***
— Ты обещал мне стол, — как капризный ребенок напомнил Дейрон. Но в голосе его мало что было детского. Там только бесстыдное желание, немного усталости и ворчливости. И последняя всегда грозилась перерасти в мстительное нечто, если Дейрон не получит то, что ему обещали. Эти перетекающие из одной в более страшную интонации частенько сбивали крышку с целой — на удивление к его годам — фляги Гвейна. — Взять тебя я пока не могу, мне еще полы мыть. Но мы что-нибудь придумаем. — И он уперся рукой на стол, где-то около бедра Дейрона, склонился к его шее. Поцеловал на пробу — предлагая в обмен, — а затем скользнул языком где-то под челюстью. И солоноватый вкус заискрил на языке. День и правда был долгим и непростым, сам он и того хуже, наверное, покрыт пленкой пота, даром, что стоит под кондиционером. И ему стало еще более невыносимо дождаться окончания смены, пока в голове рисовались картины, как они возвращаются домой и идут вместе в душ, наконец смывая всю усталость дня и прилипая друг у другу, как неразлучники. До самого момента, как не окажутся обсохшими в кровати, где снова сольются в одно разгоряченное целое. Гвейн двинулся чуть выше, цепляясь губами о липкую кожу. И поднялся к уху, чтобы прошептать: — Ты молодец. Хорошо справился, мой милый. — И рука в его волосах надавила сильнее, наказывая вернуться к поцелуям. Гвейн возмутился мягко: — Я не могу одновременно хвалить тебя и награждать. — Но у меня был очень тяжелый день. Ты уж постарайся. Он прервался только ради того, чтобы убедиться, что ему не показалось. Дейрон пригвоздил его повелевающим взглядом, затянутым возбуждением и решительностью получить желаемое. От одного голоса Гвейну стало жарко, что уж говорить о таком его виде. Хотелось уволиться прямо сейчас, чтобы отпала необходимость заниматься столами прежде Дейрона. Но уволиться из почти своего кафе — сомнительная идея. — Если я им не подойду? — вдруг заговорил Дейрон, когда Гвейн покусывал его плечо, чуть приспустив рубашку. — Придется пробовать снова в следующем году, но уже в столице, как мама хочет. Она была против олдтаунского филиала... — Милый мой, — шептал Гвейн, не отступая от запланированного — вытягивая ткань его одежды из-за пояса, — когда я впервые услышал твою игру, — и забираясь рукой под рубашку, — то чуть не спустил. А уж когда ты приготовил мне первый завтрак… — Только не смей к еде приплетать ту же метафору, — его ладонь плотно, но без серьезности примкнула к губам, которые ехидно растянулись. — Ты достаточно хорош и даже больше, — пробубнел Гвейн в ладонь и лизнул. Дейрон раскрыл рот, явно, чтобы возразить, но с его губ только лишь слетел непреднамеренный стон, потому что он ощутил прикосновения пальцев к телу, прямо за поясом шорт, опасно близко. И тут же захихикал — Гвейн мелко пробежался подушечками пальцев и вызвал щекотку. Подразнили и хватит, решил Гвейн, это должно было удержать его парня в нужной кондиции, пока он будет не так быстро и совсем не сексуально заканчивать уборку и закрывать кассу. Но Дейрон решил по-другому, прямо когда Гвейн потянул полы его рубашки снова вниз, разравнивая. Дейрон, схватившись крепче за одно его плечо, свободной рукой насильно потянул за чужое запястье, вниз, себе между ног, и начал потихоньку сдвигаться к краю стола, притираясь. Так самозабвенно и делая вид, что этого незаметно, что Гвейн невольно прыснул. Юный разум (и тело) способен воспламеняться очень быстро и со всей отдачей даже самой неуместной страсти отдаваться, ну и Гвейн соврал бы, если б сказал, что и сам рядом с Дейроном не становился юнцом, только вкусившим прелесть отношений. Так что решил остаться в желаемой им позе с какое-то время, обнимая и целуя за ухом, пока Дейрон все теснее жался и все громче выпуская воздух носом. — Ты что, хочешь штаны испачкать? Нам еще домой ехать. На метро, — и после этих слов из собственного рта у Гвейна упало все. Он периодически впадал в уныние по поводу своей несостоятельности, но в этот раз совсем уж некстати пришлось задуматься об этом. В свои тридцать пять стоять за барной стойкой 6/1 и рисовать лебедей на кофе, не имея даже своего автомобиля, чтобы по вечерам после работы не помирать от жары и толкучки в метро. И до подростковых слюней целоваться, будучи по уши влюбленным во вчерашнего студента. И не иметь возможности предложить ему хоть что-то стоящее. Хоть какие-то плюсы от отношений со взрослым мужчиной. На такое спустить сложно. Он впервые встретил Дейрона Таргариена на своем интенсив-курсе по искусству кофеварения. Потом на еще одном, по латте-арту; казалось, увлечен он был множеством вещей и во всем преуспевал. А потом его старая подруга — настолько старая и знающая его так давно, что ощущалась почти как сестра, — приехала в город из своей обожаемой столицы и устроила вечеринку на квартире со снобским налетом приема. На котором представила сына старым друзьям. Им оказался тот белокурый и бесстыдно обаятельный — как для чьего-то сына — парень с его воркшопов. Родила Алисент рано, так уж сложилось — а точнее, случилось. К несчастью. И сразу же сбагрила ребенка родителям, укатила жить лучшую жизнь. Но у Гвейна не получилось ее осудить, может, он просто не успел, так и замер там пораженный, когда все это произошло и жизнь стала странной для всех. К тому же, когда на тебя смотрят лучистыми глазами и приветствуют с широкой улыбкой, из-за которой трогательно показываются резцы, то женщине, просто родившей такое чудо на свет, можно только падать в ноги. Он унаследовал веснушки от матери, как и некоторые ужимки и вьющиеся волосы. Все, кроме рыжины; по иронии, рыжим был Гвейн. И через какое-то время он удовлетворил свое любопытство и узнал, какие на ощупь эти пшеничные локоны. — Так, ладно, мне надо закончить. — Гвейн выпрямился резко и быстрым шагом двинулся к подсобке. — Все хорошо? Я что-то не так сделал? — Нет, все так, — он вернулся на пару шагов назад, c громким сладким звуком вырвал для себя еще один поцелуй, прежде чем погрузиться в пучину унылых мыслей за работой. И тогда предложил на выбор — подождать его или ехать домой первым.***
Дейрон тяжело дышал где-то сверху, — разум Гвейна плыл от удовольствия, он не знал сейчас частей света и ничего вокруг не видел. Только ощущал знакомый тесный жар и давящие прикосновения. Дейрон периодически точно так же забывался и, двигаясь вверх-вниз, опирался на его грудь слишком сильно, царапая кожу. И Гвейну даже казалось, что с частичкой боли удовольствие было слаще. Да и кто в здравом уме стал бы прерывать из-за такой мелочи эти потрясающе плавные и идеально вбирающие его внутрь движения? Можно и потерпеть прочие неудобства. Последний судорожный вздох сорвался со сладких губ, при свете дня шепчущих его имя так мелодично, и медленно склонившись, Дейрон припал к его взмокшей груди своей. Завел руки ему под лопатки и притих. Продолжая таять под тяжестью его крепкого тела, Гвейн нашел силы безотчетно провести рукою по его лбу, убирая прилипшие волосы, и подтянуть голову, чтобы поцеловать туда. Вечерний воздух позднего лета наконец достучался до их кокона сплетенных воедино тел, и Гвейн с недовольным вздохом потянулся за покрывалом и заботливо натянул на бедра Дейрона. Он уже сполз ему под бок и закинул одну ногу поперек, так что покрывало прикрыло и часть наготы Гвейна. — Расскажешь теперь? — О чем? — Что это было в кафе? — Ты правда хочешь, чтобы я изливал душу, когда только что излил… — Да, — серьезно ответил Дейрон, невесомо вырисовывая что-то ногтем на его груди. — Я же говорил, что мне надо было закончить. Чтобы мы скорее вернулись домой. — И чтобы бы уж точно быть убедительным, Гвейн потянулся и чмокнул его в тонкий нос. А Дейрон все еще смотрел требовательно, задрав голову, но не отлипая от его плеча. — Просто хотел домой. — Думаешь, я не смогу понять? То, что тебя беспокоит. Потому что я слишком молод. — Не смей делать из меня эйджиста. Хотя бы пока мы лежим в одной постели, — он прижал его за плечо к себе сильнее. — Если бы думал, что ты не сможешь понять, я бы не пустил тебя даже на порог своей квартиры. — И в свое сердце? Застенчивая улыбка превращала его глаза в щелочки, и как Гвейн ни был разморен, нашел в себе силу снова повернуть голову, чтобы взглянуть на любимое лицо. Пока Дейрон смеялся, и тревога отступала. Да, он бессовестно врал, и, к счастью, его парень был из тех, кто в свои юные годы все-таки понимал, что бежать с разбега в запертую дверь — глупая затея. Он больше не будет докапываться. А Гвейн обязательно подготовится к этому разговору в следующий раз. Это не было тем, что беспокоило его перманентно, что беспокоило нестерпимо сильно, поэтому и было сложно подобрать слова, ведь всем остальным он делился с легкостью.***
Рука нежно скользнула под простыню, скрывающую от его взора прекрасное, обласканное тело, и плавно прошлась по голени. Дейрон ожидаемо проснулся от этого прикосновения. — Я ушел, — шепнул Гвейн, зная, что Дейрон ненавидит просыпаться в пустой квартире и гадать, куда пропал тот, кто только что был рядом, был полностью его. — Окей, — отозвался сонно, но глаза все-таки открыл, из-под полуприкрытых век оглядел его. Судя по двинувшимся уголкам губ, по достоинству оценил его обтягивающий спортивный костюм с шортами и поло. И очень предсказуемо тут же прилетел толчок в бедро. — За что? — засмеялся Гвейн, тут же предупреждая повторный пинок и обхватывая за лодыжку. — Для девчонок своих нарядился? — Каких еще девчонок? — Тех, что в парк в восемь утра и выходят, — и больше он не смог развить свою полушутку, так как рот его остался пораженно приоткрытым; Гвейн приподнял его ногу, заставляя послушно ее согнуть, и мягко коснулся губами у косточки. — Ид-ди уже… Когда Гвейн коснулся грудью двери, не торопясь саму ее открывать, оглядываясь на Дейрона, что тоскливо смотрел в ответ, затрещал звонок. Гвейн никого не ждал, особенно в такое время. Ну в целом был уверен, что это какие-то рекламщики или агитаторы. Так что махнул Дейрону и вышел с концами из комнаты, планируя выйти и из квартиры прямиком на пробежку, минуя стоящего у него под дверью паренька с кучей бумажек с соц-опросом или плакатом и именной кепкой. Но на пороге его дома стояла Алисент Таргариен.