ID работы: 14997809

Рамзес пишет историю

Джен
R
Завершён
5
автор
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в любом виде
Поделиться:
5 Нравится 0 Отзывы 1 В сборник Скачать

***

Настройки текста
      Всё кончено. Да, именно так и никак иначе — всё кончено. И уже никогда не начнётся. Древний змей, опутавший мир и кусающий себя за хвост, порвался где-то посередине и теперь медленно, в агонии, умирал. И уже всё равно, великое ли это было зло — Апоп, или, напротив, держатель мироздания и хранитель гармонии, — ведь ничего, решительно ничего не осталось.       От едкого дыма, заполнившего келью, слезились глаза, но Рамзес не собирался распечатывать окна: ему, как и остальным в прекрасной стране Кемет, всё равно было предначертано умереть. Так не лучше ли обкуриться до свёртывания крови и сгинуть здесь самым позорным образом? Потому что более достойной смерти Рамзес не заслуживал. Это он во всём виноват. Ему нельзя было доверять на воспитание никого умнее дворовой собаки: он не смог предотвратить катастрофу, хотя знал, что к ней всё идёт. Видимо, рассчитывал на авось, — и в его случае, в отличие от простонародья, такая беспечность должна была караться четвертованием. Но его четвертовать никто не будет: напротив, ему посочувствуют, его проведут в один ряд с героями. Даже Сету, открыто презирающему Рамзеса, не хватит духу сказать ему в лицо: «Ты подставил всех нас»…       Дверь, заколоченную досками, беспардонно выбили ногой. Взломщик шагнул в келью и густо закашлялся.       — Господин Рамзес, — сквозь хрипы спросил Гор, — вы что?..       — Уходи, — меланхолично откликнулся Рамзес, набирая в лёгкие очередную порцию дыма. — Уходи, солнечный мальчик…       Гор без обиняков взмахнул металлическим крылом и выверенным движением выбил трубку из рук Рамзеса.       — Идёмте, вы нам нужны.       — Не пойду.       — Я по дороге расскажу. Всё не так плохо, как вы думаете.       — Не нужен я вам. — Он осоловело замотал головой. — Никто вам и нам и вам и… не нужен…       Впрочем, когда Гор подхватил его обмякшее тело сильными молодыми руками, Рамзес не сопротивлялся.

***

      Рамзеса буквально втащили в зал Совета, и все находившиеся там — Исида, Сет и Маат, — хором уставились на него. Сет, судя по всему, ещё и был вынужден умолкнуть, и только что сделанная в злопамятном разуме засечка живо проступила на его выразительной морде.       — Ты под чем-то? — с ходу выстрелила вопросом Маат, направляя на него скипетр.       Сет, разумеется, как можно брезгливее поджал губы и вытянулся в струнку, чтобы выглядеть ещё презентабельнее на фоне согнутого в три погибели нарколыги. Да, в глазах Сета он последовательно себя дискредитировал: сначала бунтовщик, совершивший удачный переворот, затем — изгой и отшельник, теперь вот — торчок… И лояльность власти — которую Рамзес практически своими руками сформировал, между прочим, — ничего не значила: по меткому выражению Сета, от него за десять шагов несло ветреностью и ненадёжностью.       — Под небом голубым, — ответил Рамзес и медленно осел.       Гор, не отходивший ни на шаг, подхватил его под мышки. Маат цокнула языком.       — Что ты принял, Рамзес?       — Пиво.       — Что было в пиве?       — Э-э… Пиво.       — Рамзес, мать твою!.. — взорвалась она, и без того до предела взвинченная.       Он решил для приличия задуматься.       — И не только пиво.       — Тьфу. — Она махнула рукой, обессилено рухнула в кресло и сдавила пальцами виски. — Тьфу на тебя.       Тон её был настолько вымученным, что Рамзес сам невольно изобразил страдальческий вид.       — Оставь меня в покое, женщина.       — Женщина… — саркастически скривилась Маат. — Да у меня яйца больше, чем у тебя.       В мутной голове против воли переключились какие-то рычаги.       — Слышь, яйцастая… — прорычал Рамзес и дёрнулся — но Гор держал крепко и без жалости, как и подобает в таких случаях. — Ты не знаешь, каково потерять друга…       Об пол стукнулся уас: кое-кто не вытерпел.       — Прекратить балаган! — рявкнул Сет, и эхо его властного голоса отразилось от стен. — Что за дворовые разборки! Особенно сейчас!       Разумеется, «дворовые разборки» относились исключительно к Рамзесу и ни в коем случае не к уважаемому члену Совета, верховной судье. А всё-таки Маат никогда ему не нравилась — разобраться бы на досуге наконец, что именно вызывало недоверие к её персоне…       — Рамзес, подойди, — мягко поманила Исида и кивнула сыну.       Гор освободил его, и Рамзес, с трудом переставляя ноги, оказался вплотную к Исиде, уткнулся лбом в широкую, тёплую грудь, под которой успокаивающе ровно билось сердце. На его спину легла ладонь — так, как легла бы ладонь материнская. Даже несмотря на то, что Рамзес был старше, Исида лечила израненное сердце именно тем, чего ему так не хватало.       Подумав о возрасте, он до зуда сильно захотел раскрыться. Захотел ощутить, как слой за слоем сползает кокон привычного и отработанного годами облика импозантного молодого мужчины. Обнажить пусть и не дряблое ещё, но уже далеко не юное тело, ослабшее теперь от горя и принятых веществ, что должны были заглушить боль — но, разумеется, не заглушили.       Но он не мог на глазах всего Совета явить реальную причину замедленного старения — по крайней мере, сейчас. Сейчас они были не готовы узнать, что Рамзес — метаморф. Узнать, что все разведывательные операции он исполнял столь блестяще лишь потому, что оборачивался скарабеем и пролезал туда, куда не пролез бы даже дрон-следопыт. И что имел возможность знать больше, чем ему полагалось, просто не всегда пользовался ей.       И всё-таки как же хотелось… раздеться. Почувствовать себя беспомощным, пока всё глубже проступают морщины прожитых лет. Никчёмно прожитых лет.       А рука Исиды продолжала водить по спине, всё ещё упругой и кряжистой, не подозревая ни о чём. И Рамзес был ей за это благодарен, по-настоящему благодарен.       — Это я виноват, — пробормотал он ей в декольте. В щёку упёрлась золотая брошь-скарабей — подарок Ра, который она берегла как зеницу ока.       — Ты не виноват.       — Я плохо на него… его убедил…       — Рамзес, — невозмутимо сказала Исида, — он тебя слушал?       — Нет.       — И не слышал?       — Не слышал.       — Тогда за что ты себя винишь? За то, что не позвал колдунов и не перелопатил ему мозги? Другого варианта повлиять на него лично я предположить не могу.       Рамзес отстранился, с лёгким отвращением отметив, что оставил на груди Исиды слюнявый отпечаток губ. Что он за человек, в самом деле? Раскис в самый ответственный момент, вёл себя, как животное, только что под себя не ходил.       Но они тоже хороши: держали от него в секрете настолько значимую информацию. Конечно, формально Рамзес был абсолютно никем — но неформально имел даже больше, чем все они вместе взятые, оснований требовать, чтобы его держали в курсе состояния Амона Ра. А посему за то, что Рамзес, пришибленный поистине ужасающими новостями, накачался почти самоубийственной дозой, косвенно отвечали именно члены Совета.       — Я бы так никогда не сделал, — по возможности твёрдо сказал он.       — Вот и не о чем больше говорить, — удовлетворённо подытожила Исида. — Я скорблю не меньше твоего, ты же знаешь. Но мы ещё никого не потеряли, слышишь, Рамзес? И даст свет, не потеряем.       — Правда? Ну, если анабиоз на тычасе…тысе…летия вперёд со спасением шанса… С шансом… Быть последним наследним…       — Тс-с, — прошептала Исида и легонько его встряхнула. — Подожди немного, скоро прибудет Осирис и вменяемо всё объяснит. А то мой сын на тебя вывалил кучу… — Гор, должно быть, смущённо потупился после такого замечания. — Пойди, сядь. — Она отстранилась, и Рамзес качнулся, как подтолкнутый маятник. — Сынок, усади его… — Его усадили в пустующее сейчас кресло главного казначея — Тота. — Молодец. Теперь слетай к Осирису и попроси что-нибудь отрезвляющее, он серьёзно перебрал.       — Есть, — с готовностью салютовал Гор и выметнулся из зала Совета.       Исида едва слышно вздохнула и взмахнула «крылатыми» руками.       — Сет, продолжай, пожалуйста.       — Благодарю, — ядовито процедил Сет, подразумевая, скорее всего, что-то вроде: «Хвала мне, что я вытерпел эту отвратительную сцену, не сорвавшись, и теперь могу продолжать изложение поистине важных тезисов».       Откинувшись на спинку, Рамзес усилием воли удерживал на весу потяжелевшую голову — будто свинцовый шар внутри, — и старался хотя бы примерно уловить, о чём речь. Сет, глава внутренних сил, докладывал о том, что его бравые ребята вместе с не менее бравыми отрядами Собека, начальника стражи, оперативно эвакуировали население, в том числе преступников, со всех фараоновых владений, загружая в летучие корабли, о существовании каковых до того было не известно — по крайней мере, Рамзесу. Но он уже смирился с тем, что сегодня предстоит слишком много удивляться, и решил не удивляться вообще.       Когда доклад Сета закончился, Исида кратко изложила лично Рамзесу то, о чём он узнать не успел: параллельно с населением грузили технологии, и процессом руководил, кажется, юный, но перспективный инженер Гиксос, а ещё — казну, о чём хлопотал Тот. А Осирису принадлежало самое главное достижение, и он должен был презентовать его в скором времени.       И пока это время не наступило, задавленный повисшей тишиной зал Совета источал атмосферу исключительной нервозности. Маат, не в силах заставить себя усидеть на месте, сновала взад-вперёд, покусывая ногти и периодически озираясь, словно по её душу вот-вот должны были прийти. Рамзесу даже захотелось поддеть — но рот не открывался и язык присох к нёбу. Иначе обязательно отпустил бы колкость.       Сет стоял, словно проглотив железный штырь, и смотрел в пустоту помертвевшим взглядом. Он хотел выглядеть образчиком самообладания — вот только желваки, ходившие под кожей, выдавали крайнее напряжение, готовое в любой момент резко выскочить из тела, как распрямленная пружина.       А Исида боялась. Какое бы спокойствие она ни посылала в мир, стремясь умиротворить всех, — ей, как и всем, было страшно. А ещё, вероятно, щемяще жаль Эксатона: она ведь действительно пеклась о нём, почти как о сыне, но так и не смогла спасти его чёрное сердце. Никто не смог — да и вряд ли кому-то это было под силу. Амон Ра обласкал бастарда, сделал его полноправным сыном, как сам и считал, — но не догадался, что парень, бывший на шесть лет старше Кефера, будет притязать на трон, а после вынужденного отказа справедливо сочтёт многолетний спектакль вокруг него форменным издевательством…       Рамзес запретил себе думать о парне в таком ключе, иначе его просто разорвало бы от непомерно широкого спектра чувств. Сейчас образ Эксатона в его голове плотно соседствовал с полками поднятых из гробниц мертвецов, и никаким сочувствием это кошмарное зрелище было не перебить. Агрессивный некромант, отыскавший давно утерянный и потому почти легендарный скипетр Дуата и сумевший его активировать, — это само по себе катастрофа. Но безмозглые мумии не просто восстали: они истребляли всё живое на своём пути самыми зверскими способами. И глубокая обида на отца, которую Рамзес вполне мог понять, нисколько не оправдывала гибели сотен невинных горожан.       Пока ещё можно было бороться, Рамзес честно и самоотверженно нарезал трупы, словно гнилые кочаны, — как легко и приятно отнимать жизнь у мертвецов! Но потом мир сотрясла весть о том, что фараон Амон Ра погиб от какой-то невероятной силы магической атаки, посланной ведьмой — подельницей Эксатона. Тогда Рамзесу стало очевидно, что борьба окончена. И жизнь окончена тоже.       А вышло так, что всё ещё только начиналось. И он уже готовился устыдиться своего малодушия — но пока не мог заняться самобичеванием в полную силу, ведь следовало дождаться Осириса и со всей внимательностью выслушать экспертное мнение.

***

      В голове шумело, словно в морской раковине — но вовсе не с похмелья: антидот Осириса, придуманный для спецподразделений, работающих в заражённой местности, выветрил всю наркоту из организма без следа. Организм был пуст и свеж, как нераскрытый бутон, — и оттого озвученные детали плана «Обнуление» ярко и болезненно обожгли всё нутро.       — Другой мир? — бледным эхом отозвался Рамзес, удачно заполнив паузу в речи Осириса — великого учёного, инженера и медика, оккультиста и провидца, а по сути — технократа, мыслящего категориями рациональности, когда речь шла о приземлённых вещах, и судьбы, когда речь шла о вещах метафизических. Ни рациональность, ни судьба не предполагали простой человеческой… человечности.       — Параллельное измерение, — повторил Осирис, — с несколько иным ходом времени относительно нынешнего. Конечно, оно опасно и практически не изучено, однако наши возможности позволяют использовать его. Так или иначе, но появление Сехмет вкупе с погружением Амона Ра в анабиоз — достаточное основание для «Обнуления». Ведьма, несмотря на молодой возраст, превосходит всех магов, которых мне когда-либо доводилось видеть. Необходимость противостоять ей серьёзно отсрочит заселение территорий и восстановление государства.       Рамзес обвёл взглядом зал. Сет, за всё время ни разу не присевший и сейчас тяжело опиравшийся на уас обеими руками, слушал хмуро и кивал каждой мысли, с которой соглашался, — а согласен он был со всем. Тот, едва поспевший на заседание Совета, — дай ему волю, так и сверял бы документы до скончания веков, — сидел, скучающе подперев щёку рукой, а на самом деле внимая каждому слову. Маат трясла ногой и перебирала волосы, и казалось, всё, чего она желала — поскорее оказаться там. В другом мире.       — Выходит, мы оставляем её и Эксатона здесь?       Он поймал взгляд Исиды — жалостливый, сочувствующий. Понимающий. Она долго-долго смотрела на него, заставляя сердце обливаться кровью, а потом отвернулась. Будь здесь её сын — уставилась бы на него, но Гор не был членом Совета и не должен был присутствовать. Как и Рамзес.       Но Рамзес был им нужен. Он всегда был им нужен, но не настолько, разумеется, чтобы всерьёз прислушиваться к его словам.       — Нет, просто решили сменить обстановку, — процедила Маат.       — Маат.       Мальчишка Кефер осадил её настолько холодно, насколько умел. Маат мгновенно остыла и подобралась: вертикаль власти слишком много значила для неё — да и для всех остальных, ведь они присягали на верность новому фараону, младшему сыну Ра.       Рамзес единственный мог позволить себе ироничную ухмылку. Кефер, чьи глаза ещё были красны от слёз скорби, помрачнел.       — Тебе не нравится план, Рамзес?       Тебе — мальчишка обратился не к старому другу семьи, а к поданному. Впервые после коронации обращался к Рамзесу — а уже так хорошо, так правильно, как подобает фараону. Рамзес оценил попытку.       — Твоему отцу он не понравился бы.       Кефер тут же растерял всю спесь и потупился.       — Амона Ра с нами нет, — зло напомнил Сет, сверля Рамзеса взглядом.       — Но непременно будет. И очень скоро. Я прав, Осирис? И что ты говорил о разнице во времени…       — Время там течёт гораздо медленнее. И когда я говорю «гораздо», то подразумеваю по-настоящему серьёзный отрыв. Согласно моим расчётам, для полного восстановления Амону понадобится около двадцати лет, и за это время Земля совершит более трёх тысяч оборотов вокруг Солнца. Наступит век технологий…       — Не наступит.       Наконец все взгляды сошлись на Рамзесе.       — Не наступит, — просто повторил он. — К тому времени, Осирис, людей на Земле не останется. Эксатон не понимает, что такое власть, в его глазах она тождественна истреблению неугодных. А неугодными при таком раскладе рано или поздно станут все. И Сехмет только за. Я видел её мельком — это расчётливая психопатка, помешанная на оккультизме. И лучшей участью для их жертв будет тихо и мирно помереть от ужаса.       — Если бы мы не ушли, — бесстрастно сказал Осирис, — война вышла бы далеко за пределы Кемет и обратилась бы мировой.       — Я понимаю. Поэтому мы должны провести их за собой и разобраться со своей проблемой уже там.       — И речи быть не может! — взвилась Маат.       А Сет впервые за день усмехнулся — той особой ядовитой усмешкой, что рассекала его морду, когда очередной жалкий заговорщик, разоблачённый внутренними силами, представал на Суде Лабиринта. «Сейчас наговоришь на государственную измену», — вот что витало в воздухе вокруг него.       Мальчишка Кефер снова расправил плечи.       — Поступить так — сознательно предать наших людей.       — А миллионы на убой — не предательство?       — Это вынужденная мера. — Голос Кефера дрогнул. — Отец выбрал бы…       — Своих? — договорил Рамзес и криво ухмыльнулся. — Так же, как предпочёл тебя ублюдку. — С мрачным удовлетворением отметив всплеск ярости на дне глаз Кефера, он продолжил: — Амон Ра тоже ошибался. Много ошибался. Но такого масштаба ошибкой он не запятнал бы себя никогда. Как проснётся и узнает обо всём — он нас всех повесит. И будет абсолютно прав.       — Я — ошибка? — тихо, но гневно произнёс Кефер.       — А вот это от тебя зависит. Эксатон, как я уже сказал, для власти не предназначен, и отказав ему, Ра поступил верно. А уж не ошибся ли он насчёт тебя — это тебе и предстоит доказать, фараон.       — И я докажу. Например, оставив тебя здесь — защищать тех, за кого ты печёшься больше, чем за мой народ. И у тебя сейчас есть все шансы убедить меня в том, что это необходимая мера.       Рамзес слушал тираду Кефера то ли с восхищением, то ли с отвращением: вот он, настоящий правитель, такой, каким Ра никогда не стал бы — и каким Рамзес и не хотел его видеть. Ведь в их дуэте именно он должен был проявлять качества политика, тогда как фараон — освещать путь ко всеобщей истине, не позволяя с него сбиться. Но этот расклад, который Рамзес ещё в юности принял за единственную разумную политическую идею, оказался нежизнеспособным.       Может, потому, что сам Амон Ра оказался не воплощением добра и света, а обычным человеком. Прогнулся под циничный и порочный мир. И породил бастарда, и хотя пытался загладить перед ним вину — в сущности, собственноручно подписал себе приговор.       Умом Рамзес понимал, что попал в ловушку юношеской веры в утопию – но также понимал, что смириться с геноцидом значит погубить всё, ради чего он вообще жил.       — Ты ведь ещё не присягнул мне на верность, Рамзес. Самое время сделать выбор.       Сколь соблазнительной ни казалась героическая и трагическая смерть, сегодняшней безобразной попытки избавиться от самого себя хватило с головой, чтобы теперь собрать волю в кулак и придумать что-нибудь. Рамзесу всегда удавалось поступать по-своему — и этот раз, самый значительный, не должен стать исключением.       Он опустился на одно колено, приложил кулак к груди и посмотрел на Кефера снизу вверх, не сочтя нужным убрать с лица те эмоции, что в действительности испытывал от священного действа.       — Разумеется, я выберу нас, мой фараон.       — Ты поступаешь правильно.       Рамзес проглотил смешок и встал. Исида одобрительно прикрыла веки, скрывая боль во взгляде. А с улыбки Сета можно было сцеживать яд.

***

      — Переписать историю? — переспросил Рамзес, отрешённо водя рукой по металлическому столу, заставленному склянками и запчастями неведомых приборов. — А зачем, Осирис? Рабы Эксатона вряд ли будут копаться в летописях и древнем искусстве.       — Потому что это необходимо.       Лицо Осириса, как и всегда, ничего не выражало — нет, абсолютно ничего не выражало. Никто на земле не смог бы держать такое лицо круглосуточно и круглогодично, но великий провидец пожертвовал человеческими чувствами ради уникального дара: чтобы видя будущее, отказываться от желания вмешаться в ход событий, нужно полностью избавиться от сострадания. Из субъекта познания превратиться в ретранслятор слепой мировой воли.       Рамзес считал едва ли не преступным отрицать вариативность будущего и на всякий случай презирал пророков вообще. Но у него не было такого дара — как и не было ни физической, ни психологической возможности воздействовать на Осириса.       — Значит, ты видишь, что всё будет… нормально? — сделал он попытку — жалкую, впрочем.       — То, что я вижу, предполагает, чтобы ты сделал то, что от тебя требуется.       В устах Осириса эта фраза несла самый прямой смысл. И не оставляла ни шанса догадаться, что именно замыслил человек, явственно видящий ткань событий на тысячелетия вперёд.       — Ага… А ещё что? Ты говорил про какое-то око.       — Силовая сфера с особыми свойствами. Око Ра, как я его назвал.       Осирис указал куда-то влево. Рамзес проследил за рукой и увидел небольшой столик, накрытый тёмно-бирюзовым сукном, на котором расположился боевой браслет самой скромной формы. А по обе стороны от браслета лежали два идентичных золотых жезла серповидной формы, обнимавшие голубые сферы — почти как силовые, но всё равно неуловимо другие.       — Как я и сказал, Око Ра наделено особыми свойствами. В частности, его мощь прямо пропорциональна количеству поколений, рук, через которые оно пройдёт. Я зачаровал его на верность традиции, преемственности, а не крови или достоинству кандидата. Так мы можем быть уверены, что никто не покусится на Око прежде времени.       — Стало быть, доверенное лицо я должен выбрать сам?       — Это в твоей компетенции.       Рамзес вздохнул.       — А что за жезлы?       — Жезл — орудие для путешествий в параллельное измерение. Маленькая копия портала, через который мы пройдём и проведём наши корабли.       — Почему два?       — Запасной.       Запасной — то есть лишний. Необязательный.       Как будто ещё не до конца осознавая мысль, ярко вспыхнувшую и плавно осевшую несмываемым нагаром на мозге, Рамзес медленно спросил:       — Ты ведь знаешь, что я сделаю?       — Я знаю всё.

***

      Укутавшись в серый плащ, спрятав под капюшоном курносое лицо несуществующего юноши, Рамзес подбирался к месту тайного военного совета врагов короны, выслеженных с неба, с высоты птичьего полёта. Ничем не примечательные заросли — но это если не знать, куда смотреть. Рамзес знал.       Он бесшумно подобрался почти вплотную к лесной поляне — с той стороны, где ветер не принёс бы его запах девушке с обонянием львицы. Она стояла к нему спиной, одетая в пурпурный балахон, и сбивчиво договаривала что-то, задуманное как убеждение. Её собеседник молчал, но пылал такой яростью, что даже с этого расстояния она казалась опаляющей. Несчастный фараонов сын, вновь теряющий всё.       С их последней с Рамзесом встречи Эксатон возмужал, раздался в плечах, а ещё, вопреки традициям, отрастил небольшую, но по форме очень даже фараонову бородку — видимо, в насмешку над обычаями, каковым так и не смог причаститься. Правда, сейчас он был бледен и заходился в холодном поту: некромантия это искусство, требующее серьёзных жертв. Но то, что парень смог создать боеспособную армию трупов и до сих пор держался почти бодрячком, только чуть припадая на скипетр, добавляло очков в его пользу. В пользу его беспрецедентной опасности для окружающих.       А ещё Рамзес видел, что Сехмет вертит Эксатоном как хочет. И хотя секрет её силы и власти казался неразрешимой загадкой, сам факт оставался неоспорим: главный источник будущей гибели всего живого — она. Никому ранее не известная женщина-львица.       Впрочем, настолько сокрушительное поражение даже она не смогла бы оправдать перед разъярённым Эксатоном, который сейчас едва сдерживался, чтобы не скрутить её в бараний рог голыми руками. Отчего-то Рамзес был уверен, что отчаявшийся отцеубийца и не на такое способен.       «Если ты, девка», — подумал Рамзес, — «не достанешь козырь из рукава, то тебе каюк».       Но в её рукавах, не по-кеметийски широких, ничего не скрывалось. Она смотрела на Эксатона снизу вверх, лихорадочно соображая, как загнать бурю в границы допустимого. И Рамзес, недобро усмехаясь, шагнул из зарослей.       Эксатон свирепо вскинулся, и Сехмет, мгновенно уловив направление его взгляда, обернулась.       — Ты кто такой? — процедила она, смерив Рамзеса кошачьими глазами. Зрачки-щели угрожающе расширились.       — Доброжелатель.       Он сунул руку за пазуху, Сехмет сгруппировалась — совсем как дикий зверь, готовый к прыжку. Но в руке Рамзеса появился золотой жезл с тускло мерцающей голубой сферой.       Эксатон в лице не изменился — наверняка понятия не имел, что происходит. А вот на Сехмет такая невероятная удача произвела эффект сродни взрыву.       — Чушь, — прошипела она.       Но Рамзес видел, замечательно видел, что эта умная и во всём осведомлённая ведьма знает: жезл настоящий. Её пальцы с чёрными подушечками на ладонях мелко дрожали от предвкушения.       — Неужели ты думаешь, Сехмет, что один только наследник желал смерти Амона?       От этой реплики сдавило грудь: Рамзес понимал, что сказал скорее правду, чем манипулятивную ложь. Амон Ра действительно мешал многим — и всё же никому из них не хватило бы духа устроить такую резню, чтобы сбросить фараона с престола.       — Хочу уравнять шансы, — бросил Рамзес — и бросил ей жезл.       Сехмет поймала и рефлекторно прижала к груди.       — Прощай и не ищи меня. Больше я помогать вам не стану. У меня свои планы.       Рамзес салютовал и нырнул обратно в кусты. Убедившись, что его никто не преследует — обернулся невзрачного окраса кошкой и снова подкрался к врагам.       — Ха, — потрясённо выдыхала Сехмет, пожирая глазами ценный подарок. — Эксатон, дорогой, это поистине перст судьбы.       — И что это? — хмуро поинтересовался Эксатон, которого всё ещё трясло от гремучей смеси гнева, обиды и разочарования.       Похоже, со столь внезапным и кардинальным поворотом событий она совладала быстро и уже адаптировалась к новому, определённо благому для неё будущему.       — Теперь мы можем последовать за ними.       — Зачем? Зачем нам следовать за ними?       — А ты правда смиришься с таким позором, Эксатон? — промурлыкала Сехмет. — Что твои кровные враги покоряют мир с куда большим потенциалом, чем эта жалкая человечья помойка, которую ты целиком оттопчешь за пару месяцев? Не смеши.       Рамзес побился бы об заклад, что до его появления она сама собиралась подстрекать Эксатона на мировое разрушение и выжигание земель.       — И что же там за потенциал?       — О, куда, куда больший… — В её голосе послышался почти сумасшедший азарт. — Но не всё сразу, мой дорогой фараон, не всё сразу, — спохватилась она, опять напустив загадочности, которой и охмурила Эксатона. — В любом случае, мы всегда сможем сюда вернуться. Восполнить ресурсы, да и просто поразвлечься, если заскучаешь. Конечно, со временными линиями возникнут проблемы — но я сомневаюсь, что ничтожества, которых мы здесь милостиво оставляем, достигнут такого же развития и через десять тысяч лет.       Эксатон усиленно думал — ещё чуть-чуть, и Рамзес услышал бы скрежет заржавелых механизмов в его отуплённой ненавистью голове. Подумав же, самопровозглашённый фараон наконец кивнул.       — Ты права, Сехмет. Мы уходим.       У Рамзеса ещё был шанс остановить их: метнуться змеёй, выхватить жезл и перейти границу миров, пока львиноголовая ведьма не успеет сообразить, что к чему. И тогда вся сволочь осталась бы здесь, вне досягаемости. И Золотое Царство восстановилось бы спокойно и размеренно, без прямых атак и подлых терактов, которые определённо уже планировались в извращённых злодейских головах.       Но Рамзес знал, что в таком случае разъярённый Эксатон, получивший доступ к некромантии, превратит землю в один большой плацдарм для кровавых зрелищ, и Сехмет не станет его останавливать — разве только попросит не мешать её собственным чудовищным играм. И люди — те несчастные с других материков, отставшие в развитии на тысячелетия и не имеющие никакого отношения к распрям кеметийцев, — столкнутся с настоящим концом света.       Они этого определённо не заслуживали на заре становления своих цивилизаций. Никто вообще этого не заслуживал.       Члены Совета единогласно сочли бы это самым страшным предательством из всех возможных — но Рамзес знал, что Амон Ра всецело одобрил бы его решение. В конце концов, у них есть знания и средства, чтобы дать отпор врагу, в появлении которого они сами и виновны, а трусливо спрятаться, захлопнув дверь перед носом противника и наплевав на всех оставшихся в этом серпентарии — тактика, за предложение которой Ра в лучшем случае выкинул бы умника из окна.       А ведь только во имя Ра они и делали всё, что делали. Пусть не все до конца отдавали себе в этом отчёт — но только не Рамзес.       Сехмет властно взяла Эксатона под руку и воздела жезл над головой. Синий прерывистый свет охватил обоих и позволил раствориться в воздухе, словно их никогда и не существовало. Рамзес проводил ушедших взглядом, а затем, не теряя времени, обернулся соколом и понёсся пожинать плоды государственной измены.

***

      Металлические браслеты больно сдавили запястья: Сет с особым удовольствием приковал к стене давнего неприятеля, упавшего наконец на самое дно — в статус преступника. Как приятно, должно быть, собственноручно схватить предателя! И вряд ли он слишком заострял внимание на том, что Рамзес практически сдался в его лапы, избегая лишнего шума.       — Ты главный подозреваемый. «Провести их за собой и разобраться со своей проблемой уже там», — едко процитировал он. — За языком следить ты никогда не умел.       Когда Сет распрямился и отошёл, Рамзес позволил себе слегка схуднуть руками, чтобы не так сильно натирало кожу.       — Я хочу видеть Осириса, — спокойно сказал он.       — А может, тебя к самому Амону Ра провести?       Сет, заложив руки за спину, мерил шагами тёмную каюту, ставшую импровизированной допросной.       — Прискорбно, что Ра так быстро стал метафорическим эквивалентом недосягаемого божества. Но встречу с Осирисом я требовать вполне могу, разве нет?       — Ты сейчас вообще ничего требовать не можешь, — рыкнул Сет. — Ты можешь только умолять.       — Мне на колени встать? Если сумею, конечно.       — Заткнись.       — Я ведь просто подозреваемый, а не обвиняемый, — напомнил Рамзес, закидывая ногу на ногу и звякая цепями.       — В моих глазах ты уже приговорён.       — Ох, Сет. — Он покачал головой в такт качке судна. — Лучше тебе не знать, какую роль я отвёл тебе в истории Древнего Египта, которую собираюсь писать.       Сет фыркнул. И в этот самый момент дверь допросной распахнулась. На пороге стоял мальчишка-фараон, бледный, но уже совладавший с собой, а за ним — Осирис, отбрасывая блики света, отражённого от невидимых силовых щитов на его теле.       — Он невиновен, — сказал Кефер твёрдо.       — Доказательства? — бросил Сет, перебивая естественный страх перед единоличным правителем, чьё слово всегда закон.       — Осирис, покажи.       Осирис молча шагнул в помещение, настраивая какой-то прибор — как оказалось, сканер остаточных аур. С места заключённого обзор был плохим, но всё равно удалось разглядеть на экране фигуру в тёмно-фиолетовом плаще, укравшую жезл из каюты-лаборатории: Рамзес очень старался быть настолько небрежен, чтобы львиная морда засветилась со всех возможных ракурсов.       Сет помрачнел гораздо больше, чем следовало при оправдании приближённого к фараону и Совету лица, и нисколько этого не устыдился.       — Возможно, он просто не стал выполнять грязную работу сам…       — Эти обвинения уже ни в какие ворота! — возмутился Кефер. — Освободи его.       — А ты что скажешь, Осирис? — Сет уставился на него колючими глазами.       — Рамзес должен быть освобождён.       — Я должен повторять дважды? — повысил голос фараон — всё больше и больше фараон, чем просто мальчишка.       Скрежетнув зубами, Сет повиновался.       — Признателен за доверие, — сказал Рамзес, демонстративно растирая запястья.       — Мой фараон. — Сет приложил ладонь к груди и покаянно склонил голову. — Я могу идти?       — Можешь.       Снова поклонившись, он покинул каюту. Следом вышел и Кефер, хмурясь, покусывая губы, серьёзно о чём-то размышляя — о будущем своего народа, надо полагать. А Осирис остался, явно ожидая вопросов, благодарностей или… Да ничего он не ожидал: и так уже знал, что скажет Рамзес.       — И как всегда — ни слова лжи, да, Осирис?       — Я никогда не лгу.       Хлопнув его по плечу — аккуратно, чтобы не встретить смертельно опасное сопротивление силовых щитов, — Рамзес вышел на палубу, наскоро миновал персонал и солдат, что посылали вслед почтительные поклоны, и перевесился через борт. Хотелось наконец своими глазами увидеть тот неприветливый мир, о котором уже успели разлететься слухи, – будто хоть кто-то из сплетников успел здесь побывать.       Корабль скользил довольно низко к земле, над пейзажем, бескрайним и угнетающим своим унылым однообразием. Иногда мимо проносились редкие скалы, но в целом местность была пустой. Совершенно пустой. Безжизненной...       Словно прочитав его мысли, из песка стремительно вынырнул огромный белёсый червь, изрыгнул из клоаки смрадную массу и по-хозяйски заскользил следом за флотилией, как дельфин… Фу. Какая мерзость. В груди стянулся тугой узел, и Рамзес спешно отступил от борта, решив больше не испытывать на прочность свой желудок. Он и так узрел достаточно.       Фараону предстоял здесь титанический труд — и Рамзес пожалел мальца, на чьи плечи свалилась такая тяжёлая ноша: Кеферу ведь даже не дали времени погоревать, оплакать отца, которого по-настоящему тепло любил, а бросили в жернова событий, к которым он был не готов. Никто к такому не был готов.       И всё равно это была жизнь, новая старая жизнь. Рамзес знал: инженеры построят системы орошения, озеленив пустыню, — не зря же везли столько семян и зрелых растений, резонно опасаясь здешней флоры, — строители возведут сначала поселения, а затем и города, воины получат сверхтехнологичное вооружение, чтобы противостоять Эксатону, которого Рамзес широким жестом пригласил сюда. И наверняка он уже осваивался здесь, жаждая опередить ненавистного брата во всём: теперь-то имел фору, которой на Земле никто бы ему не предоставил.       Но Рамзес верил, что поступил правильно. Ведь он поступал во имя Амона Ра.
5 Нравится 0 Отзывы 1 В сборник Скачать
Отзывы (0)
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.