Закон Неприкосновенности

Гори, пылай

Нас не потушат долгие дороги

Ты мою душу обнимай

Мне нужен огонь, мне нужны твои ожоги

XOLIDAYBOY — Пожары

Ади определённо нужно было появляться на занятиях. Ангелы, демоны, непризнанные, — ни для кого не делали поблажек. Даже когда у них умирали самые важные бессмертные. Даже когда приходилось наступать на горло своей гордости и плакать в плечо недавно умершему человеку. Ади не знала, когда Бонт ушёл. Он долго слушал её рассказы про Сэми: о том, как они познакомились, как вместе подшучивали над другими, как мешали друг другу на заданиях, получая недовольные взгляды от Дино и Люцифера. Чем больше Ади рассказывала, тем сильнее на плечи наваливалась усталость и тяжесть прошедшего дня. Бонт задавал правильные вопросы, вовремя улыбался и правильно обнимал. Он понимал, что нужно сделать, и не давил, не вытягивал больше, чем Ади была готова рассказать. Обнимая подаренную акулу и уложив голову ему на плечо, Ади уснула. Без снов. Она знала, что её дар в другом, что никогда она не будет видеть снов, как люди. Или как Сэми. И всё равно глубоко внутри надеялась. Бонт ушёл, заботливо уложив её в постель и укрыв одеялом. По остаткам энергии в комнате легко было понять, что он провёл здесь много времени. Энергия Бонта — свежая, зелёная, немного терпкая, — напоминала: Ади найдёт в себе силы прийти на лекцию и сможет сесть рядом с ним. От неё уже не ждали ни соблюдения правил, ни верных решений. Только Люцифер посмотрит неодобрительно, а после — напомнит, чем всё обернулось в прошлый раз. Ади плевать. Так глубоко плевать на все его слова. Когда-то близкий друг, он сумел ей помочь только тем, что разрешил себя ударить. Настоящей помощью оказался Непризнанный, которого Ади едва знала. Она долго укладывала на постели подаренную игрушку. В строгой комнате небесной школы плюшевой акуле не находилось места. Всем своим видом она кричала о том, что принесена с земли. И слабым теплом грела чёрную душу мысль: первая вещь, которую для неё купили, а не украли. Было в этом что-то непривычное, приятное, неожиданное. Наконец, решив накрыть акулу одеялом, чтобы не бросалась в глаза, Ади переоделась. Чёрная майка, такие же штаны и тёмно-серая кофта сверху. От горя тянуло ко всему тёплому, уютному, мягкому. Ади легко поддавалась искушениям, зная, что это в её природе. Но с этим надеялась скоро покончить: одно дело — трахаться, обманывать и подталкивать к ссорам, совсем другое — кутаться в мягкие вещи, будто она ангелок какой-то или, что ещё хуже, самый простой человек. Жизнь за пределами её комнаты не остановилась. Было бы удивительно, будь оно иначе. Ади продолжала ненавидеть каждого, кто не оплакивал Сэми, не носил по нему траур и не пытался докопаться до истины. И в то же время старалась этого не показывать. Все привыкли к тому, что она улыбается, смеётся, шутит. Если слишком долго ходить с отстранённым и мрачным видом, не сочтут ли, что она слишком сильно подверглась ангельскому влиянию? Пугало даже не это. На слухи Ади наплевать: столько наслушалась, столько сама распустила, что уже не обращала на них внимания. Но эти же слухи могли дойти до Геральда, а там недолго — и до отца с матерью. С самым пресным выражением лица, на какое была способна, Ади вошла в учебную аудиторию и плюхнулась на пустое место рядом с Бонтом. Держал он его для кого-нибудь другого, хотел посидеть один, или так вышло случайно, — Ади не интересовало. Он посмел влезть в её жизнь, значит сам нарвался на её внимание, пусть сейчас молчаливое и угрюмое. — Тебе стало лучше? Ади фыркнула. Хороший правильный Бонт, беспокоился, переживал, боялся, что одной душевной беседы прошлой ночью не хватило. Что он успел себе придумать? Что Ади наложит на себя руки? Что ж, он был не так и далёк от истины: желание покончить с собой тупыми ударами молотка било по затылку, напоминая, что всё можно закончить за каких-то пару минут. Она держалась, отказываясь поддаваться слабости. — По мне видно, что мне стало лучше? — огрызнулась Ади, но, поймав его полный невыразимой тоски и беспокойства взгляд, стушевалась. С Бонтом невозможно было оставаться собой, он гасил её агрессию ещё до того, как Ади позволяла себе развернуться и показать всю мерзость своего характера. — Не стало. Но спасибо, что пришёл вчера. Отвернувшись, Ади поискала глазами Люцифера. Где он, там и Мими. Вчера Ади с ней так и не поговорила, а ведь Мими была близкой подругой Сэми. Как она переживала её смерть? Было ли ей также плохо? Пришёл ли кто-нибудь её поддержать? От беспокойства о Мими Ади отвлекло лёгкое теплое касание: Бонт накрыл её ладонь своей, отстранённо глядя в окно. — Не слишком ли ты торопишься? — прошипела Ади. — Держаться за руки для демонов уже слишком? — Бонт усмехнулся, бросил быстрый взгляд на Ади и снова отвернулся. — На Небесах красиво. Полетаем вместе после занятий? Ади неопределённо хмыкнула, повела плечом и снова принялась искать Люцифера взглядом. Когда ещё Сэми был жив, они любили устраивать шутливое посвящение: заставляли только обретших крылья Непризнанных прыгать с самой высокой башни и подначивали не раскрывать крылья как можно дольше. Кто-то боялся и отказывался, всё ещё слишком привязанный к своей смертной жизни, кто-то, как Вики, выкладывался на полную и под весёлое улюлюканье зависал в воздухе всего в паре метров от земли. Как бы ни вели себя Непризнанные, Ади и Сэми покатывались со смеху, глядя на перепуганные лица. Иногда к их веселью присоединялись Мими, Люцифер и Ости, тогда на новичков делали ставки, а Люций отпускал язвительные комментарии. Понравилось бы такое Бонту? Согласился бы он так прыгнуть? Ади задумчиво стучала ногтями по столу. Слишком уж часто её мысли возвращались к Бонту. Не слишком ли ты торопишься, — следовало ей спросить у себя. — Я думал, ты не явишься. — Люцифер возник перед Ади, словно бы из-под земли вырос. Хотя с него станется, позёр несчастный. — Не могла упустить возможность видеть твоё ангельское личико, — хмыкнула она и подняла голову, встречаясь с Люцием взглядом. — Пришёл извиниться за свои слова? — Пришёл напомнить, что похороны Сэми состоятся завтра. Тебя это уже не волнует? — Он кивком указал на ладонь Бонта, что продолжала сжимать и греть её руку. — Не смущайся, для демона это нормально. Даже если… С отребьем. — Это ты так тёплое место в своей постели предлагаешь? Ади, внутренне торжествуя, отметила, как глаза Люция вспыхнули злым огнём. Что-то оставалось неизменным между ними. Когда от прежней детской и немного наивной дружбы ничего не осталось, появилось что-то другое, чему Ади не могла подобрать верного определения. Нечто тёмное, неправильное, на грани между желанием вернуть близкого человека и разорвать его в клочья за каждый миг без него. Иногда Ади думала о Люцифере слишком неправильно, порой замечала странный блеск его глаз, когда он смотрел на неё, и была уверена, — он тоже ловил себя на неправильных мыслях. Но всегда рядом оказывался Сэми, — правильный, светлый, её любимый Сэми, — и отогнать от себя неприятное наваждение было легко. Теперь его не было, и никто не мог удержать от падения в огненную бездну красных глаз Люция. Ади до дрожи в кончиках пальцев хотела, чтобы Люций с ней согласился, — да, это предложение переспать с ним, в его грёбаной комнате, куда он никого не водил. От мыслей о том, что Ади могла оказаться первой и единственной, кого этот блядский дракон утащит в свой замок, было горько-приторно и безумно стыдно, потому что Люцифер — её друг, пусть и в прошлом, он сын Сатаны, а значит скоро она присягнёт ему на верность. Он позволил последнему слову остаться за ней, если не считать презрительного смешка, и отошёл от Ади. — Так полетаем? Ади вздрогнула, совсем забыв о Бонте. — После занятий, — объяснил он в ответ на непонимающий взгляд. Ади рассеянно кивнула, не задумываясь о том, насколько правильно было сперва вот так переглядываться с Люцием, а после — проводить время наедине с Бонтом, когда тело Сэми ещё не предали священному огню. После нудной лекции Фенцио (Ади поймала на себе его взгляд и, различив в нём сочувствие пополам с презрением, отвернулась), она отправилась на поиски Геральда. До похорон Сэми оставались всего сутки, значит либо у демона были ответы, либо ему запретили их искать. Ади хотела знать, что именно произошло с Сэми, и считала, что у неё есть на это полное право. Думала, что так сможет поскорее его отпустить. Необходима была причина, по которой он оставил её, виновник, на котором можно выместить злость и обиду, отыграться за всю боль и за каждый день будущего, который он отнял у них. Кто-то должен понести наказание. Ади нашла Геральда в его кабинете: он о чём-то шептался с Мисселиной, стоя к ней слишком близко, почти интимно. Когда Ади вошла, они отпрянули друг от друга, задержавшись лишь на мгновение дольше положенного. Секреты. Конечно, у всех на блядских небесах должны быть секреты друг от друга, иначе скучно станет жить. Так Бонт скрывал истинную причину, по которой помогал и поддерживал Ади. Люцифер скрывал, что трахался с Уокер: Ади чувствовала на нём следы энергии Вики, но они держались так холодно и отстранённо, что другие вряд ли заметили. Мими скрывала, что Люций давно из влюблённости перерос для неё в манию, и, может, она махнула бы на него рукой после секса. Все что-то скрывали. Ади плевать хотела на чужие тайны, ей нужен был ответ лишь на одну, — — Что случилось с Сэми? — Она переводила взгляд с Геральда на Мисселину. — Люцифер сказал, похороны назначены на завтра. — Ади. — Мисселина сделала осторожный шаг навстречу, протянула руки. — Сэми умер. — За идиотку меня принимаешь? — Ади тоже шагнула к Мисселине. — Геральд сказал, что разберётся, кто виноват в его смерти. Что. Случилось. С. Сэми. Сэми прекрасно летал: обгонял многих ангелов и демонов, участвовал в чемпионате по крылоборству; он не мог упасть сам, даже если поднялся слишком высоко. Должно быть что-то или кто-то, виновный в его смерти. Чудовище, дракон, ангел или демон, — кто-то должен понести наказание за убийство. Мисселина бросила на Геральда умоляющий взгляд. Ещё одна тайна. О чём они шептались, когда Ади пришла? О чём успели договориться? И почему смерть Сэми должна стать тайной за семью печатями? Он не был архангелом, не был даже лучшим учеником. Всего лишь ангел, ученик небесной школы. О таких не хранят тайны, смерть таких не оберегают от посторонних глаз. — Ади, тебе лучше в это не лезть. — Геральд, грубоватый, проявлял заботу. Ади понимала, что он хочет удержать её подальше от чего-то ужасного. — Почему? Кто виноват в его смерти? — Ади, пожалуйста, уходи, — Мисселина почти молила. — Заткнись, — Ади даже не взглянула на неё. — Ангелы не должны лезть в дела демонов. Давно ты прячешься за спиной светлокрылой, Геральд? — Извинись перед Мисселиной и уходи. Сэми умер, — это единственное, что тебе нужно знать. — Голос Геральда стал громче, грубее. Ади не придала этому значения, даже на мгновение не задумалась, почему он так отреагировал на слова о Мисселине. — Могу её ещё и послать, если только так ты расскажешь мне, что с ним случилось. Что ты скрываешь, Геральд? Ещё вчера ты был готов докопаться до правды, что изменилось? Что ты узнал? — Ади, хватит. — Геральд ударил ладонью по столу, заставив Мисселину вздрогнуть. — Выметайся из моего кабинета. Я сказал тебе то, что тебе нужно знать. — Что. Случилось. С. Сэми, — процедила Ади сквозь зубы. В схватке с опытным демоном она проиграла бы, но выдернуть ему пару перьев сумела бы. Демоны уважали силу, а у Ади не была ни одной причины держать себя в руках. — Из-за тебя. — Мисселина встала между Геральдом и Ади. — Что? — Ади дёрнулась, словно от пощёчины. — Из-за… — Мисселина, не надо. — Геральд положил ладонь на её плечо, будто хотел удержать, остановить, не дать ей совершить этот шаг. — Ади, Сэми умер из-за тебя. Закон Неприкосновенности священен и нерушим. Ангелу не положено любить демона. Сэми понёс наказание за вашу связь. — Мисселина говорила громко, уверенно, смотрела покровительственно, словно свысока. — Тебе известно, что дети от такого союза рождаются мёртвыми. Запрещены любые романтические и сексуальные отношения между ангелом и демоном. Ты знала об этом, Ади, но всё равно продолжала эти отношения. Кто-то должен понести наказания. Если ищешь виновного в смерти Сэми, это ты. В ушах у Ади зашумело, ноги стали ватными и тяжёлыми. Она смотрела на всё будто со стороны: на Мисселину, подошедшую к ней, чтобы обнять, будто это могло что-то исправить; на Геральда, поджавшего губы, будто запрещавшего себе говорить; на себя, застывшую в учительском кабинете. Мир снова поблек, потерял краски и запахи. Ади чувствовала, что захлёбывается. Грудь сдавило от боли, от ненависти к себе, к ангелам и их законам, к демонам и их порочным желаниям. Эмоций было так много, что она не могла вздохнуть, но внутри всё равно пусто. Она утешала себя мыслью, что в смерти Сэми виноват кто-то другой, кто-то, кого она сможет своими руками убить, — растерзать, разорвать на кусочки. Единственным, кто должен быть наказан, была она одна. Ади отмахнулась от объятий Мисселины, ударила, кажется, её руку слишком сильно. Или это был Дар, который под действием сильных эмоций проявлялся сам собой? Не глядя на ангела, Ади молча вышла из кабинета. В голове набатом звучала одна фраза, — Ади, Сэми умер из-за тебя. Коридоры школы, другие ученики, их крылья, слова, шум шагов, — Ади шла мимо всего, не замечая, не останавливаясь, если врезалась плечом в кого-то. Кто-то хватал её за руки, просил остановиться, спрашивал, что случилось. Кто это был? Ади не замечала. Коридоры кончились. Она распахнула крылья, взлетела, оттолкнувшись ногами от земли, как недавно учила Бонта. В лицо ударил холодный ветер. Стены школы сменились облаками. Ади не думала, куда летела, не разбирала дороги и не боялась столкнуться с кем-то. Будет даже лучше, если она умрёт так же, как умер Сэми; в этом будет своеобразный символизм, это будет даже красиво. Сэми не хотел умирать, Ади — больше не боялась этого. Её ноги коснулись висевшего в облаках островка, не больше двадцати шагов в ширину, но даже на этом скромном клочке земли росло старое дерево. Жизнь везде. Кроме её отношений. Ади горько усмехнулась. Конечно, на небесах жизнь везде и всем, если они не нарушают законы. Как же говорили люди? Бей своих, чтоб чужие боялись. За смерть демона Ад стал бы мстить, никто не замял бы так просто. А смерть Сэми — о ней уже позаботились, о ней не станут говорить громко и открыто, но за спинами продолжат шептаться, ведь единственная его вина — отношения с демоницей. Смерть Сэми — отличный способ напомнить всем, кто забыл, и научить тех, кто не знал, — есть законы, которые нельзя нарушать. Смерть Сэми — самое страшное наказание для Ади. На негнущихся ногах она подошла к единственному дереву на островке, не замахиваясь, ударила слабо сжатым кулаком по стволу. Самый привычный способ выместить эмоции, — избить кого-то или что-то. С каждым ударом она сжимала ладони в кулаки всё сильнее, короткие ногти вписались в ладонь до крови. Сбивая костяшки в мясо о грубую кору, Ади забывала о чёрной дыре в груди, о смерти Сэми, о том, что хотела шагнуть с этого островка и не раскрыть крылья. Остались боль и запах крови; мир вокруг перестал существовать, — не было больше Мисселины и Геральда, не было Закона и наказания за него, не было Бонта и Люцифера, Вики и Мими, не было Сэми. Он никогда не одобрял такие методы, будь сейчас рядом, бросился бы, остановил. Кулак врезался во что-то странное, соскользнул с гладкой поверхности. Ади непонимающе моргнула, возвращаясь из транса в реальность. По чёрной рубашке Люцифера размазана кровь, его взгляд — тяжёлый, недовольный, — направлен на неё. — Не останавливайся, — подсказал Люций. Ади послушалась: ударила ещё несколько раз, но не было той боли, не было забвения и уединения. Сдув с лица прядь волос, она выпрямилась и без страха посмотрела в его глаза. — Из тебя херовый мальчик для битья, — недовольно фыркнула Ади. — А из тебя херовый демон. Да стой ты. — Люций поймал Ади за руку, не давая ей ускользнуть. — Утром ещё нормальная была, а сейчас выглядишь жалкой. Рассказывай. — Давно в психологи записался? — прорычала Ади, рассматривая слишком спокойное лицо Люцифера. — Не тебе ли наплевать на всех, господин будущий-король-Ада? — Как видишь, не на всех. Ади вырвала руку, оглянулась по сторонам, проверяя, не привёл ли Люцифер с собой «команду спасения», в которой его роль заключалась только в одном — остановить и убедиться, что не сбежит. Вокруг было пусто и возмутительно спокойно. Белые холодные облака, яркое послеполуденное солнце, такие же плавающие в воздухе обломки-островки. Идиллическая пасторальная картина небесной природы. Только два демона, испачканные в крови, были в ней неуместны, словно кто-то поверх прекрасного стихотворения ручкой вписал кусок другого произведения. Ади опустилась на землю, свесила ноги с летающего островка. Внизу тёмным пятном виднелась школа, вокруг неё — ало-чёрные заломы трещин, ведущих в Ад. Спрыгнуть бы и посмотреть, — успеет ли Люцифер её поймать. Он — самый быстрый из демонов, он должен успеть, — и только эта мысль удерживала от безрассудного поступка. — Рассказывай, — потребовал Люций, севший рядом. — Давно тебе не похуй? — Ади спрашивала устало, без агрессии. — С того дня, как мы знакомы. Она хмыкнула. За последние сутки Ади слишком часто вспоминала их общее детство: неумелые полёты, шалости, веселье и общие на троих наказания. Счастливые детские воспоминания перемешивались с горькими подростковыми, когда компания рассталась, и довершало всё мерзкое понимание, — того, что было, не вернуть, а то, что хочется, слишком низко даже для демона. — Расследование смерти Сэми закончено. — Ади размазывала по разбитым костяшкам кровь подушечкой большого пальца. Алые разводы на светлой коже выглядели красиво. Ади всегда нравился цвет крови, её вкус и запах, и Дар соответствовал её странным предпочтениям. — Мисселина сказала, что Сэми понёс наказание за наши с ним отношения. — И ты поверила? — Люций спрашивал так легко и буднично, словно бы слова Мисселины были прогнившим слухом, которому никто давно не верил. — Поверила ангелу? — Расследование вёл Геральд, и он не стал опровергать её слова. Ади ждала, что заплачет, завоет, как вчера, когда от боли и отчаяния сгибало пополам, когда каждая клеточка тела ощущала потерю близкого, родного, любимого. Но боли не было. Только ненависть и презрение к себе. Разбитые костяшки, маленькие ранки на внутренней стороне ладоней в виде полумесяца, — малая цена за её поступок. Ади силилась вообразить казнь достаточно жестокую и беспощадную, что извинили бы её ошибку, и не могла. Не существовало в мире такой боли, инструмента пыток или смерти, что искупили бы её грех. Она опять забылась, погрузилась в себя, и не заметила, как Люцифер взял её руки в свои, как стёр пальцами кровавые разводы и прижался губами к рваным ранам. Успокаивающе больно, и его лукавая красная улыбка сводит с ума. Ади потянулась сама, решив, что станет себе судьёй и палачом. И казнь её — вечные муки. Губы Люция горячие, жадные, с металлическим вкусом её крови. Целовать его больно, неправильно, — огромная ошибка. Люцифер не умел нежно и бережно, зубами вгрызался в губы Ади, прижимал её к себе не то зло, не то отчаянно и отстранился первый. Рвано вздохнув, Ади слизнула кровь с искусанных губ. — Не доверяй никому. Ни ангелам… — Ни демонам, — закончила за него Ади. Истина, которую вбивали в головы всем маленьким демонятам, — не верь никому. Свои обманут, предадут, вонзят нож в спину, потому что такова натура демона и истинная сущность зла. Не доверяй чужим, они никогда не поймут, не встанут на твою сторону. У настоящего демона нет друзей и любимых, есть временные союзники, которым доверяешь не больше, чем ядовитой голодной змее. Ади забыла это правило: поверила, что ангелам можно доверять, ведь среди них был Сэми и тошнотворно правильный Дино; решила, что демоны не так уж плохи, раз существуют Люций и Мими. Обман, который она придумала, который привёл её к разрушению. Весь мир рухнул, потому что Ади стала больше человеком, чем высшим существом. — Похороны на закате. Я тоже приду. — Люцифер отвернулся, смотрел теперь на плывущие по идеально-голубому небу облака. Ади безразлично пожала плечами. Люцию не место на похоронах Сэми: он уважал его и не задевал, потому что Сэми принадлежал Ади, но больше их ничего не связывало. Только мог ли кто-то запретить будущему правителю Ада явиться на чужие похороны? Да и не стал бы никто запрещать. Ади проводила взглядом соскользнувшего с края островка Люцифера. Он свободно падал несколько секунд прежде, чем раскрыл чёрно-бардовый крылья, заскользил мрачным пятном между белых пятен облаков. Она спрыгнула следом, выждав чуть больше минуты, чтобы дать ему фору. Ветер снова бил в лицо, жёг кожу на щеках. Ади раскрыла крылья лишь у самой земли, приземлившись грубо, громко, совсем не так, как обычно. За спиной Люций прошипел что-то вроде «Идиотка», но она не обратила внимания. Чем больнее было телу, тем лучше она себя чувствовала. Подобное присуще людям: Ади много раз видела, как её мать затуманивала разум смертного, уводила его от света и бога; тогда искупление превращалось в пытку, — молодые фанатичные священники хлестали себя по спине и бокам до крови, юные болезненно худые девушки резали руки и бёдра, сильные мужчины бросались в драки, не разбирая причин, — всё, лишь бы в боли найти искупление. Ади понимала их теперь, — больное стремление сделать себе хуже, ещё сильнее втоптать себя в грязь, разрушить всё, из чего состоит личность, потому что даже смерть будет недостаточной жертвой. Бонт ждал её у двери комнаты. Привалившись спиной к стене, он скучающим взглядом изучал узор на полу. Ади хотела пройти мимо, когда его пальцы сжались на её локте. — Ты пропала, и я волно… Что случилось? — Его серые глаза округлились, с ужасом и непониманием смотрели то на разбитые руки, то на измазанные в крови губы. Удивительно, как многим Ади оказалась не безразлична. Если с Люцием всё было почти понятно, то интерес и желание Бонта помочь… Ади почти беспокоило, как Непризнанный цеплялся за её общество. Всего неделю назад она веселилась бы от такой своей популярности, сейчас чужое внимание вызывало лишь раздражение. — Демоны так развлекаются. Проваливай к ангелам, Бонт. — Ади вырвала руку из чужой хватки. — Развлекаются, занимаясь саморазрушением? — Бонт нахмурился, шагнул к двери, закрыв её собой. — А ты думал, мы венки плетём и только изображаем из себя последних мудаков? — У Ади не было сил на злость. Голос разума, — вернее, его слабый отголосок, — твердил, что Бонт хотел только помочь. Может быть, даже не собирался спать с Ади и искренне верил в дружбу между мужчиной и женщиной. Такая дружба могла быть между ангелами, — возвышенными, нравственными, непорочным. Но точно не между ангелом и демоном, и даже серый цвет его крыльев на мог переубедить Ади. — Я могу чем-то… — Что? Помочь? — Ади сложила руки на груди. Кровь на ладонях уже подсохла и не пачкала одежду. Даже жаль, была бы причина выкинуть весь гардероб и спустится к смертным, чтобы присмотреть что-нибудь новое и более подходящее. — Да. Напор Непризнанного смущал. Люцифер не хотел помогать, не хотел быть рядом, он беспокоился по своим неясным причинам, нашёл для себя объяснение и не собирался делиться им с Ади. Да и плевать на него, он свою роль сыграл, — не позволил ей окончательно провалиться в ненависть к себе и показал, как можно сделать ещё больнее. Истинный король Ада. А Бонт? Объяснения его словам и поступкам не было. Было только что-то неясное, смутное, человеческое, что Ади по своей природе не могла постичь, как бы он ни пытался объяснить. — Похороны завтра на закате. Хочешь помочь, приходи. А теперь отойди и дай мне вернуться в свою комнату. Бонт покорно отступил на шаг, Ади скользнула мимо, стараясь не обращать внимания, как его пальцы легко коснулись её ладони. На миг кольнуло чужой энергией, будто на тренировке, когда они учились применять свой Дар. Но разве у Непризнанных он появляется так быстро, разве умеют они им управлять на второй день своей бессмертной жизни? Ади поспешила списать странное ощущение на усталость. Усталость — единственное, что осталось у неё внутри. Не было боли, желаний, мыслей, только всепоглощающая усталость, навалившаяся на её плечи и придавливающая к земле. Это смущало, казалось глупым. Чтобы устать, бессмертному нужно тренироваться от зари до заката, провести несколько дней в мире смертных, внушая им добро или зло, вступить в бой с равным или более сильным противником. Ничего из этого не было; дни были даже слишком лёгкими, после таких обычно Ади утягивала Сэми на очередную вечеринку или сбегала с ним и Мими на землю, и там они проводили часы, веселясь и наслаждаясь своим бессмертием. Она отчётливо понимала, что устала, — морально, физически, — и сил хватило лишь на то, чтобы отправить себя в душ. Снова ночь без сновидений и снова обычный день: лекцию вела Мисселина, которой каким-то божьим чудом удавалось воздерживаться от долгих взглядов на Ади; Бонт сидел рядом, в паре рядов от неё бросал недовольные взгляды Люцифер; Мими подошла до занятий и долго обнимала Ади, не находя нужных слов. Даже Вики, которую Ади не хотела видеть, проблеяла пару слов о том, как ей жаль, какой Сэми был замечательный, и как она по нему горюет. Ади ответила кивком и проводила Уокер взглядом, — та сразу прилипла к Дино, спрашивая о чём-то и бросая долгие взгляды на Люция, не то желая вызвать в нём ревность, не то проверяя, не оторвёт ли он ей прямо сейчас голову. Мир жил своей жизнью. Ангелы компаниями и небольшими группками обсуждали новое задание на земле, которое им предстояло в конце недели. Демоны либо разбились на парочки, либо по одному устроились на заднем дворе, — кто с книгой, а кто наслаждался тёплыми солнечными лучами, которых никогда не было в Аду. Непризнанные тренировались, обсуждали, кто чью сторону займёт, те, кто пробыл бессмертным дольше, объяснял иерархию ангелов и демонов, рассказывал о Непризнанных, которым удалось высоко подняться. После лекции Бонт вышел во двор, Ади проводила его взглядом. Он ничего не успел пообещать, — она просто не дала ему времени сказать, придёт ли он на похороны. Такой же неуместный, как и Люцифер. Бонт не знал Сэми, какие у него могли быть причины провожать его? Закат наступил слишком быстро. Уже шагая по придавленной вечно зелёной траве, Ади понимала, что не готова навсегда попрощаться с Сэми. Пока его тело лежало в лазарете, она знала, что может прийти к нему, попросить прощения, поговорить. За два дня она так и не нашла в себе сил посмотреть на его мертвенно-белое лицо, на обескровленные губы и поникшие крылья. Сама мысль, что она ещё успеет, утешала. Не успела, и теперь тело Сэми отдадут священному огню. Последний шанс попросить прощения и попрощаться. На самом краю парящего острова, на котором располагалась школа, возвели каменный невысокий монолит, на который уложили тело Сэми. Кто-то переодел его в традиционные ангельские одежды, — белые льняные брюки, плотная кофта и балахон поверх. Никаких отличительных знаков, ведь Сэми был всего лишь учеником, не успел проявить себя как воин или советник, не получил звания и места в ангельской канцелярии, — чистый лист, на который никогда не нанесут краски. И только тёмные волосы выделялись, словно специально напоминая о его грехе. Ади безучастным взглядом скользнула по немногим собравшимся: родители Сэми, с которыми она не была знакома, Геральд, Мисселина и Кроули, несколько ангелов из числа близких приятелей Сэми, Мими и Люцифер, державшиеся в стороне. Только двое не нашли себе компанию, оставшись стоять одинокими молчаливыми силуэтами, — Бонт, надевший вопреки своей сути чёрное, и отец Ади. Последнего она меньше всего ожидала увидеть на похоронах Сэми. Как он не знакомил её со своими родителями, так и Ади не спешила приводить его в Преисподнюю и представлять отцу и матери. Ади прошла мимо Люцифера, коротко ему кивнув, благодаря за то, что сдержал слово, отвела взгляд, почувствовав, как Бонт прожигал её глазами. Она снова собиралась нарушить Закон и не хотела, чтобы его задело. Ади остановилась рядом с отцом, не глядя на него. Высокий, — он был выше дочери почти на голову, а Ади себя к маленьким и аккуратным не относила. В чёрных одеждах с золотой вышивкой, холодным и жёстким выражением лица, он выглядел как надзиратель, вынужденный присутствовать на чужом празднике. — Отец, что ты тут делаешь? — шёпотом спросила Ади. Аим, не поворачивая головы, недовольно, точно как и дочь, хмыкнул. — Твоё недостойное поведение достигло даже глубин Ада, — негромко ответил он. — Я явился лично посмотреть на причину, по которой ты решила опозорить свою семью. — О, если ты хотел посмотреть на причину, то опоздал, всё самое интересное было в спальне, — змеиным шёпотом ответила Ади. Задирать отца — опасно. Скверный характер Аима сглаживала только его жена, Лерайе, всегда встававшая на сторону дочери и умевшая находить правильные слова. Когда матери не оказывалось рядом, Аим воспитывал Ади так, как считал правильным, — ограничениями и жёсткими наказаниями, не видя ничего зазорного в порке или пощёчине. Чем старше она становилась, тем жёстче были наказания. Но все они имели обратный эффект: чем страшнее Аим наказывал дочь, тем больше она бунтовала и всеми силами доказывала, что не будет его слушаться. За последний свой проступок Ади несколько дней без сна и отдыха тренировалась, растерев руки и колени до кровавых мозолей, — так Аим пытался вбить в рыжую непокорную голову дисциплину. Чем грозила ей эта выходка, Ади боялась представить. — Ты вернёшься в Ад, и мы обсудим твоё поведение. — Демон, живший сотни веков и совершивший лишь одну оплошность, — допустивший рождение дочери, — смотрел на неё, как на помеху своей спокойной жизни. От чего его отвлекли эти похороны? Какой важной встречей он пожертвовал, чтобы лично явиться за Ади? Ведь схватит за крылья и утащит, как маленького ребёнка. Дёрнув плечом, Ади отошла к Бонту. Его одиночество и неуместность выделялись слишком сильно, даже Геральд, пытавшийся сохранять нейтралитет, смотрел на него недовольно и тяжело. Ади хотелось как-то отплатить за его доброту, пусть даже это будет молчаливое присутствие рядом. — Кто это? — Бонт бросил короткий взгляд на Аима, не тронувшегося со своего места. — Мой отец, — шёпотом ответила Ади, следя за подготовкой. — Как хоронят бессмертных? Сама суть этой фразы абсурдна. Бессмертные тоже умирают. Ничто не вечно, Шепфа для всех придумал свой конец. Кроме себя. Эгоистичный ублюдок, желавший, чтобы все играли по его правилам и восхваляли его мудрость. Не сложно быть мудрым, когда ты вечен. — Их тела сжигают. Тела ангелов, демонов и Непризнанных нетленны, — шёпотом принялась объяснять Ади. — Ангелов сжигают в священном огне, и пепел их тел навсегда соединяется с ветром, разносит по миру частички добра и принимающей и всепрощающей любви. Тела демонов сгорают в Адском пламени, становясь его самыми злыми всполохами, которые жгут души, оставляют на них незаживающие раны. Непризнанных посмертно признаёт одна из сторон и хоронит по своим правилам. Когда бессмертные погибают в войне, их тела забирают с поля боя и передают сторонам. Если тело не было найдено, то, вероятнее всего, оно и останется там лежать до конца времён. Но, насколько я знаю, к похоронам своих относятся с уважением и продолжают поиски до тех пор, пока не будут уверены, что каждый из погибших найден. Бонт кивнул, наощупь нашёл ладонь Ади и ласково сжал в своей. — Тебе лучше убрать руку, — посоветовала она. — Почему? Это похороны близкого тебе, — Бонт запнулся, — бессмертного. Даже отец пришёл тебя поддержать. — Он пришёл меня наказать, — поправила Ади. Голос Кроули — громкий, зычный, усиленный магией, — перекрыл все остальные голоса, остановил перешёптывания. Взгляды присутствующих устремились к нему. Директор школы собирался произнести речь. Он говорил о том, как выглядят истинные правосудие и справедливость, как порой сложно принять высшую кару, но её необходимо принять, ведь нет ничего более очищающего, чем признание своих ошибок. Он вспоминал Сэми: его характер и чистые ангельские стремления, его умение со всеми найти общий язык и прилежность на занятиях. И лишь в конце назидательно напомнил всем, что Законы признаны и приняты Небесами и Адом, и всякий, кто осмелится их нарушить, отворачивается от своего мира, вне зависимости от того, какого цвета его крылья и какая ему дана сущность. Щедрым покровительственным жестом он пригласил попрощаться с Сэми прежде, чем его тело охватит священный огонь. Первыми вышли прощаться родители, они оба строго держали спины ровно: мать аккуратно поправила тёмные пряди на голове Сэми, отец скупо погладил по руке. Ади гадала, — было ли им стыдно за смерть сына? Тосковали ли они об утрате? Следом шли его друзья, — они тоже старались держать спины и не показывать эмоций, но то, как они хватали Сэми за руки, выдавало их боль. Может быть, они скорбели по нему больше, чем родители. Геральд и Мисселина замыкали процессию тех, кто держал лицо, их прощание было холодным, пустым; Ади не верила ни их полным тоски взглядам, ни сочувствующим прикосновениям к холодному телу Сэми. Мими, не скрывая эмоций, порывисто обняла Сэми за плечи, прижалась щекой к его груди. Люцифер похлопал по плечу, и в его взгляде Ади прочла горькое уважение и недовольство, будто Сэми не оправдал его ожиданий. Аим и Бонт не двинулись с места: ни у одного из них не было причин прощаться с Сэми, ни один из них не знал его лично. Ади под тяжёлыми взглядами вышла вперёд. Каждый из присутствующих знал, — это она виновна в его смерти. Достаточно ли она цинична, чтобы просить у Сэми прощения? Убийца на похоронах своей жертвы. Ади нервно поправила край короткого платья, — нашла самое подходящее, что было в гардеробе и не напоминало ей о времени, проведённом с Сэми. Может, лучше было одеться в грязный мешок? Она сама удивлялась тому, какие глупые и неуместные мысли лезли в голову, пока она подходила к монолиту, на котором лежало тело Сэми. Наклонившись, Ади провела тыльной стороной ладони по щеке Сэми. Когда она видела его в последний раз, его кожа ещё была тёплой. Когда она в последний раз прижимала его к себе, всё внутри разрывалось на части от боли, которую невозможно выдержать или пережить. Сейчас, когда её пальцы нежно касались его лица, уже не было боли, словно кто-то заморозил всё внутри неё, лишил самой возможности чувствовать. Остались только её решимость и безысходность. Накрашенными ярко-алой помадой губами Ади прижалась к бледным губам Сэми. За спиной послышались осуждающие и возмущённые вздохи, чей-то (она была уверена, Люцифера) довольный смешок. Даже из похорон любимого устроила цирк. Но ей хотелось подарить ему последний прощальный поцелуй, показать, что была с ним не от скуки и не ради острых ощущений, а любила искренне, нежно, преданно. Чьи-то горячие руки схватили за плечи, оттащили. Ади знала эту хватку слишком хорошо. Знала, что за ней последует. Аим. Он толкнул в спину, не церемонясь с дочерью, прошипел так тихо, чтобы слышала только она, что хуже позора у семьи не могло быть. Её взгляд всё цеплялся за Сэми, — белоснежного, прекрасного, с двумя неуместными пятнами на его белизне, — его чёрных волос и следа её поцелуя. Аим не извинялся за дочь, считал это ниже своего достоинства, и не собирался оправдываться за то, как грубо схватил её выше локтя и потащил прочь. Он увидел достаточно, чтобы поверить всем слухам, — его дочь спуталась с ангелом, нарушила Закон и не скрывала этого. — Ади, не может покинуть школу. — Голос Геральда прозвучал громко, властно. Он, куда ниже по положению, осмелился спорить со старшим и более сильным демоном. — Вопрос о её наказании ещё не решён, она должна остаться здесь. Геральд знал отца Ади, знал его характер и методы и никогда их не одобрял, как и воспитание Люцифера. Но что он мог? Всего лишь школьный учитель. — Я сам разберусь с её наказанием, Геральд. В первую очередь Ади поставила под удар свою семью. — Ты доверил её обучение школе, значит школе выбирать ей наказание. — Геральд шагнул в сторону Ади и державшего её отца, когда тонкая ладонь Мисселины легла на его плечо, останавливая. — В одном ты прав, Геральд. Ади нарушила Закон на территории школы, вы должны были следить за ней. Но раз для тебя теперь так важно сделать всё по протоколу, воля твоя. Грубо дёрнув Ади за руку, Аим поставил её перед собой. Никто не мог ему указывать, как воспитывать дочь. Но иногда он шёл на уступки, и всегда оборачивал это в свою пользу. Быть демоном не значит иметь чёрные крылья и бесконечно веселиться, быть демоном значит воздавать грешнику по делам его. Аим свои наказания считал справедливыми. Его ладони сжали крылья Ади у самого основания. Она слишком поздно поняла, как он накажет её в этот раз, — не криком, не тяжёлой тренировкой, даже не хлёсткими ударами. На этот раз она допустила слишком большую ошибку, и наказание должно соответствовать. Раздался хруст ломающихся костей. Ади выгнулась, пытаясь вырваться, сбежать от боли, откинула голову назад, не сумела сдержать громкого отчаянного крика. Аим не церемонился, как Мисселина, выламывая ей крылья, не старался всё сделать как можно скорее, не извинялся за боль, которую причинял. — Ади! — Бонт, не привыкший к подобному, бросился к ней. Его остановил Люцифер, не позволил подойти слишком близко. Красные глаза зло сверкнули. Он процедил тихо: — Мне это тоже не нравится, но мы не вмешиваемся в дела чужой семьи. Взгляды серых и красных глаз проводили чёрные шипастые крылья, отброшенные Аимом, как мусор, скользнули по дрожащей окровавленной спине, заметили торчащие из неё белые обломки костей. Бонт ещё не знал, что сломать крылья и вырвать их — разные вещи. Вырванные крылья отрастут, сломанные уже не восстановить. Кто-то должен довести дело до конца, но никто не приближался. Лишь Кроули повёл рукой, повинуясь которой тело Сэми вспыхнуло священным пламенем. — Школа не справилась, потому воспитанием своей дочери я займусь сам. — Аим брезгливо смотрел на задыхающуюся от боли Ади. — Она вернётся, когда я сочту нужным. Если захочешь выразить своё несогласие, Геральд. — Аим схватил дочь за волосы, тряхнул. Требуя, чтобы она заткнулась, не мешала ему говорить, и отбросил к краю острова, не собираясь возиться с ней дольше положенного. — Я буду ждать тебя на официальном приёме. Обессиленная и опустошённая, Ади не пыталась ни успокоиться, ни остановиться. Когда твёрдая земля кончилась, не держала её больше, она приняла это как благословение. Лишь с сожалением подумала, что смерть нашла её слишком рано, она не успела искупить свою вину перед Сэми, не успела вымолить его прощение. Ледяной воздух дарил утешение, охлаждал горячую кожу, стирал с щёк капельки слёз. Больше по привычке, чем действительно желая спастись, Ади попыталась раскрыть крылья, но обломки костей лишь вспыхнули болью. Что-то такое привычное, как крылья, стало для неё роскошью. Ади не ждала, что кто-нибудь посмеет бросится следом; она закрыла глаза, отдавая себя на волю отца, знала, — он успеет, если посчитает нужным. Но руки, подхватившие её, не принадлежали Аиму. Кто-то успел поймать, а теперь прижимал к груди, зависнув в воздухе. Ади слышала шум крыльев и громкое тяжелое дыхание. Медленно открыв глаза, она встретилась взглядом с Люцием. — Не стоило тебе, — дрожащим голосом произнесла Ади. Она ненавидела себя такой, — слабой, беспомощной, не способной даже улыбнуться и пошутить, как было всегда. Смерть Сэми сделала её бледной тенью себя настоящей, наказание отца уничтожило даже это. Всё, чем Ади была до сих пор, теперь бессмысленно. — Я отнесу тебя домой. Люцифер не утешал, не спрашивал ни о чём. Возможно, внутри него тоже что-то сегодня сломалось. Ади закрыла глаза и спрятала лицо на его груди. По обрывкам услышанного, по кусочкам увиденного она собирала в своём воображении всё, что случилось за несколько секунд, и словно наяву видела, как Люцифер не позволил Бонту вмешаться, зная, что в гневе Аим не станет разбираться. Как Мисселина зажмурилась, не в силах смотреть на чужие страдания, и как недовольно морщился Кроули, ведь школа была в его ведении, но он ничего не мог сделать. Как дрожала в страхе Мими, чей отец, — один из немногих, — был известен безоговорочной любовью к своей дочери, и те ужасы, что переживали Ади и Люций, были для неё раньше всего лишь страшными сказками. И, наконец, как Люцифер бросился за ней, — единственный, кому позволено не соглашаться с Аимом, оспаривать его решения. Самый быстрый среди демонов, учившихся в школе, он за несколько сильных взмахов крыльями догнал Ади. Кожу обожгло горячим воздухом. Ади узнавала зловоние Ада и ужас родного мира. Люцифер не отпустил её, даже когда его ноги коснулись земли, а крылья сложились за спиной. Спокойно он нёс Ади в её дом, будто воины возвращали тело погибшего. Ади не сопротивлялась, не спорила, она едва ли могла идти сама, и удивлялась тому, как Люций сумел не выронить её, истекающую кровью. Такой слабой она никогда не была с Сэми, не позволяла ему носить себя на руках, бережно прижимать к груди; с ним Ади была громкой, весёлой и была уверена, что именно такая она — настоящая. Какая она сейчас с Люцифером? — Если что-то произойдёт, — Люцифер остановился в десяти шагах от дома Ади. — Ты не сможешь меня защитить, Люций, никто не сможет. Так что даже не пытайся. — Ади слабо покачала головой. Горько думалось о том, как расстроится мама, увидев свою дочь в таком состоянии. И даже не хотелось думать, какой скандал она устроит отцу, — единственная демоница, способная выдержать его характер и задавить своим, если требовалось. Ади сомневалась, что Лерайе станет выбирать слова, узнав, что именно Аим сделал с Ади и кто был тому свидетелями. Мир жил своей жизнью, Ади доставались только отголоски, — её прошлых решений, чужих выборов. Она думала, что управляет своей жизнью и судьбой, но забыла, что всегда найдётся кто-то сильнее её, а она слишком труслива и слаба, чтобы покончить со всем этим. — Я хотел сказать: если что-то произойдёт, ты знаешь, где меня найти. — А толку? Без крыльев я не смогу вернуться в школу, даже сбежать из дома не получится. Не говори глупостей, Люцифер. Ты мне не друг и не парень, чтобы спасать меня из настолько глубокой задницы. Люций мягко поставил Ади на землю, придержал её, когда она сделала первый неуверенный шаг, чтобы не упала. Без крыльев тело ощущалось иначе, и нужно было понять, как удержать равновесие. — Я узнаю, кто убил Сэми. Постарайся не сдохнуть от рук папаши до этого. Ади проводила Люция взглядом. Громкое обещание, но подобное не под силу даже ему.