от мыслей, роем носящимися в её голове, не давая покоя даже во сне.       От Трексии устала.       Все переживания последних нескольких дней выплёскиваются в миг наружу. Хотя она, вроде как, обещала самой себе, что плакать при девушке не станет.       К чёрту.       Всё — к чёрту.       И гордость эту грёбаную — тоже — туда же.       Она сжимает крепко зубы, пытается спрятаться от взгляда рыжеволосой. Она боится ее, осуждающую, глумящуюся она боится увидеть самое страшное. Заслоняется от неё волосами, закрывая глаза.       Но вместо этого — лишь поцелуй, куда-то наугад около виска. Осторожный, просящий разрешение на большее.       Сейчас Виксария была перед ней слабой, и Трексия ценила её откровение.       — Я знаю, — повторяет она тише.       Сцеловывает горячие слёзы и разжимает руки, освобождая её запястья. Трексия уверена, она уже не станет сопротивляться.       Бинго.       Виксария притягивает кулачки к себе, но не пытается освободиться, когда демоница обнимает её, крепко прижимая к груди. Нежно прижимая к груди. Будто она была её самой большой ценностью в этом мире…       …и она уже совсем ничего не понимает.       Только всхлипывает тихонько, носом уткнувшись в брендовую кофточку.       Зачем Трексия пришла сегодня?       Зачем так заботливо держит её?       Зачем — нежно?       У них же, сука, правила, они же — на одну ночь…       У них же, чёрт его подери, «free trial», в заводские настройки которого вся эта розовая дребедень не входит!       Будто читая её мысли, Трексия усмехается, выводя на её спине успокаивающие узоры. А она, словно по инерции, шепчет:       — Я ненавижу тебя, — и в противовес своим же словам притягивает Трексию крепче к себе, будто боится, что она сейчас снова исчезнет.       Рыжая смеётся так же тихо и прижимает ближе к себе. И, не торопясь, ведет в спальню.       И будто не было этих ночей.       Сегодня у них всё — в первый раз. Изучают друг друга. Раскрывают, как самую интересную книгу, читают, не торопясь. Наслаждаясь. Забываясь. Делая всё то, что не позволяли друг другу и самим себе ранее.       Искренне.       Без масок.       И тишину ночи нарушают лишь приглушённые стоны и шелест простыней под разгорячёнными телами.       Виксария засыпает с улыбкой на губах, незаметно, прижавшись голой грудью к груди Трексии. А та, как заворожённая, всё гладит её по лопаткам, периодически натягивая повыше сползающее одеяло. В памяти вдруг всплывает дурацкая шутка Виксарии про четыре звезды, в которые она сама себя (недо)оценила, одну не дотянув до пятёрки. Фыркает, качая головой. Глупая. Какая она, всё-таки, глупая…       Рыжеволосая ловит себя на мысли, что для неё она — даже не на пять звёзд.       На все сто.       На миллион, если потребуется.       Да, хоть на всю вселенную…       Её вселенную. Личную.       Трексия целует осторожно темную макушку и тянется к прикроватной лампе, чтобы, наконец, выключить тусклый свет.       В тот момент, с Виксарией, хрупкой и нежной, доверчиво спящей в её руках, девушка искренне верит:       отныне всё будет хорошо,       ведь они обе этого давно заслужили.       А ещё, сегодня Трексия впервые останется у неё на завтрак.