Válka o vyčerpání

      Впервые за долгие, текущие подобно огромной полноводной реке, века, болезнь, именуемая еретической чумой, столь молниеносно охватила целое государство. Заставляла людей выбирать, сомневаться, буквально ломать свои жизни и отрекаться от привычных устоев, собственноручно предавать свои души адскому пепелищу, столь рьяно жаждущему поглотить их с самого момента их зарождения.       Войтех видел, как его авторитет стремительно падает в бездну бесчестья, буквально разлагается живьем и бьётся в предсмертных конвульсиях, но при сем все ещё умудряется подавать какие-то признаки жизни, из последних сил пытаясь выкарабкаться и выжить. Хотя, по правде говоря, выжить ему помогали разве что немногие его сторонники, большинство из которых даже не могли до конца определиться, как и всякий простой смертный нынче, что пытался найти гнездо получше при всей сложившейся ситуации, дабы зажить потом счастливую жизнь, когда вся эта неразбериха закончится. Да и сам Войтех, кажется, под стать своему народу не мог определиться. Не понимал, чью позицию занять и какая ему была бы выгоднее. Иронично только, что та, что была выгоднее, и бросила его страну в кострище войны. Людская выгода, идущая в разрез с Божьей волей, может превратить в пепелище целое государство вместе с тысячами людей. Хотя изначальной ценой смены его взглядов, казалось, было лишь предательство того, кому он пообещал защиту. Кажется, он даже не понимал, что из этого может выйти. Не понимал, как и всякое высокопоставленное лицо, слепое или намеренно глаза закрывающее на настоящие проблемы собственного народа.       Никто даже представить не мог, что всё зайдет настолько далеко. Хотя, казалось бы, и причин для этого не было, как наивно полагали многие. Но они были, и дело тут, однако, касалось вопросов не только вечных и насущных...       Никто не хотел быть угнетаем каким-то меньшинством. Тевтонами, которым здесь вообще не место, но которые имели власти больше, чем всякий местный. Поработители-паписты. Простые люди именно благодаря им изначально были обречены на смерть, физическую и духовную, и словно мухи массово гибли от голода и холода, пока их души бродили во тьме в бесконечных поисках света истины, - но зачастую так и не находили его, умирая в мучительном неведении и протягивая руку вечной смерти, из лап которой уже никогда не будет пути назад.       Отныне Адельгейда и Целестин стали для них главными врагами и изуверами. Во многих душах поселились грезы об их уничтожении, преданию их таким же страшным пыткам, каковым подвергались они сами. Но некоторым грезам не суждено предвариться в жизнь, как бы того не хотелось.       Чаша терпения была переполнена. Скоро весь этот прогнивший строй перевернется с ног на голову. Для этого достаточно искры, самого малого глумления над немощными, после которого вполне себе безобидные дебаты быстро превратятся в самую настоящую мясорубку, ведь иначе бы ожидаемых плодов это не принесло.       Никто и предполагать не мог, что казнь Гуса - это лишь начало конца. Ввержение страны в состояние революции, молниеносное распространение ереси, с которой Целестин должен был бороться, но не мог. Словно стал бессилен, хотя казалось, что для него ничего никогда и не менялось. Всех неугодных предавали страшным пыткам и огню - иначе и быть не могло. Но нет... Не в этот раз. И сам даже предположить не мог, что все так выйдет. Хотел лишь предать смерти всех тех, кто пошел против него и загнал его в такое положение, до безумия ущербное и постыдное. То положение, в которое он так любил загонять людей, наслаждаться их страданиями, но никак не хотел пребывать в нем сам. Он Богом не для этого поставлен был. Впервые его авторитет подорвался настолько сильно, но он понимал, что вся его жизнь - это борьба не на жизнь, а на смерть. Борьба со всеми, кто пытается унизить его, предать смерти, заставить сомневаться в собственной правоте. Да пусть они хоть целое государство сожгут, не оставят никого в живых, но он сможет вновь обрести покой. Он, как наместник Бога на земле, был готов предать праведников огню вместе с еретиками, пока сам Бог некогда не предал верного Лота и его семью содомскому огню.       И все ныне происходящее, к величайшему сожалению, не заставило даже как-то дрогнуть его ожесточенное сердце, задуматься о том, что же он делает не так, что из века в век находятся те, кто готов пойти против него, будто бы опыт предков их ничему не учит. В конце-то концов, он не какой-то жалкий еретик, а помазанник и наместник Божий, а значит его воля - это воля Бога.       Мерзкая, мерзкая ложь.       Одна только проблема: страха перед Целестином у многих чехов теперь и не было совершенно никакого, ведь именно тогда в души людей проникла ненависть к нему, как и к его соратникам. Тем, кто отнимал у них право на вечную жизнь.       Эти еретики были скоры на расправу, - что, впрочем, не удивительно - смели разграблять святые обители - многие из которых были скорее красивыми окрашенными гробами, как и люди, живущие в них, которые тоже покидали этот мир, стоило неприятелю переступить врата обители. Они не желали уступать и толики того, чем успели завладеть, а потому боролись до конца, повергая из раза в раз в крах армию врага. Одна лишь проблема - они не были сплочены, но всегда приходили друг другу на помощь - до определенного момента. Пока не начали вырезать себе подобных, что и стало началом их конца. Как же это иронично и противоречиво, как и все в этой войне. Войне императора с простым народом. Духовной войне, борьбе за идеалы. Войне буквальной, ныне ярко полыхающей огнем революции. У всего есть предел - никто больше желал так жить.       Кажется, что Герхард был одним из немногих, кто шел в эти крестовые походы не лишь ради того, чтобы наживаться - он и вправду хотел истреблять еретиков, совершить богоугодное дело. Дело, угодное Целестину, но никак не Богу. Он монах, а значит должен прожить всю жизнь в скромности, так зачем ему грабить, только если потом это не отдать на благие дела Целестину? Почему другие этого словно бы не понимают, ведь правила для всех едины?.. Он видел, с каким презрением на него смотрели местные жители. Видел, как от холода, голода и чужой ненависти гибли его люди.       "А стоит ли оно того?"       Шальная мысль, промелькнувшая в разуме словно свинцовая пуля, невольно заставляет его нахмуриться.       Конечно, стоит. Не в первый раз ведь в крестовые походы идет. Но ещё никогда они не казались такими бессмысленными и бесконечно долгими...       В душе гуляет холодный ветер, спокойно проходя через тонкие фибры, которые Герхард, кажется, ощущает впервые за столько столетий, пока нечто задевает их и невольно заставляет все нутро болеть. Почему так паршиво и пусто?.. Он ведь делает благое дело.       Эти войны, сражения... Большинство из них проигрываются, а они истребляются сотнями за раз, словно мухи. Противник слишком силен, а он чувствует себя бессильным ничтожеством. Почему Бог им не помогает?       Многих из его соратников резали сами местные сторонники гуситов и из-за них гибло ещё больше людей.       Может, это вообще не такое уж и благое дело?..       Хотя... Рано или поздно эти нехристи должны понять, что они творят, если раньше их не убьют. А понять они это смогут только с мечом и огнем.       В один миг все стало слишком сложно, запутано...       Они смеют пытаться оспаривать авторитет папства, вступать в открытые дискуссии. Да кто они такие, чтобы это делать? Они ведь даже не осознают, что говорят, и не боятся, что их головы полетят с плеч после такого, а они сами перед этим будут преданы анафеме.       Безумцы.       Хотя... А чего они вообще просят и хотят? Герхард как-то и не задумывался об этом - просто пошел убивать, зная, что таким людям не место в этом мире.       Хотели быть свободными и понимать Священное Писание...       Это вроде не так уж и плохо, наверное... По крайней мере, если священники и монахи могут его знать и понимать, то почему простым смертным оно недоступно?       Даже не думал об этом раньше. Хотя и Целестин ему внятного ответа не дал бы - как и почти на любой другой его вопрос. "Hoc est quod dicit deus".       Но если Бог такой милосердный, то почему Его Слово доступно не каждому? Да, Герхард итак исполняет волю Бога, ведь полностью подчиняется Целестину...       Они для него едины. Бедная, бедная заблудшая душа...       А что же простые люди, которые не относятся к духовенству? Неужели они не могут служить Богу и им совсем недоступно спасение? Чувствует, как внутри что-то залегло тяжелым камнем, тянущим его куда-то вниз. Да не может такого быть!..       А ведь Гус и проповедовал об этом - о спасении, доступном каждому, а не только монахам и священникам, о важности чистоты духа, на что Целестин, кажется, и особого внимания не обращал никогда - он ведь наместник Бога, ему все можно, и Заповеди Господни ему не писаны - да он сам их изменить может, если того захочет. Он заведомо спасен, и его воля всегда будет равняться воле Божьей.       Но ведь Бог лишь потом будет судить этот мир, так почему это тогда сейчас делает Целестин?       Герхард чувствует, как внутри него все рушится. До безумия медленно и мучительно, что приносит неимоверную боль, от которой так хочется спрятаться, но не можешь. Можно метаться сколько угодно, но это тоже ничего не даст. Кажется, никогда он ещё не чувствовал себя столь паршиво, будто из него вырвали что-то ценное, частичку него. Такими темпами от его души останется лишь пепел, что будет ещё очень долго тлеть, вновь и вновь заставляя страдать днем и ночью и банально не понимать, что с этим вообще делать. Бесконечно долго стоять на коленях в молитве, пытаться услышать Святого Духа, но по итогу остаться без ответа. И так изо дня в день. Как же больно...       Целестину плевать, что сейчас гуситы громят территории Герхарда, ведь тот словно даже не способен их убить, как изначально должен был. Стал бесполезным... И он сам же потом пошел им на уступки. На уступки еретикам... Боже, да почему?! Мало ли, что они там требовали, они же дети дьявола. А Целестин готов пойти на компромисс, хотя должен был дать добро на месть?..       После такого нежелания мириться с ними, ненависти к ним, он готов пойти им на уступки, а не добить окончательно, когда они стали совсем слабы и решили заключить мир? Да после этого Войтех ещё долго будут оправляться, пока эти нехристи могут вновь дать о себе знать и с этого света его изжить.       Так ведь нельзя.       "Господь, что я делаю не так?.." - безмолвный крик умирающей души, потерявшейся в этом мире и, кажется, никогда так и не обретущей спасение.