Девчонка со двора

      Зима 1999-го…       Жизнь как рояль: белая клавиша, чёрная клавиша и… крышка. Главное, чтоб она, захлопываясь, не прищемила ещё вдобавок чьи-то пальцы.       Выходя из кабинета, где проходила беседа со следователем, Татьяна чувствовала себя так, словно в её рояле были только черные клавиши, и, к тому же, все пальцы были придавлены крышкой этого изумительно тяжёлого инструмента.       Ведь еще ничего не закончилось… с Витей и Космосом кто-то еще может расквитаться, а её подставить так, что она окажется за решёткой за преступление, которого не то, что не совершала, а о котором даже помыслить не могла. Хотя… если с Пчёлкиным случится что-то непоправимое, ей, в принципе, будет всё равно на себя и свою жизнь, которая, по прогнозам врачей, должна оборваться через полгода. При более благоприятном исходе — через год. А ведь кто-то ещё и верит, что это она, в самом деле, напала на двух мужиков, а потом перед всеми остальными играла в безутешную жену и подругу…

      На секунду Тане показалось, что она сходит с ума. В коридоре отчётливо чувствовался лёгкий шлейф Витиных духов, идеально сочетавшихся с запахом табака и крепкого алкоголя. Этот запах всегда ей безумно нравился и она по нему очень-очень скучала, но сейчас, вероятно, на фоне стресса девушку от этого замутило.       К Цветковой тут же подлетел обеспокоенный Саша, в то время как его юрист буквально затолкал любопытную Люду в кабинет к Веденееву. Мало того, что состояние Татьяны оставляло желать лучшего, так ещё и слишком уж долго её допрашивал Анатолий Иванович. Подруга выглядела настолько плохо, что он тут же подхватил её под руки и подвёл к лавочке. Потерянная, израненная, с абсолютно пустым взглядом, она молча присела рядом с Белым. Он терпеливо ждал, когда жена его друга скажет хоть что-нибудь, но она упорно продолжала молчать.       — Тань, — его тяжелая рука коснулась хрупкого плеча, — Что случилось?       — Белов, ты можешь ответить мне честно всего на один вопрос? — достаточно резко, вопросом на вопрос ответила девушка.       — Конечно, — от бригадира исходила полная уверенность, хотя он чувствовал, что всё это не предвещало ничего хорошего.       — Ты тоже считаешь, что я могла напасть вчера на Витю и Коса?       Новоявленный депутат даже опешил от такого вопроса.       — Цветкова, ты чё? Я бы никогда… — пылкую речь Саши прервали буквально впившиеся в него ледяные глаза. Татьяна, хоть и не произнесла ни слова, своим взглядом сказала больше, чем хотела. Они оба прекрасно помнили январь 1997-го, когда его же собственные подозрения чуть не привели чету Пчёлкиных к смерти. Виктора — от пули, а его супругу — от инфаркта.       — Просто ответь мне.       — Не считаю я так! — Белый хотел спросить, за кого она его держит, но не решился: у Тани были все основания считать его кем угодно уже почти три года. Он весь девяносто седьмой добивался того, чтоб его подруга детства вообще с ним разговаривать начала. Осознавал самый главный из бригадиров, что больно ей тогда сделал. Это никуда не уберешь, отсюда и недоверие, надо сказать, весьма обоснованное… — Тебя в чем-то подозревают?       — Кто-то хочет меня подставить и посадить вместо Макса.       — Это же невозможно, Тань. И мы с Олькой, и Кос, и Пчёла, когда очнется, подтвердит, что это не ты…       — Да не подтвердят они ничего, если их всё-таки грохнут! — Цветкова нервно засмеялась, всплеснув руками, — Толя сказал, что охрану надо усилить, иначе добьют их…       — Ты когда с Веденеевым подружилась, что он Толей успел стать? — спросил Белов, скорее, чтоб немного обстановку разрядить. А про охрану тут же отразил и на подкорку себе записал.       — Это Серёжин друг, я просто не сразу узнала его, маленькая была ведь, когда он в гости к нам приходил…

      Саша сам с трудом помнил Сергея Цветкова. Танин брат был старше него почти на десять лет, и кроме самой Тани их ничего больше не связывало. У ребят были разные, в силу возраста, увлечения и интересы. Что уж говорить о том, что о друзьях друг друга им обоим ничего известно не было. Хотя… знай Белый этого следака лично, всё было бы проще.

      — Он попросил сказать тебе про охрану и мне дал некоторые рекомендации… по поведению, — девушка решила про платье Белову ничего не сообщать и разобраться с этим самой, — Холмогорова и Пчёлкина убить хотят, Саш. До сих пор. И эти люди ни перед чем не остановятся.       — Я понял, — тут же по рации кого-то из телохранителей попросил подойти к палатам друзей, — Всё сделаем, только не волнуйся, Танечка, ладно?       — Я не волнуюсь, — очень неубедительно отозвалась она.       — Ты мне, мать, если честно, чё-то совсем не нравишься… — Белый подругу с ног до головы оглядел, — Врача позову?       — Не надо. Со мной всё нормально, — отмахнулась Татьяна, — Я бы только воздухом подышать вышла, на самом деле…       — Хорошо-хорошо, — засуетился бригадир, вставая с места, — Руку давай.       — Саш, я сама…       — Цветкова, я знаю, что ты у нас самостоятельная, но, видимо, не сегодня, — когда она еле-еле поднялась следом за ним, он в этом убедился, — Ты точно себя хорошо чувствуешь?       — Нет, — честно призналась Таня, хватая друга за руку, — но сердце у меня не болит, просто как-то… хреново. Я завтра утром в больницу поеду кровь сдавать, к врачу своему зайду, скажу. Самой уже не нравится это всё…       — Ты же вроде в пятницу кровь сдавала уже, или я что-то путаю?

      Пчёлкин рассказывал друзьям, как уговаривал упрямую жену пройти очередное обследование. С ней совершенно точно что-то происходило, что сильно Виктора беспокоило. Она долго отнекивалась, а потом, после своего двадцать пятого дня рождения, только кровь сдать и согласилась. Всех врачей девушка пообещала пройти уже после выборов.       Кирилл Олегович Самойлов, юрист Белова, успел доложить своему работодателю, что Татьяна Александровна не просто серьёзно больна, а вообще, исходя из её показаний, скоро в мир иной отойдёт. Это объясняло её странное поведение и желание развестись с Пчёлой, которому она про свою смерть ничего не сказала. Она вообще никому ничего не сказала!       А Витя Таню очень сильно любил и поэтому не собирался никуда ее от себя отпускать. Помнил Сашка, как друг на этой почве запил, ведь по сути ничего не предвещало беды: через пару дней после шумного юбилея любимого мужа Цветкова просто пошла и подала заявление на развод.       У женской решительности лезвие острое, порой безжалостное даже к себе. Белый всегда думал, что она спокойная, а оказалось, что в ней был целый ураган чувств и характер в несколько раз сильнее, чем у него самого. Надо иметь колоссальную силу, чтоб суметь отказаться от своей любви…       Хорошо, что по итогу они всё-таки помирились. Душа в душу почти месяц жили, пока Таньку снова не переклинило. Разводиться не разводилась, но нервы и себе, и Пчёлкину потрепала знатно. Сама не понимала, с чего вдруг заводилась, обижалась, даже плакала… Есть совсем перестала, стала какой-то забывчивой, невнимательной, но чересчур чувствительной ко всему…

      — Анализы крови разные же бывают. Мало ли, что там этим врачам в голову взбредет… — Татьяна пожала плечами.       А у Белова всё не выходило из головы такое выражение, как «выйти подышать воздухом». Получается, что за воздухом нужно идти куда-то в другое место. Что там, где ты сейчас, ты задыхаешься.       И Таня задыхалась. В самом прямом смысле этого слова. Оказавшись на улице, девушка жадно стала хватать ртом морозный ледяной воздух.       — Легче? — Саша заметил, как бледное серо-зеленое лицо подруги постепенно приобретало более здоровый оттенок.       — Да, намного. Спасибо.       — Во сколько, говоришь, завтра тебя отвезти нужно? Я Шмидту скажу, он утром заедет за тобой.       — К восьми, — слегка улыбнулась Цветкова, довольная тем, что Белый, наконец, перевёл тему с её самочувствия на что-то другое, — А где сам Дима, кстати?       — Поехал на встречу с братвой, — вряд ли Таня знала Колю Большого, Тариэла, Алмаза и Воркуту, поэтому Белов не стал уточнять, с кем именно, — На развязавшуюся бойню они не могут не отреагировать. Может, у кого-то из них них что-то на Макса есть, мы должны за любую возможность хвататься…       — Поняла, — девушка опустила взгляд, — Как думаешь, Макс сам всё это затеял?       — Конечно, нет, — хмыкнул Саша, — Я догадываюсь, откуда примерно ноги растут…       — Скажу тебе кое-что, Сань, — Татьяна жестом попросила его наклониться к ней, — Когда ты их всех найдешь… Делай так, как считаешь нужным. Я тебя не осужу.

      Как же ему не хватало этих слов! Юрий Ростиславович уже успел попросить за сына не мстить, Шмидт призывал ответку не врубать, по крайней мере, пока… Но Танюша, добрая девушка, чуть мужа не лишившаяся, поняла бригадира больше остальных. Он ведь по натуре не толстовец… Разве можно вот так вот взять и без ответа оставить попытку лишить жизни его близких друзей? Нельзя.

      — Спасибо, Тань. Я обещаю, что все виновные получат по заслугам, — друзья крепко обнялись. По подрагивающим плечам подруги Белый понял, что она снова плачет, — Тише-тише, маленькая… Я знаю, что ты устала. Устала физически, эмоционально и морально. Но нужно идти вперёд и ни в коем случае не сдаваться. Невозможно победить того, кто не сдаётся.       — Всё нормально, — заверила жена Пчёлкина, испытывая при этом ужасное чувство — делать вид, что ты не разбит, когда разбит в хлам.       — Слушай, а ты вообще что-нибудь ела сегодня? — мягко отстранился от неё Белов, заглядывая прямо в глаза. Цветкова лишь отрицательно помотала головой, — Когда ты в последний раз ела?       — Вчера днём, — Цветкова застыдилась, будто пакость какую сделала. Есть ей совсем не хотелось, потому что от любой еды в последнее время её сильно тошнило.       — Теперь не удивлён, что тебе плохо. Ну разве так можно? — сокрушался депутат, — Завтра Катю к тебе пришлю, она-то уж точно твоим здоровьем займётся…       — А что, тетя Катя уже уехала? — Татьяна как-то не сразу заметила и поняла, что, когда она вышла с дачи показаний, в больничном коридоре уже не было ни её, ни родителей Вити, ни Холмогорова-старшего, ни Оли.       — Да, она сегодня у Пчёлкиных останется, утром сюда вернётся.       — Хорошо. А ты? Ты где будешь?       — Мы с Людой сейчас к Валере с Томкой съездим, потом в офис, надо вопросы рабочие кое-какие по-быстрому решить, — под рабочими вопросами понималась поездка к дому его главного конкурента в предвыборной гонке, — Я, наверное, завтра ближе к вечеру только буду.       — Я бы тоже с Филатовыми увиделась. И мне домой надо тоже, на Цветной… — платье надо было достать из мусорного ведра и перепрятать, на всякий случай.       — Ты лучше лишний раз не высовывайся отсюда. В больничку свою со Шмидтом съездишь и сразу обратно. Целее будешь, — попытался настоять на своём Саша, — Вон Людочка с Кириллом идут, щас поедем. А ты заходи, не мёрзни, ладно?       — Я еще постою, — Таня не собиралась слушать его наставления. Она только глянула на два приближающихся издалека знакомых силуэта, а затем возвела глаза к зимнему небу, — Ох, мальчики… Не там, где нужно, вы сокровища искать вздумали… Только жизнь имеет ценность и каждое её мгновение, — девушка вдруг вернула другу испуганный взгляд, — Саш, скажи честно, что с Витей? Почему мне никто ничего не говорит? Все как будто что-то знают, а я как дура под таблетками хожу туда-сюда и вообще не ведаю, что происходит…       — С Пчёлой твоим всё хорошо. И будет хорошо! Только не переживай, пожалуйста, Танечка, — Белов принялся успокаивающими движениями гладить её по спине: жена его друга уже была близка к истерике, — Как в себя придет, так сразу увидитесь, слышишь?       — Слышу, — тихо отозвалась, словно спугнуть его хороший прогноз побоялась, — Могу я тебя кое о чем попросить?       — Конечно! Могла бы не спрашивать, — подмигнул Белый и с важным видом примостил свое ухо примерно на уровне её носа, — Слушаю внимательно и записываю.

      Людмила, к этим двоим подошедшая, просьбу Танькину, Белову на ухо озвученную, не услышала.       — Чё-то долго ты, Люд, — обратился бригадир к своей секретарше. Она не должна была дожидаться, когда Сом освободится, а по итогу они вместе вышли.       — Мне к Космосу всё-таки зайти удалось, а Кирилл Олегович меня подождал…       — Его опросили?       — Да, в присутствии доктора, — тут же ответил юрист, — Минут десять всего беседовали, чтоб, не дай Бог, ему хуже не стало. В общем, нормально всё прошло.       — Вот и отлично. Вы к машине идите, там Гена подъехать должен был… Я Таню провожу до ординаторской и сразу к вам.       Цветковой пришлось повиноваться. Обнявшись с Людой, она покорно пошла за Белым, который уже буквально тащил её ко входу.

      Несмотря на всё, что происходило вокруг, Татьяна почему-то вспомнила 31 декабря 1992 года. Наверное, это был самый счастливый Новый год в её жизни: после обеда к ней пришла Лариса, и они вместе пекли пироги. Потом прихорашивались весь вечер, чтоб праздник отметить, правда, в разных компаниях… Таня тогда к Беловым на Котельническую поехала, а её подругу забрал к себе Лёшка Макаров, с которым у той только-только отношения завязываться начали…       Все тогда казались такими счастливыми и беззаботными.       Фарик, который, как и обещал, увиделся с ней до конца года и подарил очередную мудрость…       Космос, как всегда самый веселый, не уставал дарить ей комплименты. Пел с захмелевшей тетей Катей песни под Сашкину гитару, а ближе к курантам вручил Цветковой по-настоящему космический подарок: ночник, который, светясь во все стороны, превращал комнату в звёздное небо…       А как они с девочками втроем желание загадывали! На бумажке записывали, а потом поджигали и в бокал с шампанским бросали…       Танькино желание тогда ведь очень быстро исполнилось: Витя быть его девушкой ей предложил, когда они уже после праздника домой, в родное Бирюлёво Западное, вернулись…

      Таня физически и психически устала. Ей хотелось побыстрее лечь, закрыть глаза и не открывать их какое-то время. Бездумно следуя за Беловым, она даже не заметила, как оказалась у ординаторской.       — Ну всё, — новоявленный депутат за плечи ее приобнял, — До завтра?       — До завтра.       — Точно всё хорошо? Может, лучше всё-таки врача позвать? — Белый мог её и не спрашивать, но рушить с огромным трудом заново выстроенные с ней доверительные отношения не хотел.       — Нет, не нужно. Я просто посплю, и всё пройдёт… — пыталась убедить друга девушка. Цветкова даже изобразила бодрый вид, якобы с ней всё в порядке и волноваться не следует, — Валере с Томкой привет от меня передавай.       — Обязательно.       — Ты скажешь им, что случилось?       — Конечно. Фил и так уже догадывается о чем-то, молчать больше нельзя. Постараюсь правильные слова подобрать…

      Филатову после комы нужны были исключительно позитивные эмоции, но с образом жизни бригадиров необходимо было подготовить друга к суровой реальности.       И у Тани Белов спросить хотел, почему она целых два месяца молчит о своем состоянии, и почему следователю сказала об этом, а близким — нет? Или решила, что сейчас не время? А когда? Когда уже поздно будет?

      — Не мы первые, у кого такое случается, Сань. Прорвёмся, — Татьяна проговорила это с такой уверенностью, что хотелось ей верить.       Цветик-семицветик не стала дожидаться ответа от Белого. Она молча скрылась за дверями ординаторской, прошла к дивану и рухнула на него. Натянув на себя плед, отвернулась к спинке. Однако спать больше не хотелось. Хотелось умереть. Ну, или уснуть и не проснуться больше никогда…       Усталость всё же взяла своё, и девушка задремала, постепенно проваливаясь в глубокий сон. Была надежда, что утром всё изменится.       Потому что каждое утро — это шанс начать жизнь заново.