Victum of love

Яркое солнце светило прямо в ничем не прикрытое окно, лучами опускаясь прямо на хозяина дома и его возлюбленного, что спали, сплетя свои конечности. Доносившийся с улицы гам уже проснувшихся людей не был слышен им сквозь сон. Но лёгкий ветерок, попавший внутрь, своим прикосновением к щеке хозяина разбудил его, заставив зажмурить глаза сразу после их открытия. Сан прикрыл свободной рукой лицо, чтобы встающее солнце не ослепляло, и приподнялся на кровати. Его взгляд опустился на молодого юношу, что мирно спал дальше. Сан был уверен, что тот сын Богини Бастет, ведь был слишком красив для их краёв. Грудь юноши мерно поднималась и опускалась, ничто его в данный момент не тревожило. Разве что появились небольшие складочки на светлом лбу, но лишь от того, что тот сквозь сон почувствовал пропажу прежнего тепла. Оставив ласковый поцелуй на лбу, отчего морщинки на нём разгладились, Сан покинул кровать, накидывая тонкое, изящное тело, украшенное множеством еле видимых родинок, лёгкую простыню, чтобы сон юноши ничем, даже ветерком, не нарушался. Сам Сан, облачившись в простую льняную юбку да прихватив свои писарские принадлежности, вышел из дома, направляясь в дом местного номарха, Сон Минги, которому он был вынужден подчиняться, даже несмотря на собственный высокий общественный статус. Вокруг него по горячим песчаным улицам бегали чьи-то дети, быстро ходили другие люди и их рабы. Кто-то спешил на рынок, кто-то — к реке, чтобы набрать воды. Но вся эта суета не касалась Сана, он лишь краем глаза наблюдал за кипящей жизнью. И вот перед ним вырос дом номарха Сона: самый красивый в их небольшом поселении, он был увешан плющом, над дверьми на выступах стояли высеченные из песчаника статуи, а сами двери были украшены вырезанными по периметру узорами. Зайдя внутрь, Сан смахнул появившиеся на лбу капли пота и оглянулся. В доме было непривычно тихо. Обычно в это время по дому уже сновали туда-сюда слуги номарха, нося какие-то вещи или сопровождая детей Минги на занятия. Чхве неловко кашлянул, и из какой-то из комнат слева появился один из рабов номарха Сона. — О, писец Чхве. Доброго дня, номарх Сон уже ожидает вас. — и Сан, кивком дав понять, что понял, прошёл вперёд, а после свернул направо, попадая в просторное помещение, что освещалось днём благодаря множеству окон. Стены были уставлены шкафами, где находилось множество свитков, большую часть которых написал сам Сан. Номарх Сон Минги сидел в другом конце помещения на своём кресле, украшенном искусными узорами талантливого мастера. — Писец Чхве. Рад вас снова видеть. Присаживайтесь. — Минги махнул рукой чуть правее себя, указывая на давно знакомый Сану невысокий столик. — Доброго дня, монарх Сон. Из слов вашего слуги мне показалось, что вы хотели что-то кроме выполнения моих основных обязанностей. — почти прошептал Чхве, присаживаясь. На лице Минги проскочила краткая улыбка, что сразу же сменилась хмурым взглядом. Сон Минги, на самом деле, почти всегда ходил хмурым, лишь в редкие моменты выглядя просто безразличным. Только его семья, состоящая из послушной жены и из кроткой прекрасной дочери могли видеть его улыбку, но сейчас, в общем-то, не об этом речь. — Да, всё верно. Я знаю, писец Чхве, что вы полностью одиноки. Ходят о вас гнусные слухи среди людей, однако я склонен им не верить, ведь вы человек высокий. Предположу, что слухи вам досаждают, поэтому у меня к вам выгодное и для вас, и для меня предложение: моя дочь Йеджи до сих пор ходит без мужа, хотя ей давно пора. И лучшего человека, чем вы, мне ей не найти. — Минги со странной нежностью и одновременной жестокостью посмотрел на растерявшегося писца. Сан не знал, что ответить. Он вмиг оказался на перепутье. У него есть возлюбленный, так что слухи были правдой, о чём знать номарху Сону, конечно же, не обязательно, однако отказ мог стоить Сану положения в обществе и другими не менее ужасными последствиями. Сам того не заметив, Чхве сжал свою сумку. в котором лежали писарские принадлежности, и хруст одной из палочек для писания вернул его в реальный мир. — Я… Номарх Сон, у меня уже есть возлюбленн-ная, — чуть не оговорился Сан, сжимая уже свою юбку крепкими пальцами. — Я понимаю серьёзность и ценность вашего предложения, однако и я не могу предать свои чувства. — Сан виновато склонил голову, боясь смотреть на номарха и уже ожидая его гнева. Ведь Минги был известен и своим суровым характером. Но услышал писец лишь тихое хмыканье. — Я всё понимаю, писец Чхве. Но подумайте. Моя дочь знатнее. Да и кто знает, что может случайно произойти с вашей возлюбленной, потому что я дважды не предлагаю, — говорил мужчина, с удовольствием наблюдая несогласное качание головой и неверящий взгляд. — Нам стоит начать работу, ведь свитков сегодня очень много. — Сан еле слышно выдохнул, чуть горбя спину. На его плечи словно опустился большой камень. И все мысли теперь в голове перемешались, хаотично всплывая словно перед глазами, мешая работать. К счастью Сана, за делом день закончился быстро, и стоило солнцу перестать светить в окна дома номарха, как Минги отпустил Чхве, не забыв напомнить о словах, что были сказаны утром: — Не забудьте о предложении, писец Чхве. Я буду завтра ждать ответа. — мрачная ухмылка расцвела на его лице и совершенно не понравилась Сану, который нервно улыбнулся и поспешил покинуть дом, который отчего-то стал очень неуютным и даже в чём-то страшноватым. Он уже не услышал, как Минги подозвал к себе одного из рабов и приказал проследить за ним до самого дома, а также за тем К себе Сан вернулся сам не свой. Его трясло, ведь любовь к своему «сыну богини Бастет» грела изнутри лучше их палящего солнца, не давала утонуть в тёмных углах собственной души. Он не мог предать юношу. Но и страх за свою и его жизни был велик, ведь номарх мог сделать с ними что угодно, если он откажет. — Сан? Что-то случилось? Ты выглядишь так, словно услышал страшную тайну и теперь не знаешь, что с ней делать. — раздался мелодичный голос того самого юноши. Его слегка кудрявые волосы сваливались на лоб, заставляя парня смешно хмуриться и постоянно поправлять прядки. Он плавно, словно по кошачьи, подошёл к Сану, протягивая к нему руки в приглашении. Чхве его принял, прижимаясь к родному телу, утыкаясь лбом в бледную грудь, усыпанную редкими веснушками. — Да, Сонхва, случилось. Номарх Сон сегодня предложил мне взять в жёны его дочь. Хотя сквозь его тон был слышан приказ, а не предложение. И я не могу принять решение. Не думай, что я не люблю тебя, моё сердце навеки твоё, я верю, что даже после смерти наши души будут вместе, по крайней мере моя точно будет искать твою, даже если будет казаться, что это бесполезно. Но мой отказ может причинить вред тебе, ведь номарх Сон в определённой степени жесток, и ты это знаешь. И если мне не страшен его гнев, мне страшно, что он может сделать с тобой, потому что он уже туманно намекнул мне, что может произойти, если я отвечу нет. — голос Сана дрожал, а глаза жгли слёзы бессилия. — Я всё понимаю, Сан. — начал Сонхва, поглаживая своего любимого по растрёпанным волосам, а после, обернув свои пальцы вокруг его скул, приподнял его лицо, чтобы посмотреть в полные горя глаза. — Лучше согласись. Я верю, что наша с тобой любовь друг к другу настолько сильна, что переживёт все невзгоды, и мы всё равно будем вместе. Да, мне больно слышать твои колебания, но я верю твоим словам о твоей любви. Я чувствую, что ты меня любишь. И я не хочу, чтобы ты страдал, если со мной что-то произойдёт. Ты стал моей отдушиной в этом ужасном мире, и мне очень сложно на самом деле даётся это решение. Просто знай, что где бы ты ни был, я всегда буду рядом с тобой, и смерть не сможет нас разлучить, уж в этом я тебя уверяю. — Хва легко засмеялся, когда почувствовал губы Чхве на своих ключицах. Сан не мог поверить, что полюбил такого понимающего юношу. Тот был мудр не по годам. И он не хотел его терять. Поцелуями, мягкими словно лепестки лотоса, он поднялся к шее Сонхва, стараясь не пропустить ни миллиметра кожи. У Чхве было предчувствие, что это их последняя ночь, и он хотел доказать своему возлюбленному, что навсегда останется верен только ему. За полными нежности и чувств действиями ни один из них не заметил тёмного силуэта за окном, что исчез так же бесшумно, как появился сразу после возвращения Сана домой.

***

Утро нового дня для писца и его любимого стало последним. Ночью Сану слышались голоса, а в тенях он видел угрозу, и лишь объятия Сонхва могли успокоить его, но на сердце было очень тревожно. Разбудили Чхве вовсе крики людей снаружи, а когда сон полностью стёк с него, то перед ним предстала ужасная картина: люди, которые, судя по одежде, были что-то вроде охраны порядка их городка, вели еле сопротивляющегося Сонхва к выходу. На его спине уже наливались синяки от ударов палкой, и ноги еле передвигались. — Что происходит? Что вы делаете? — вскочил Сан и подлетел к выходу, в надежде остановить происходящее. Пойманным им тоскующий взгляд Сонхва и беззвучное движение его губ, пусть Сан и понял, что он просил не волноваться, лишь укоренили чувство тревожности внутри писца, и он беспомощно посмотрел на безразличных мужчин, что держали его любимого. — Приказ отвести этого парнишку к номарху. — отстранённо ответил один из охранников и, с лёгкостью отпихнув Сана, они прошли дальше, таща Сонхва к номарху. А Чхве и не мог ничего сделать, потому что знал, что сопротивление лишь усугубит и без того ужасную ситуацию. Сан сжал кулаки от бессилия. Он не знал, прознал ли Минги про них, или Сонхва нужен был ему по другой причине, но он был намерен разобраться во всём и сделать всё возможное, чтобы Сонхва был жив и на свободе. В их реалиях это, в общем-то, было одним и тем же. Поэтому, быстро надев свою привычную одежду и подхватив сумку, писец быстро вышел из дома, надеясь раньше охраны попасть в дом номарха. И у него это получилось. — Номарх Сон! По какой причине к вам ведут моего… соседа? Он абсолютно безвинный юноша, которого я обучал грамоте. — отчаяние в голосе Сана можно было пощупать рукой, из-за чего Минги грозно посмотрел на парня. — Да, знаю я, какой он сосед и какой грамоте вы его обучаете, писец Чхве. Ведут его ко мне по причине мужеложства. Ожидает его, конечно же, казнь. Даже прилюдная, я думаю. — он кинул хитрый взгляд на осевшего Сана. — Однако, у вас есть возможность спасти «возлюбленную». И вы знаете, как. — Согласиться жениться на вашей дочери… — просипел Сан. Он не мог поверить, что их всё-таки раскрыли. На протяжении множества поворотов стрелки солнечных часов они с Сонхва сумели сохранить эту тайну на двоих, но теперь всё было кончено. От его решения зависела жизнь Сонхва, его личного луча солнца, его небесного проводника. Чхве склонил голову, жмуря глаза, чтобы не дать слезам вытечь. «Лучше согласись. Я верю, что наша с тобой любовь друг к другу настолько сильна, что переживёт все невзгоды, и мы всё равно будем вместе. И я не хочу, чтобы ты страдал, если со мной что-то произойдёт.» Сану вспомнились эти слова, пропитанные болью и пониманием безвыходности. Он сжал кулаки, вставая ровно и глядя в глаза номарху. — Я согласен. Только обещайте, что с Сонхва ничего не случится. — смех Минги ему не понравился, но тот кивнул, и Сан знал, что слово он своё сдержит. Когда Сонхва привели к Минги, Сан уже сидел в комнате с Йеджи, которая пыталась его расположить к себе. Она была ласкова, не была очень настойчивой, но Сан был непреклонен. Его заставили предать свою любовь, и теперь он был вынужден остаток жизни провести с абсолютно противной ему девушкой, пусть она и была знатной особой. Вскоре сам Минги присоединился к ним, ласково трепля дочь по голове. — Сонхва будет отправлен в другой город и вход в этот будет ему навсегда закрыт. Надеюсь, писец Чхве, вы понимаете, что это значит. Я рад, что мы с вами пришли к согласию. — оскал, адресованный ему, заставил Сана съёжиться. Он хотел увидеть Сонхва последний раз, поцеловать его персиковые губы, чтобы их вкус навсегда отпечатался на его губах, чтобы его кожа никогда не забывала его нежных прикосновений тонких рук. Он мысленно молился богам, чтобы они позволили им быть вместе. Даже если не в этой жизни, то хотя бы в следующей. — Через 3 дня прибудет жрец и соединит вас в священном браке перед богом Ра. — Йеджи засветилась, казалось, ярче полуденного солнца, а вот Сан помрачнел. Он хотел найти выход из сложившейся ситуации. Он же был одним из умнейших людей в городе, он должен был найти выход! И в один из дней он его нашёл. Со дня обряда заключения брака прошла неделя. Ровно столько Сан убивал себя изнутри, ранил Йеджи своим холодом и избеганием. Он был во всех комнатах дома номарха, вынужденно живя тут, но только не там, где была Йеджи. Он также работал на номарха Сона, но теперь отношение к нему было словно более отеческим. Но самым частым местом нахождения Сана была библиотека номарха. Там было много свитков, и у одном из них Чхве нашёл то, что, как он думал, поможет ему. Многие знали, что Богиня Бастет была не только Богиней красоты и плодородия, кошек и радости, но и Богиней любви. Многие пары приходили к её жрицам, чтобы получить благословение богини. Бастет могла дать совет через своих жриц для запутанного юноши или девы. Но найденный Саном ритуал помогал обратиться к Богине без помощи жриц. Нужен был лишь человек, который любит его, но которого не любит Сан. И такой человек был. Было ли Сану жаль Йеджи? Возможно, совсем немного, но не настолько, чтобы передумать. Поэтому, спустя неделю подготовки, Сан пригласил Йеджи к себе. Влюблённая девушка ничего не заподозрила, и была только рада, ведь подумала, что лёд на сердце писца начал таять. Ох, наивная юная дева. Последней эмоцией, что застыла на её лице, было неверие. А кто ожидал бы получить острый кол прямо в сердце? То, что питало особую нежность к навязанному, но от этого не менее милому душе мужу? — Прости, Йеджи, но такова твоя и твоего отца цена за то, что вы разлучили меня с моей любовью. — Сан бережно опустил тело девушки на пол, укутывая в шёлковую простыню. Его руки тряслись, и он замер, с шоком осознавая происходящее: он убил человека. Да, во имя любви, но убил. Чхве закрыл рот рукой, стараясь удержать вырывающийся изо рта крик. Было ли Сану жаль Йеджи? Да, очень сильно. Она не заслуживала такой смерти только из-за того, что Сан сошёл с ума из-за разлуки с Сонхва. Но дело было уже начато. И нельзя было вернуть что-то вспять. Запинаясь и трясясь, Сан прочитал молитву Богине Бастет, надеясь, что задумал это всё не зря. Молился, чтобы всё сработало. Наивный юный парень. Бастет на небесах смеялась, скалясь Анубису, который смотрел на совершавшееся полным боли взглядом. Он безмолвно качал головой из стороны в сторону и плакал. Бог и плакал из-за какого-то смертного.

***

Солнце медленно уходило за горизонт, последними лучами освещая песок под ногами людей. Сан стоял на городской площади. Точнее, лежал, привязанный к песчаному постаменту, а вокруг него гудела толпа. Гудела гневно и зло. Номарх Сон зачитывал приговор. Длительная любовная связь с мужчиной и убийство законной жены. Первое разозлило толпу сильнее всего. И теперь бывшего писца ждала смерть. Насильственная, долгая и совершенно ужасная. Матери закрывали детям глаза, но сами жадно смотрели, как медленно вскрывают ему тело от груди до паха. Сан сжал губы, но его тело всё равно издавало болезненные мычания. Вспоротое тело били пращой, но почему-то жизнь не хотела уходить из тела писца, и озверевшая толпа кидала всё, что попадалось под руки. Вскоре, к счастью самого Сана, всё закончилось, и он умер в муках, как того и желал Минги. Однако это не все испытания, которые предстояли Сану. Теперь его ожидало то, что все египтяне боготворили и одновременно боялись. Суд Осириса. Сан искренне верил, что его сердце будет легче, ведь он совершил убийство во благо лучшего на свете чувства — любви. Встретившая его Богиня Маат смотрела на него со смесью жалости и презрение. Внутри Сана что-то задрожало от волнения. Многие образованные люди знали, что такое суд Осириса, и знали, как и что говорить. Исповедь отрицания Сан произнёс ровно, однако голос его дрогнул на словах «Не убивал». Представшие перед ним боги суда наводили одновременно и страх, и восхищение. Хоть и изображали их в свитках и на стенах с головами животных, на деле это были лишь головные уборы. И когда Сан оглядывал судей, взгляд его упал на Анубиса. Это был Сонхва. Его милый и добрый Сонхва. Целый и невредимый. Но смотрел он на писца с такой болью, что тому стало не по себе. Они оба с замиранием смотрели, как сердце Сана помещали на левую чашу весов и как Богиня Маат кладёт своё страусиное перо на правую чашу. Момент истины. Кажется, в зале все задержали дыхание, ведь каждый знал, что совершил Сан и ради кого. Чаша весов колеблется лишь секунду, а после левая чаша опускается вниз. Сан не слышит, как кричит Сонхва, он слышит лишь удар собственных коленей о каменный пол. Осирис смотрит на юношу почти безразлично, но где-то в глубине его глаз плещется сожаление. Ему жаль, что Сонхва полюбил смертного, несмотря на все его наставления. Ему жаль этого смертного, что совершил ошибку только из-за того, что полюбил. Но правил своего мира он переписать не мог. Бегущего к Сану Сонхва никто не останавливает. Он падает рядом с ним на колени и заливается слезами, внутри радуясь, что видит слёзы и на лице Чхве. Сын Осириса берёт лицо Сана в свои холодные ладони, поднимая так, чтобы смотреть в его карие глаза, в которых плескались любовь и вина. — Прости меня, прости, Сонхва. Я не думал, что всё обернётся так. — надрывный шёпот разрывал сердце и душу Сонхва на ещё меньшие кусочки. — Что ты наделал… Что ты наделал, Сан? Твоя «жертва» Бастет была совершенно бесполезной. Ты был одним из умнейших людей, которых я знал… Так почему ты поверил какому-то сомнительному обряду, где даже не участвуют жрицы Богини? — горечь и вина затапливали Сана, когда он понимал, что ничего не возможно вернуть. — Отныне мы с тобой никогда не увидимся. Твоя душа отправится туда, откуда шанса на перерождение она не получит никогда… — на последних словах Сонхва тихонько завыл, позволяя себе последнюю слабость: он отчаянно впился в сановы губы, с силой их сминая, получая не менее слабый ответ, а после также резко отстранился, позволяя чудовищу Амат поглотить его возлюбленного. Крик Сонхва, полный горя, разнёсся по всему залу, затрагивая души каждого. Юноша согнулся на полу, задыхаясь от слёз. Он мог уберечь свою любовь, мог явиться к нему и наказать ничего не делать, мог сразу сказать ему, чтобы он просто прожил свою жизнь мирно, и после смерти бы они зажили лучше. Но он не сделал этого, сам не зная почему. И теперь расплачивался за свои ошибки потерей возлюбленного навсегда. Может, где-то внутри у него и теплилась надежда, что тот сможет переродиться, но Сонхва как никто другой знал устройство их мира. Встав обратно на своё место, за троном отца, Сонхва тихо вздохнул, потому что его сердце кануло в небытие вместе с отправленным туда Саном. Он дал сам себе клятву, что больше никогда не отправится в мир живых и не влюбится ни в одного из них.