Вернуться в прошлое нельзя

«Меня обременяет одно твоё присутствие», — звучало в голове словно громовой раскат, за которым тело словно пронзало молнией, а в лицо ударял жар чего-то перегоревшего внутри. Майрон наслаждался привычным вечерним бокалом вина у себя в покоях. Но память навязчиво воспроизводила сегодняшний разговор с Мелькором. Он бросил всё. Он предал Аулэ. Он пошёл за Мелькором не глядя, как только тот озвучил своё предложение. Нет, Майрон, конечно, искренне верил в могущество Мелькора как сильнейшего из Валар, разделял его идеи мироустройства и верил, что работая с ним, раскроет свой потенциал больше, чем любой из майар в Валиноре. Но он уже давно оставил попытки переубедить себя в том, что между ним и Мелькором не существовало какой-то другой связи. Глубже, чем начальник и подчинённый. Глубже, чем наставник и ученик. Подлив вина в стремительно пустеющий бокал, майа бросил презрительный взгляд на бутылку. Вино было так себе. Подарок орков. Но и повод у Майрона был такой же паршивый. Поэтому он, проследив глазами за тонкой красной струйкой, спустившейся по краю бутылки прямо на стол, чуть покрутил напиток в руках и продолжил пить. Он служил Мелькору верой и правдой столько веков. Каждый день пытался стать лучше для него и ради него. Каждый день приближался всё ближе к точке невозврата из тьмы, которая, как он считал, в итоге поглотила его окончательно и бесповоротно. Он безусловно стал силён. Любой орк и даже майа в твердыне если не открыто, то в глубине души точно признавал его авторитет над всеми остальными. Но сам майа всё ещё чувствовал себя не достаточно приближённым к Мелькору. Вала будто выстроил невидимый барьер между ним и любым, кто посмеет с ним сблизиться. И Майрон продолжал больно биться об этот барьер, ведь именно этой близости ему так не хватало. А сегодня Мелькор ещё и не двусмысленно заявил, что присутствие Майрона его и вовсе тяготит. Прикончив второй бокал орочьего полусухого, майа стал пить прямо из бутылки. Он принялся расхаживать по комнате туда-сюда, всё также погружённый в себя. Мысли закипали. Бывший Аулендиль прокручивал в памяти Алмарен, их первую встречу с Мелькором, тот благоговейный трепет, что испытал, когда осознал, что из всех майар Мелькор предложил быть шпионом именно ему. Вспоминал, как горд был получить под командование тогда ещё только воздвигнутый Ангбанд, как пусто и одиноко было ему в нём без Мелькора, как не зная усталости восстанавливал и преумножал всё созданное Мелькором, чтобы хоть как-то вытащить себя из переживаний, вызванных его пленением и последующим заключением в Мандосе. Вспоминал последний разговор. И всё снова шло по кругу. Майрон сам не заметил, как опустела бутылка в его в руках. Он силой швырнул её об стену и, хлопнув дверью, вышел из покоев. *** — Эй вы, немедленно пропустите меня к Владыке, — уверенно выпалил Майрон, едва завернув в крыло крепости, где находились покои Мелькора. Путь к ним преграждала стража в лице четверых орков. На кой чёрт он вообще выставил охрану? Никто и так не посмел бы к нему заявиться без приглашения, если хотел остаться в живых. — Э... — протянул ближайший к Майрону орк, потупив взгляд на того, кто вроде как был тут главный, и получив одобрительный кивок, продолжил: — Не положено. Владыка лично велел, никого не пускать. Ему нужно... Майрон заливисто рассмеялся. Координация была немного нарушена и он едва не потерял равновесие. Орки, заметив, в каком состоянии находится командир, начали ухмыляться и пускать друг другу сдавленные смешки. Никто и не заметил момент, как Майрон резко перестал смеяться и ловко скрутил стоявшему перед ним орку шею. Копья оставшихся трёх стражей трясущимися руками тут же были направлены на него со всех сторон. Орки боялись Майрона. Но нарушить приказ Мелькора боялись ещё больше. Взгляд майа был настолько свиреп, что он мог испепелить орков одной лишь силой мысли и таки пройти в заветные покои. Но в его голове уже зародилась новая идея-фикс. Это завтра, завтра с орочьих начальников, полетят головы за то, что напоили командира непонятной субстанцией, поставив в неловкое положение. Сегодня Майрону было не до воспитания. Он лишь с силой отбросил от себя троих орков. Сам обратился летучей мышью и направился в сторону ближайшего окна. Летать под воздействием алкоголя оказалось так же нелегко, как и передвигаться по земле, и все силы Майрона оказались сконцентрированы на том, чтобы не вписаться в какую-нибудь колонну или свисающую с потолка глыбу. Удивлённые орки, оправившись от шока, оттащили тело убитого товарища и снова стали на свои позиции. *** Мелькор сидел за столом в своих покоях и готовился к завтрашнему собранию со своими военачальниками. Шли последние дни подготовки к попытке прорыва осады, что вала намеревался сделать при помощи раскаленной лавы, растекающейся на сотни километров от твердыни и поглощающей всё на своём пути. Он думал о Майроне. Ведь именно тот, будучи духом огня, должен был управлять созданными им, Мелькором, в жерле вулкана огненными потоками, пока остальные по выжженной земле ведут войска в наступление на эльфийские поселения. Мелькор работал над этим не один год, но именно финальная подготовка требовала максимальной отдачи. Вала был слаб и болезненно бледен. Он поставил стражу ещё на подходе к крылу, где находилась его спальня, чтобы уж точно никто и ничего не помешало ему как следует выспаться, восстановиться и предстать завтра перед своими военачальниками в достойном виде. В том числе перед Майроном. Мысли о Майроне давались болезненно. Мелькор тоже вспоминал сегодняшний разговор и свой резкий ответ. Может, не стоило накалять отношения с тем, на кого делаешь основную ставку в скором наступлении. А может, наоборот стоило отдалить Майрона от себя перед таким важным событием, чтобы сохранять ясность ума. Так или иначе он просто устал. Устал и не хотел, чтобы Майрон заметил его состояние. Вот только внезапно потухшие огненные глаза майа никак не выходили из головы. Он помнил Майрона с самой Музыки Айнур. Ещё тогда, на уровне бесплотных духов, он выделил его из сотен подобных и пообещал себе, что попытается держать его так близко, как это только возможно. Отложив карты, с которыми он намеревался завтра ознакомить лучшего из своих майар, единственного, в ком ни сколько не сомневался и ради которого был готов пойти на жертвы, Мелькор решил, что однажды, когда времена будут поспокойнее, они с Майроном обязательно разопьют бутылку хорошего вина и поговорят по душам. Пока же лучшим, что он может сделать, это пойти спать. Вала лежал в постели, рассматривая чёрный кружевной балдахин своей кровати, не в силах отключиться. Он встал было налить себе бокальчик чего покрепче в надежде, что это поможет, но внезапно в уши врезался звук из вне. Звук, который просто нельзя было игнорировать. Это была песня. Песня настолько глубокая и проникновенная, что на пару секунд Мелькор потерял ощущение реальности и будто бы стал тем самым бесплотным духом в Чертогах Безвременья, физически так и оставшись застывшим с пустым бокалом посреди своей спальни. Первых же нот хватило, чтобы узнать в песне Майрона и то, что песня была обращена к нему. Вала приблизился к окну. Бывший Аулендиль стоял посреди площади, едва державшись на ногах. Кулаки вала сжались. Он понимал, что помимо него на выступление Майрона сейчас смотрят и ведущие ночной образ жизни барлоги, и орочьи стражники, и такие же любопытные уставившиеся в окно майар, коих на службе Мелькора было не мало. Хотелось мигом спуститься, забрать Майрона оттуда, обдать холодной водой и спросить какого чёрта он творит. Но выйти и вмешаться вала не мог. Его вмешательство привлечёт ещё больше внимания, чем уже привлекло. Мелькор нехотя собрал последние силы, усыпил каждое живое существо в твердыне, включая гвоздя программы, и в мгновение ока оказался на площади. Перед ним лежал спящий Майрон. Сильмарили в короне нехотя осветили его слегка розоватое лицо, и Мелькор отметил, что даже здесь, в твердыне, утончённый рыжеволосый Майрон выделялся из всего, чем он себя окружил, как когда-то выделялся в Музыке Айнур. Всё, созданное им, Мелькором, сейчас в сравнении с Майроном внезапно показалось ему уродливым. Вала осторожно взял на руки тело своего слуги, будто это был четвёртый сильмариль, и скрылся вместе с ним во тьме твердыни. *** Майрон, открыв глаза и увидев над собой балдахин не его кровати, тут же зажмурил их обратно. "Нет. Нет, нет, нет, нет", — пронеслось у него в голове. Обрывочные воспоминания об орках, Мелькоре, площади словно окатили холодной водой. Самого Мелькора Майрон рядом не ощущал, и на том спасибо, но, приподнявшись на локти и осмотревшись, понял, что находится в его комнате. Рядом на полу лежал его венец с чёрными шипами, ремень и твёрдые части одежды. Слева на прикроватном столике стоял заботливо оставленный кувшин с водой. Зарывшись лицом в подушку, майа глухо прорычал от досады. Какое-то время он лежал не моргая, рассматривая чёрный балдахин над собой. Хотелось так и остаться лежать в этой кровати до конца Арды. Никого не видеть, ни с кем не разговаривать, ничего не завоёвывать. Просто лежать и рассматривать эти проклятые кружева. Похмелье давало о себе знать и, не выдержав, Майрон медленно перекатил голову в сторону кувшина. С этого ракурса его взгляду открылся небольшой конверт с запиской, лежащий под ним. Майа вскочил как ошпаренный. Он схватил конверт и что есть сил смял его в руках. Майрон уже ощущал на ладонях жар вот-вот сожжённой им дотла бумаги, но выдохнул и распрямил письмо обратно. Небрежно бросив его на кровать поверх одеяла, Майрон оделся и всеми силами пытался делать вид, что всё нормально. Что это совершенно обычное рядовое утро в твердыне и факт его нахождения в спальне Мелькора тому не противоречит. Обмякшими руками он налил в стакан воды и снова сел на кровать, пялясь в никуда. Утолив жажду, майа ещё раз взял в руки письмо, уже спокойно, и всё же отважился его распечатать. На сером пергаменте было выведено всего пять слов: "Тронный зал, собрание, прорыв осады". Как сидел, Майрон спиной повалился обратно на кровать. На балдахине не было уже ни одного завитка, который он не рассмотрел, и он просто закрыл глаза. Конечно, собрание. Собрание, где он, Майрон, должен был сверить карты с каждым другим командиром, который последует по следам его лавы, и проложить наиболее выгодные маршруты. И каждый из них уже знал о его вчерашнем выступлении под окнами Мелькора. Кто не видел лично, тому всё-равно доложили, и возможно даже в ещё худшем свете, чем было на самом деле. Хотя куда уж хуже. *** — Все свободны, — сухо произнёс Мелькор в конце собрания. Вала встал со своего трона и направился к небольшому столику с черновыми вариантами карт в углу зала. Майар и орки поклонились и, зашуршав плащами, молча направились к выходу. Один лишь Майрон с невозмутимым и даже более горделивым чем обычно видом сидел не шелохнувшись. Он понимал, что ловит на себе косые взгляды абсолютно всех покидающих зал, но на протяжении самого собрания вытерпел их уже столько, что просто смирился. Нужно было обсудить всё с Мелькором и расставить точки над i. Когда последний из майар удалился, вала всё также копался в лежавших на столе свитках. Майрон слышал шуршание бумаги и собственное сердцебиение и отчаянно пытался собрать в голове последние мысли, чтобы начать разговор. У него не было плана. Он не знал, зачем остался и о чём хотел поговорить. Он просто не мог уйти. — Ты что-то хотел, Майрон? — прервал его хаотичные размышления Мелькор. «Отлично, — раздражённо подумал майа, нахмурив брови, — он намерен вести себя как ни в чём не бывало. Чтобы я чувствовал себя ещё более глупо. Чтобы я ещё больше унизился», — но его мысли снова прервал внезапно поставленный на стол бокал вина. Майрон удивлённо уставился на него, ещё больше сжав брови. — Красное сухое, прямиком из Таргелиона. Не то орочье пойло, с которым ты приходил вчера, — вала подсел левее с таким же бокалом и тут же немного отпил. Смелости посмотреть ему в глаза у Майрона всё не находилось. Хотелось, чтобы Мелькор просто говорил. Говорил хоть что-нибудь. Хоть о вине. Хоть о погоде. Хоть о создателе нашем Эру Илуватаре. — Вчера ты был разговорчивее, — ухмыльнулся он, сделав ещё один глоток. — Знаешь что? — резко поднял на него свой пылающий взгляд Майрон. — Мне нечего больше сказать. Я всё сказал. Я всё сказал вчера. Даже более чем. Ты думаешь, я заберу свои слова обратно? Скажу, что пошутил? Что поспорил? Или, может, думаешь, что я буду валяться в ногах и просить прощения, за то, что тебя побеспокоил? За то, что ОБРЕМЕНЯЮ тебя своим присутствием? — последние слова майа произнёс с нарочито мелькоровской интонацией, будто кривляясь. Внезапно холодная ладонь Мелькора опустилась на его руку и Майрон прервал свою гневную тираду. Ему сразу стало так спокойно. Как будто пока эта самая рука держит его, ничего плохого с ним просто не может случиться. — Впрочем, теперь твоя очередь говорить, Мелькор, — на выдохе произнёс он, отпил немного вина и, одёрнув свою руку, хмуро уставился вперёд. Мелькор аккуратно отодвинул за ухо прядь рыжих волос майа и осторожно за подбородок повернул его лицо к себе. В такой ситуации зрительного контакта было просто не избежать, и лицо Майрона наконец приобрело свои нормальные расслабленные черты. — Ты мог бы просто прийти ко мне, — произнёс вала с лёгкой усмешкой. — Не обязательно было петь. И пить. — Прости, я... — хотел было сказать Майрон, как Мелькор снова продолжил: — Но я был бы не против послушать твои песни ещё раз. В более приятной обстановке. Глаза Майрона раскрылись от удивления. — Как только разберёмся с этим дерьмом, — указал он на карты. Майа обхватил руку Мелькора, всё ещё лежавшую у него на лице, своей, и лица обоих впервые за долгое время озарила искренняя улыбка.