The Day they went VIRAL

Феликс стоял у винтажного окна, сверху вниз глядя на безмятежную улицу Парижа. Город жил своей жизнью: люди спешили по своим делам, тёплые огни ресторанов манили посетителей, а вдали сияла огнями Эйфелева башня. У входа не было ни одного фаната или фотографа. Отсутствие навязчивого внимания делало любой день немного лучше, но конкретно сегодня — особенно. Феликс наслаждался тишиной, она в его жизни была редкостью. Лежащий рядом на тумбочке телефон был переведённый в режим "не беспокоить" уже почти сутки. Глубоко вдыхая холодный воздух, Феликс пытался сосредоточиться на моменте покоя, но рой мыслей в его голове не прекращал кружить с шести утра. Он проснулся в Японии, в номере отеля после очередной съёмки. Ещё вчера вечером он был уверен, что утром вернётся в Корею. Но всё изменилось, когда в дверь постучал охранник, и в номер ворвалась менеджер — взволнованная, торопливая. Он сидел на кровати, едва осознавая происходящее. Всё вокруг было как в тумане — её слова, нервное лицо, торопливый тон. «Извиниться публично… немедленно». Сначала он даже не понял, что она говорит. Слова казались пустыми, будто проходили мимо него. Предчувствие надвигалось, сковывая тело, пока в голове рождался хаос. Когда, наконец, до него дошло — утечка. Они. Он и Хёнджин. Всё вышло наружу, как яркая вспышка. Годы, проведённые в тайне, годы под пристальным вниманием камер, их страхи и скрытая любовь — всё это теперь лежало на поверхности, доступное каждому. Грудь сдавило паникой, но привычка взяла верх — Феликс на автомате попросил у менеджера время, чтобы собраться. Она вышла, оставив его одного в комнате, но он всё ещё сидел, не в силах до конца осознать масштаб случившегося. Феликс не мог двигаться. Несколько долгих минут он смотрел в стену перед собой, ощущая, как сердце начинает ускоряться, стуча всё сильнее и громче. Руки словно по собственной воле потянулись к подушкам в поисках телефона, будто это могло вернуть ему какую-то часть контроля. Количество уведомлений было ошеломляющим. Корея ещё спала, но запад уже активно подхватил новость, и репосты множились с каждой минутой. Феликс с трудом осознавал масштаб, но то самое видео нашел без всякого усилия. Он пересматривал его раз за разом, пытаясь принять новую реальность, в которой вдруг оказался. Каждая секунда этого ролика врезалась в его сознание, разделяя жизнь на «до» и «после». Видео было старым, почти трехлетней давности, снятым через приоткрытое окно. И несмотря на любительский характер съёмки, ракурс оказался безупречным. Хёнджин светился своей знаменитой улыбкой, смеясь в камеру так заливисто, что даже через экран чувствовалась его энергия. Феликс сидел спиной к окну, но тоже был легко узнаваем за счет светлой макушки и лука, в котором был на сцене в тот день. В тот момент они были в пустой гримёрке. Феликс позволил себе дернуть Хёнджина за ремень джинсов, притянув к себе. Его руки скользнули на талию Хвана, и, не задумываясь, он поцеловал его, смазав смех на губах. Ответный поцелуй был коротким, но мягким, таким естественным, как если бы они были одни в этом мире. Ладони Хёнджина легли на его бёдра, стаскивая с подоконника, и на этом всё закончилось. Простая шалость, мгновение уединения, которое теперь становилось доказательством их отношений. С тех пор прошло много времени. Каждый подобный момент становился редкостью. Любое подозрительное действие подвергалось пристальному вниманию, и дисциплинарные разговоры стали частью их жизни. Каждый взгляд, каждое касание, каждая улыбка на камеру могла стать причиной очередного выговора. Феликс уже и не помнил, когда в последний раз мог поцеловать Хёнджина за пределами тех глухо изолированных комнат, где их тайна оставалась в безопасности. Они давно перестали позволять себе такие волности. И вот теперь, когда всё рухнуло, план действий созрел у Феликса в голове быстро. Он не мог готовиться к унизительному выступлению, не собирался извиняться за свои чувства. Вместо этого, едва поднявшись с кровати, он начал делать брони и собирать вещи. Попросив охранника о помощи, он знал, что не сможет сбежать в одиночку в день, когда его имя мелькало в заголовках по всему миру. Это было слишком опасно. Охранник, Дохён, не был в восторге от этой идеи, но всё же согласился — понимал, что в одиночку Феликс рисковал слишком многим. Обещание оплатить всё из собственного кармана стало последним штрихом. Возвращение в Корею даже не обсуждалось. Феликс давно был сыт по горло постоянным контролем и лицемерием. Он знал, что там его ждёт лишь хаос — гомофобия, осуждение и бесконечные оправдания перед миром, который не готов их принять. Он не хотел возвращаться туда. Единственной целью было найти безопасное место, где можно укрыться от фанатов, от менеджмента, от всего этого кошмара. Второй мыслью, которая не покидала его голову, был Хёнджин. Феликс знал, что тот, всегда склонный к драматизации, переживает всё гораздо острее, и Ли беспокоился о нем. Поэтому Францию он выбрал не случайно. Хёнджин находился на съёмках для Versace в Милане, и Феликс знал, что Париж — лучшее место для их встречи. Он написал Хёнджину, предложив встретиться в том самом отеле, где они останавливались в последний раз. Из-за разница в часовых поясах Хёнджин ответил спустя несколько часов, пока Феликс был в воздухе, коротко подтвердив, что приедет. Но после этого — тишина. Ни одного нового сообщения. Феликс успел провести 12 часов в воздухе, заселиться в отель, выпить полбутылки вина, пытаясь расслабиться в ванной, но сообщения от Хёнджина так и не пришло. Он не знал, что делать с этим молчанием, но не мог заставить себя выйти на контакт с кем-либо ещё. Он специально оставался вне зоны досягаемости для всех — не хотел слышать унижающие слова, не хотел оправдываться. Ему не было дела до того, что думает агентство, он не мог больше слышать разговоры о том, что их отношения — это «позор» и «крах» для карьеры. Он ждал окончательного ответа. Ждал, когда агентство решит, что с ними делать — уволят их или попытаются спасти ситуацию. Феликс был готов к любому исходу, но принимать решения за компанию не собирался. Их отношения с Хёнджином всегда давались сложно. Пока между собой они делили гармонию и бесконечное понимание, внешний мир постоянно испытывал их на прочность. Каждый новый ультиматум от компании ставил под угрозу не только их чувства, но и всё, над чем они столько лет работали. Если сначала им даже поощряли физический контакт, заставляя шутить друг над другом и создавать контент, полный двусмысленности, то со временем правила изменились, и любое прикосновение или взгляд становились поводом для выговора. Им уже нельзя было просто обниматься или смотреть друг на друга слишком долго. Под давлением компании приходилось вырезать любые моменты, которые могли быть истолкованы как слишком личные. Соблюдать строгие правила игры, диктуемые индустрией, не просто утомляло, но и вызывало чувство вины перед фанатами, которых они ценили больше всего. Это было тяжело. Однажды всё зашло настолько далеко, что они даже расстались. Давление стало невыносимым, оба чувствовали, будто загнали себя в клетку, из которой нет выхода. Полгода они пытались поддерживать иллюзию нормальности перед камерами, но внутри всё рушилось. Иллюзия трещала по швам, и каждый день казался бесконечной пыткой. Феликс помнил одно утро после редкой ночи, когда они оба выпили больше, чем нужно. Он проснулся, чувствуя чужое тепло рядом. Хёнджин смотрел на него с нежностью и такой преданностью, тихо преребирая его волосы, что Феликс тогда так и не нашёл в себе сил отвернуться. Хёнджин был его самым близким человеком, его родственной душой. Он хотел видеть его счастливым, хотел, чтобы этот человек был рядом. Но вот с этим последним у них всегда были проблемы. Несмотря на то, что они научились держать дистанцию, ничто не могло изменить реальность: они больше не могли свободно пересекать ту грань, которую для себя установили, чтобы скрыть отношения. Иногда проходили месяцы, прежде чем они находили момент, чтобы побыть вместе, как пара, а не просто как друзья. И даже тогда их встречи были короткими и полными тревоги. Феликс часто думал, что ему этого недостаточно. Он бы солгал, если бы сказал, что редкие моменты близости с Хёнджином его удовлетворяли. Часто в его голове возникали мысли, как это было бы, если они могли бы просыпаться вместе каждое утро, без страха перед камерой или осуждением. Но реальность была иной, и компромисс, который они заключили, был их единственной возможностью сохранить баланс между тайной их отношений и публичной жизнью. Они дошли до того, что вообще перестали давать друг другу обещания. Никаких разговоров о будущем, никаких тайтлов, никаких ожиданий. Только верность и поддержка друг друга стали основой их отношений. Теперь же, когда правда всплыла наружу, Феликс ощущал странное облегчение. Всё, что раньше казалось таким сложным, теперь теряло свою силу. Больше никаких проверок, никаких выборов между любовью и карьерой. Теперь их отношения стали явью для всех, и никто не мог это изменить. Да, их ждали трудные времена, но была и некоторая свобода в том, что они больше не должны прятаться. Внутренне Феликс сразу принял возможность того, что они с Хёнджином уволены. Это казалось самым логичным развитием событий — худший из возможных исходов, к которому он уже готовил себя, чтобы не испытывать лишних разочарований. Пока он стоял у окна, наблюдая за особенным для них обоих городом, в его голове рождался новый сценарий — что будет дальше, если они больше не часть Stray Kids? Мысли текли хаотично, сменяя друг друга без остановки, и в них не было ни капли оптимизма. Но Феликс заставлял себя помнить обо всех контактах, которые он успел завести в мире моды и музыки. Модельные агентства, дизайнеры, бренды — люди, которые видели в нём не просто участника группы, но самостоятельную личность. Он вспоминал эти разговоры, эти рукопожатия, и постепенно в его голове начинало зарождаться осознание: конец одного этапа может стать началом другого. Да, ему было страшно. Было больно. Они с Хёнджином столько лет прятались, лгали, подстраивались под чужие ожидания. И вот теперь, когда всё это рухнуло, Феликс не знал, какой будет цена этой свободы. Щелчок двери, открывшейся за спиной, вывел его из размышлений. Феликс обернулся и, увидев тихо вошедшего Хенджина, вдруг облегченно улыбнулся. Хван выглядел уставшим, в оверсайзной худи, под огромным капюшеном шапка, поверх наушники, прямо мастер маскировки, если бы не объемный кожаный джекет, почти кричащий "Versace" и разом апргрейдевший его лук до прямого сходства с обложками журналов. Феликс был рад его видеть. Ни говоря ни слова, не давая Хенджину времени даже скинуть верхние вещи, он быстро скоратил между ними расстояние и скользнул руками под куртку, обвивая его талию поверх худи и ныряя носом в грубую ткань. Запах его парфюма вскружил голову, мигом стирая из воспоминаний все напряжение, что копилось с самого утра. Они виделись четыре дня назад во время последних съемок клипа, после которых Хван сразу улетел в Милан, но по ощущениям прошло минимум несколько месяцев, так долго длились прошедшие сутки. Хёнджин скинул с плеча сумку, стянул с головы наушники и тут же зарылся в его волосы носом, обнимая в ответ так крепко, что у Феликса что-то хрустнуло в позвонках. У него так делать научился. — Я рад, что ты в порядке, Бокки, — прошептал Хёнджин, его голос звучал мягко и с ноткой облегчения. Одна из его ладоней поднялась вверх, перед этим прощупав все изгибы под футболкой Ли, пока не зарылась в волосах, пустив по его коже стаю волнующих мурашек. Феликс закрыл глаза, позволяя себе постоять минутку в таком положеении. Он был слишком взволнован, слишком переполнен эмоциями. Всё, что он пережил за этот день — страх, тревога, беспокойство за Хёнджина — всё это теперь, хоть на миг, растворилось. Хёнджин был здесь, живой, целый, и это приносило невероятное облегчение. Феликс боялся, что тот сломается под давлением, испугается, но сейчас, чувствуя его теплое дыхание на макушке, он впервые за день позволил себе расслабиться. Они стояли так несколько минут, прежде чем Феликс приподнял голову, задержал дыхание и медленно потянулся вперед, касаясь губ парня едва ощутимо, будто спрашивая разрешения. Но Хёнджин ответил сразу, не давая времени для сомнений. Его губы двигались уверенно, и Феликс оказался поглощен теплом, что волной прокатывалось по телу. Он чуть приоткрыл рот, впуская Хёнджина глубже, и тот подчинился, углубляя поцелуй, медленно и сладко. Их дыхания смешались, а пальцы Хёнджина мягко заскользили по щеке, удерживая его ближе. Ничто больше не имело значения, кроме синхронного движения губ, каждый поцелуй был настойчивее предыдущего, но не терял нежности. Феликс инстинктивно потянулся ближе, стараясь почувствовать его полностью, всем телом, но Хёнджин вдруг мягко заправил выбившуюся прядь Феликсу за ухо и осторожно отстранился, не позволяя ему уйти дальше в это ощущение. Ли всё равно потянулся за ним, почти боясь, что этот момент ускользнет. — Прости, — прошептал Хёнджин ему в губы, — я не смог приехать один. Там за дверью мой агент. Он хочет поговорить с нами обоими, и дал нам всего пятнадцать минут. Слова Хёнджина ударили по Феликсу, как холодный ветер, разрушив тот уютный кокон, который они оба успели создать всего за несколько минут вместе. Это было так типично для их жизни — как только они чувствовали себя безопасно, реальность снова вмешивалась, заставляя отодвигать всё остальное на второй план. Феликс нахмурился. — Ночь за окном… — раздражённо выдохнул Феликс, убирая руки от Хёнджина. — Он не может подождать хотя бы до завтра? Всё, что накопилось за этот день — усталость, страх, тревога, — внезапно навалилось на него с новой силой. Он знал, что должен быть сильным, что Хёнджин нуждается в его поддержке, но сейчас Феликс ощущал, будто силы оставляли его. Он не хотел возвращаться к реальности, к этим проблемам. Они только что были вместе, обнявшись, и это был тот редкий момент, когда Феликс мог почувствовать, что всё будет хорошо. Но это чувство исчезло так же быстро, как и пришло. — Феликс… — тихо произнёс Хёнджин, явно замечая его напряжение. — Я понимаю, что ты устал. Я тоже устал. Но нам нужно послушать, что он скажет. Мы не можем прятаться вечно. Феликс молча облокотился о стену, проведя рукой по лицу. Он знал, что Хёнджин прав. — Ты знаешь, что я даже не выходил на связь весь день? — наконец произнёс Феликс, его голос был тихим, но в нём явно звучало недовольство. — Я не знаю, что происходит в СМИ, не знаю, что говорит JYP. И, честно говоря, не хочу. Я слишком устал слушать это дерьмо. Лицо Хенджина посерьезнело. — Ты правда не знаешь? — спросил он, подступая ближе. — Феликс, Чан пытался с тобой связаться. Его позвали на митинг вместо нас, чтобы представлять интересы группы. На самый первый, где они пока только матом орали. Договорились только, что будут тишину в эфире держать, а Чан вспылил и в бабл пост написал. Прямо с митинга. — Что? — Феликс оторвался от стены и посмотрел на Хёнджина с явным удивлением. — Что он написал? — Он попросил stay поддержать нас, — тихо ответил Хёнджин, и в его голосе звучала смесь благодарности и тревоги. — Он сказал, что поддерживает нас, и попросил их сделать то же самое. Феликс почувствовал, как его сердце на миг сбилось с ритма. Он не ожидал. Чан, конечно, всегда был его близким другом и верным союзником, всегда прикрывал его задницу перед стафом и поддерживал советом, но он так же был лицером группы, и нес ответственность сразу за всех. Дело не только в прямом неподченении или явной дерзости выходки, Чан своей публичной поддержкой втянул Stray Kids в тот же гомофобный скандал, в котором уже тонули они с Хенджином. Приятно, конечно, что от них не отвернулись и не оставили разбираться со своими проблемами в одиночку, но Феликс искренне не хотел, чтобы из-за него кто-то еще мог лишиться своей карьеры. Его первой мыслью было, что Чан зря это сделал. Но не успел Феликс до конца уложить в голове новую информацию, как Хенджин продолжил рассказывать, одновременно начиная стаскивать с себя одежду слой за слоем. — Я когда проснулся, это все в сети уже постили, в Корее время было к обеду. Так что я сразу в наш чат зашел, хотел посмотреть, что парни обсуждают, а там такая тишина, как никогда не было. Все по личкам разбежались, как крысы, - Хенджин забавно фыркнул, сдувая с лица волосы, и бросил быстрый взгляд на Ли, проверяя, удалось ли заставить его улыбнуться. Феликс его шутку не оценил, такое редко бывало, но то ли Хенджин слишком нервничал, то ли Ликс слушал его слишком внимательно. — В общем, я сразу Чанбину набрал, а у них там такие крики стояли, я понял только, что мне в инстаграм зайти надо. Ну, я и зашел, а там Джисон... Хенджин вдруг прервался, прежде чем растечься по ближайшему креслу и снизу вверх посмотреть на напряженного Феликса. Верхняя одежда неопрятной кучей была сброшена поверх сумки, а сам Хван сверкал своими обнаженными руками и занимал собой все кресло, будто фотографу позировал. В любой другой день Феликс бы тут же на весь этот беспредел отвлекся. — Что Джисон? — поторопил он, хмурясь. Он не понимал, к чему вела эта история, но так хотел услышать ее окончание, что внезапные паузы действовали ему на нервы. Он боялся услышать что-то, что его расстроит. — Джисон… — Хенджин тяжело выдохнул и отвел взгляд в сторону, — заперся в туалете и вышел в прямой эфир. Тоже выразил нам поддержку, а затем начал подводить к собственному камингауту. Он хотел признать свои отношения с Минхо. Но… — Но?! — Хенджину удалось заинтриговать его не на шутку, Феликсу казалось, у него сейчас сердце выпрыгнет от волнения. — Судя по шуму, — голос звучал значительно тише, — дверь выломали, и его эфир прервали. После этого у всех участников группы конфисковали телефоны. Феликс застыл. Он не мог поверить, что Джисон пытался сделать, это было неслыханно! Одно дело где-то спалиться и огребать за собственную неосторожность, другое - взять и высказаться самому. Джисон, конечно, всегда был как пламя, дай ему повод, и он устроит пожар. Особенно когда дело касалось чего-то, во что он верил, а гомофобия в Корее доставала его почти так же, как Феликса. Так что Ли совсем не удивился желанию своего друга оказаться на волне гей-революции, это было эпично и как раз в его стиле, другое дело — как он осмелился решиться на такой шаг? В реальном мире, где кучке айдолов едва ли удалось бы победить гомофобию, его поступок ровнялся карьерному самоубийству. — Поэтому я не мог выходить на связь, — закончил Хёнджин. — Агентство взяло ситуацию под "полный контроль". Феликс продолжал смотреть на Хвана, но мысленно был с другими участниками своей группы. Он понял, что скучает по ним, и что хочет снять блокировку со своего телефона, чтобы позвонить Чану, и Джисону, и может даже маме с Оливией, те наверняка волнуются. Он вдруг понял, что был не один. У них с Хенджином были прекрасные друзья, столь же отбитые и рисковые, как они сами. Феликс никогда не рассчитывал, что кто-то из них решит рискнуть своей карьерой, чтобы поддержать его, и оказался неправ. Что заставляло его себя чувствовать хорошо и плохо одновременно. Он был бесконечно благодарен, поэтому подводить столь преданных друзей было еще больнее. — Подожди, а как ты добрался сюда без телефона? — вдруг спохватился Феликс, включаясь обратно в разговор, пока собственный поток мыслей не довел его до слез. Он вновь сосредоточился на Джинни, который протянул к нему руку, приглашая перестать изображать зомби и сесть с ним. Он даже подвинулся, и места на кресле оказалось не так уж и мало. — Я должен был лететь в Корею первым рейсом, — начал Хёнджин, когда Феликс умостился на подклокотнике — сесть ближе уровень его тревожности не позволил. Хенджин не возражал, тут же принявшись нервно перебирать пальцами его икры. — Но как только мне вернули паспорт, я решил повторить твой трюк и сбежать. Купил билет до Парижа, но, конечно, Суйё за мной увязался. Лучше бы он мой телефон захватил, от того было бы больше толка. Будто услышав своё имя, в дверь кто-то постучал. Феликс, внутренне ожидавший чего-то подобного, слетел с кресла в секунду, а уже в следующую дверь распахнулась, впуская мрачного Суйё. — Собирайтесь, — сказал он резко, даже не пытаясь начать с элементарной вежливости. — Наш рейс в Корею через три часа. Мы потеряли кучу времени, если не выйдем сейчас, в аэропорту нас будет ждать армагедон. Феликс был даже рад, что Суйё не стал размениваться на любезности, его резкий тон вмиг привел все системы в оборонительное состояние, Феликс скрестил на груди руки и ответил ему в тон: — Я никуда не полечу, — заявил он прямо. Это решение он принял еще утром и не собирался он него отсупать. — Я остаюсь в Париже, пока не узнаю, поддерживает нас компания или нет. Я не собираюсь возвращаться в этот хаос, где нас уже ненавидят. Ты сам знаешь, что будет — гомофобия, угрозы. Мы не хотим снова через это проходить. Менеджер тяжело выдохнул, сжав челюсть, будто пытаясь сдержать раздражение, что уже прорвалось наружу. — Ты действительно не понимаешь, что происходит? — он пристально посмотрел на Феликса. — Пока ты думаешь, что Париж — это ваше безопасное место, корейская пресса уже разносит вас в пух и прах. Они пишут, что ваше поведение аморально и наносит вред имиджу страны. Феликс почувствовал, как все его тело напряглось словно в ожидании нападения, но он молчал, ожидая продолжения. — В социальных сетях льются потоки ненависти, — продолжал агент. — Комментарии под каждым постом с вашими именами. Они говорят, что вы «позор страны», «разрушаете традиционные ценности». И это только начало. За последние сутки в офис JYP пришло десяток писем с угрозами физической расправы. Феликс резко обернулся на Хёнджина, чтобы увидеть его реакцию. Тот стоял с расширенными от шока глазами — было ясно, что он тоже не знал об этом. — Вот о чём я говорю! — эмоционально воскликнул Феликс. — Мы будем рисковать жизнями, если вернёмся туда. Зачем нас заставлять? Суйё посмотрел на него так холодно, что мигом становилось понятно: они смотрели на ситуацию с очень разных точек зрения. — А ты думаешь, что остаться здесь — хорошая идея? — его голос стал даже более резким. — Думаешь, западные фанаты смогут вас спасти? JYP базируется в Сеуле, и именно корейский рынок приносит основной доход. Бренды уже начали отменять контракты с вами. — Какие бренды? — эхом откликнулся Хёнджин. — Все, с кем вы работали, — рекламные кампании, спонсоры... Многие из них уже сообщили, что не могут ассоциироваться с вами после этого скандала. Вы стали токсичными для бизнеса, и никто не хочет связываться с темой гомосексуальности. В Корее это всё ещё табу, если вы забыли. Останетесь в Париже и не сделаете официального заявления, вас сочтут трусами и всё станет только хуже. Феликс упрямо молчал, сжимая губы и скрывая за непроницаемой маской те бурные эмоции, что разрывали его изнутри — страх, гнев, растерянность. Суйё, заметив его молчание, усмехнулся, жестко и холодно, словно ему доставляло удовольствие видеть их беззащитность перед ситуацией. — Дальше появятся протесты, — продолжил менеджер, и в этот раз, казалось, он почти наслаждался собственной речью. — Люди начнут требовать вашего увольнения. Компанию это только подтолкнёт к тому, чтобы действительно вас уволить. Вы же сами подписали контракты, в которых чётко прописано, что не имеете права вредить имиджу компании. Это вот то, чем вы сейчас занимаетесь. Так что если не подчинитесь их требованиям, вас обоих засудят. Феликс держал лицо, ему не хотелось показывать, как сильно эти угрозы били по его нервной системы. В отличие от множества других разговоров с начальством, где его часто даже в более грубом формате просвещали о том, какие последствия будут у разоблачения их связи, в этот раз Феликсу не удавалось дистанцироваться и проигнорировать. Он знал, что прежде все эти угрозы были лишь байками, призванными отбить у них желание скрываться по углам с кем-либо своего пола. Феликс таких бесед наслушался больше, чем все остальные, у него "на лице написано", что с его ориентацией какие-то отклонения. Так что удивить его было сложно. Однако хлоднокровный тон Суйё все равно обезаруживал, потому что в отличие от всех предыдущих раз, сегодня ему описывали не туманные перспективы, а его завтрашний день. Феликс сжал кулаки, собираясь с ответом, но был рад, что Хёнджин его опередил. — То есть ты предлагаешь, чтобы мы вернулись и сказали какое-то враньё? — Хёнджин едва сдерживал себя, его руки мелко дрожали, а голос был на грани срыва. Феликс видел, как он пытался удержать контроль, и не удивился бы, если по комнате в итоге полетели стекла. — Назвать это недоразумением? Сказать, что это просто шутка? Ха-ха. Ты думаешь, это смешно? Суйё резко нахмурился, реагируя на чужую агрессию, его терпение явно истощалось. — Скажи спасибо своему другу Бан Чану. Если бы не его в жопу никому не всравшаяся поддержка, видео бы назвали дипфейком и вам бы вообще об этом говорить не пришлось! Вы сами больше шума наделали со своими побегами и несанкционированными эфирами, вечно думаете, что самые умные, блять... Мужчине пришлось сделать глубокий вдох, чтобы самому успокоиться и не наколять обстановку дальше. Хенджин, готовый взорваться еще несколько секунд назад, с упоминанием Криса замер, но Феликс все равно крепко сжал его плечо, поддерживая. За Хваном, конечно, не наблюдалось привычки кидаться на людей с кулаками, но от сегодняшнего дня Феликс мог ожидать чего угодно. — Слушайте, Хёнджин, Феликс, — начал Суйё еще раз, видимо, восстановив часть контроля над собой. Уж не ему тут полагалось истерить и бросаться обвинениями, — Я понимаю, что вы устали, мы все устали. Но речь идёт не только о вашей жизни. Это судьба всей группы и компании. Если вы не будете сотрудничать, Stray Kids могут просто распустить. И остальных участников уволят. Все они потеряют работу из-за этого скандала. Ты готов взять на себя такую ответственность, Хенджин? Вероятно, менеджер обратился напрямую к Хвану, полагая, что на него будет легче надовить. Феликса это взбесило. — Мы уже достаточно взяли на себя, — тихо ответил за него Феликс, крепче сживая хватку на чужом плече. — Я не вернусь, чтобы снова лгать. Если компания хочет нас уволить, пусть сделает это. Я не буду больше притворяться, что это не правда. Хёнджин посмотрел на него с явным восхищением, хотя Феликс чувствовал, что смелости у него не так уж много. Он притворялся сильным за них обоих, измотанный постоянным давлением и бесконечными компромиссами. В этот раз он хотел постоять за себя, за Хёнджина, за их отношения. Но внутри все его решения подтачивала усталость. Суйё нехорошо усмехнулся, его глаза блеснули холодным огнём. Он подцепил стоявший рядом стул, перевернул его спинкой вперед, возводя своеобразную стену между собой и парнями, и тяжело опустила. — Хорошо, давай рассмотрим твой вариант событий, — произнёс он с мрачным удовлетворением. — Ты так сильно хотел знать, что собирается предпринять агентство? На текущий момент варианта у них всего четыре. Под пристальным взглядом менеджера Хенджин нашарил маленькую руку на своем плече и не постеснялся накрыть ее своей. — Первый вариант: компания вас поддерживает. Но, давайте будем честны, вероятность этого минимальна. В Корее гомосексуальные отношения — табу. Компания рискует потерять всё — от контрактов с брендами до спонсоров. Да, у вас есть поддержка за рубежом, но корейский рынок — это основа бизнеса. Если компания встанет на вашу сторону, они могут потерять всё. Феликс перевёл взгляд на Хёнджина, который нервно дёрнул плечом, его лицо было замкнутым, словно он пытался спрятаться от этих слов. Оба знали, что этот сценарий — лишь фантазия. — Второй вариант: они решат всё замять, — продолжил Суйё с ледяным спокойствием. — Заставят вас публично извиниться, придумают оправдание. Это единственная рабочая схема на данный момент. И овцы целы, и волки сыты. Для них это будет выглядеть как «принятые меры», и, возможно, ситуация решится. — А с нашей стороны? — Феликс резко подался вперёд, голос его дрожал от злости. — Мы снова будем притворяться, что ничего не произошло? Никого вообще не волнует, как много нам уже приходится врать? Да ради бога, я со сцены называю его "My аmigo", какую байку они еще придумают, чтобы отвлечь stay от видео? Может, вы вообще женете одного из нас, чтобы слухи закончились? — Не обязательно женить, — Хенджин даже не смотрел на него, когда говорил. Голос был таким бесцветным, что у Феликса сжалось сердце. — Достаточно просто исключить не двоих, а одного. Меня, например. — Хэй! — Феликс резко его тряхнул, заставляя обратить на себя внимание. — Мы не будем это обсуждать! Ли пыхтел, как чайник, а кулаки чесались. Не часто он находил себя в такой ярости, и довел его комментарий Джина. Последнее, что им стоило делать, так это подкидывать агенству идеи, как еще над ними поиздеваться. Со всем ревом едва сдерживаемых эмоций, Феликс уставился на Суйё в молчаливом требовании продолжить начатое. Тот, усмехнувшись, шутлико поднял перед собой руки. — Ты прав, Феликс. От вас ожидается, что вы будете выполнять свою работу. Еще раз напоминаю, что вы сами подписали все контракты и сами со всем согласились, никто вас не принуждал. К чему эти недовольства теперь? Вам это тоже на руку. Если справитесь, то вас не уволят и не засудят. Останетесь в группе, и всё будет почти по-прежнему. Да, ваша репутация никогда до конца не восстановится, угрозы будут продолжаться… Но об этом вам стоило раньше думать, прежде чем свои члены в неподходящего для этого дырки совать. Феликс резко отвернулся и отошел к окну, чувствуя, что если продолжит смотреть на этого человеку еще на секунду дольше, то сделает что-то, о чем будет жалеть. Ему было нужно остыть. — Третий вариант: вас обоих увольняют, — продолжил агент, его голос неожиданно наполнился фальшивым энтузиазмом, который только нарастал. — И вот тут начинается самое интересное. Вы думаете, что на этом всё закончится? О, нет. Все контракты, которые вы подписывали, включая соглашения о защите имиджа компании, — это миллионы долларов. В случае увольнения вас заставят выплатить эти суммы. Через суды, если потребуется. С вас взимут компенсацию за каждое нарушение, за каждый контракт, который они потеряли из-за вас. Феликс знал, что айдолы никогда не имели полной свободы действий, но ситуация напоминала собой почти рабство. Им не оставляли выбора. Делайте, что велено, или расплачивайтесь по долгам до конца жизни. Абсурдности добавляло, что даже в случае покладистости они не получали гарантий, что смогут хотя бы приостановить карьеру без финансового ущерба, если stay не купятся на их оправдания. — И это ещё не всё, — продолжал Суйё, заметив, как лица парней всё больше опускались. — Если вас уволят, никто в индустрии больше не захочет с вами работать. Не только в Корее. Ваше имя станет чёрной меткой. Ваша карьера будет уничтожена, и неважно, куда вы сбежите — в Париж, Америку или Австралию. — И, наконец, четвёртый вариант: они распустят группу, — Суйё говорил теперь тише. Такой расклад затронул бы и его самого. — Stray Kids просто перестанут существовать. Вас обоих уволят, и, возможно, некоторые участники подпишут сольные контракты. Но группы больше не будет. Вы не только себя закопаете, но и всех своих товарищей. Феликс резко обернулся, готовый возразить, хотя внутри у него всё оборвалось. Да, ущерб репутации группы беспокил его сильнее всего, потому что затрагивал людей, которых Ли ценил. — Мы могли бы заключиит новый контракт с западным лейблом. Всей группой, — неожиданно предложил он. — Мы всегда получали поддержку из-за границы. Stray Kids популярны не только в Корее. Нас любят в Европе, Америке. Возможно, мы смогли бы продолжить свою карьеру там. На эти слова Суйё не смог сдержать смеха. Он рассмеялся так громко и неожиданно, что Феликс вздрогнул от этого звука и неприятно поморщился. Он вдруг понял, что не понимал, как Хенджин с ним работал. Если тот хотя бы в половине случаев вел себя подобным образом, Феликс регулярно терял бы его в аэропортах. — Ты серьёзно? Готов поспорить, это было бы твоей голубой мечтой, ставшей явью, — агент столь неприятно смеялся, вытирая уголки глаз от слёз, что Феликс даже не понимал, был ли этот смех настоящим. — Ты правда думаешь, что какой-то западный бренд подпишет контракт с айдолами, чья репутация в клочья? Ты настолько наивен? Феликс высокомерно задрал подобородок, готовый к активной конфронтации, даже не замечая, как обхватывал себя руками в зищитном жесте. — Ты живёшь в иллюзии, Енбок, — продолжал агент, так же остро и насмешливо. — Никто не захочет иметь дело с вами после такого скандала. Даже западные лейблы, которые якобы поддерживают свободу выбора и ЛГБТК+, не будут рисковать своей репутацией. Они тоже следят за имиджем, и ни одна уважающая себя компания не подпишет контракт с вами, когда ваши имена мелькают в корейских новостях как синонимы слов «скандал» и «позор». Все те контракты, что вы потеряли в Корее, скажутся на вашей карьере за границей. В мире шоу-бизнеса репутация решает всё. И когда она разрушена — как сейчас, — никто не захочет с вами работать. Так что нет, Феликс, — его голосом можно было дрова рубить, так много там было стали. Феликс не отказался бы на это посмотреть, — мы обсуждаем конец твоей карьеры. Пора снять розовые очки и признать это. Феликс снова отвернулся, участвовать в этом разговоре было выше его сил. Он осознавал, что их запугивают, и, к своему ужасу, понимал, что это работало. — Я, честно говоря, не понимаю, что мы здесь вообще обсуждаем, — Суйё так и не долждался реакции ни от одного из них, а потому снова взял ситуацию в свои реки. — У вас нет вариантов. Компания будет действовать так, как выгодно ей. Никто не даст вам никаких гарантий. Если вы не сможете уменьшить волну хейта, вас просто выкинут. Так что вам лучше извиняться и оправдываться так убедительно, как только сможете, а не сидеть здесь и жаловаться на несправедливость. Никто не будет вас спасать. Я уж точно не собираюсь вытирать вам сопли. Его слова не произвели никакого впечатления на Феликса и Хёнджина, оба продолжали молчать, думая о своем, что, казалось, только больше раздражало Суйё. Он резко добавил: — Ну, или вы можете выйти в лив, как ваш тупоголовый дружок Джисон, и подтвердить всё. Тогда вы оба попадёте под колоссальные иски, подставите всех вокруг, и, возможно, лет через десять, сосав у кого придётся, насобираете на билеты на необитаемый остров, где сможете остаться жить только вдвоём. — Суйё, не выдержав собственного всплеска эмоций, резко встал и двинулся на выход. Последнее, что они слушали, было тихое — Долбаёбы… — а затем дверь хлопнула так громко, что звук отразился эхом в тишине комнаты. Феликс почти сразу кинулся к двери, поворачивая замок в отчаянной попытке отгородиться от внешнего мира. Он прислонился спиной к дверному косяку, чувствуя, как его трясёт от эмоций, которые захлестнули его целиком. Его дыхание было тяжёлым, будто он только что действительно с кем-то подрался. Но когда его взгляд встретился с глазами Хёнджина, Феликс понял, что оказался затянут в ещё более глубокий водоворот смятения и боли, что исходили от его любимого человека. Хёнджин, который до этого молчал, теперь стал тихо всхлипывать, утирая слезы рукавом. Его плечи дрожали, он выглядел совершенно сломленным. — Хёнджин… — мягко сказал Феликс, подходя ближе. Он знал, что такие моменты не проходят сами собой. Боль Хёнджина была реальной, она накапливалась уже не один день, не один месяц. Это не была просто драма, это была внутренняя борьба, которая отрывала его от реальности и толкала в бесконечный водоворот паники и страха. Феликс осторожно обвил руками его плечи и тихо потянул ближе к себе, сам забираясь на его колени. Он знал, что лучше всего в такие моменты просто дать Хёнджину ощущение защиты. Не нужно слов, не нужно напоминаний, просто быть рядом, чувствовать друг друга. Он ощущал, как тот прижимается к нему, его тело содрогалось от тихих всхлипов. — Я не могу больше, Феликс… — прошептал Хёнджин, его голос дрожал, а слова чувствовались как прорыв сквозь стену, которую он так долго держал внутри. — Я больше не могу этого выносить… — его пальцы сжали футболку Феликса, как будто он искал в этом кусочке одежды что-то, что могло бы удержать его на плаву. Феликс крепче сжал его в своих руках, не отпуская, не давая этому моменту уничтожить их обоих. — Я знаю, — тихо ответил он, мягко, но уверенно. Он понимал Хёнджина как никто другой. Знал, как это тяжело, знал, какова цена их жизни в шоу-бизнесе. — Я знаю, что ты устал. Мы оба устали. Но мы пройдём через это. Вместе. Хёнджин всхлипнул снова, его дыхание было прерывистым, словно он пытался что-то сказать, но не мог найти слов. Его лицо спряталось во впадине между шеей и плечом Феликса, а слёзы тихо капали на кожу. — Я просто не понимаю, за что всё это… — наконец вырвалось у Хёнджина. — Почему мы должны за всё это расплачиваться? За то, что… — он замолчал, его голос задрожал, и Феликс чувствовал, как тот борется с собой, не желая признать вслух то, что их больше всего убивало. — За то, что мы любим друг друга. Феликс зажмурился, чувствуя, как сердце сжимается от боли. Хёнджин был прав. Это не должно было быть настолько сложным. Их любовь не должна была превращаться в то, что разрушает их жизни. Но общество, в котором они жили, не было готово принять это. И чертов Суйё был прав — они сами сделали этот выбор. — Я не хочу больше притворяться, — Хёнджин наконец поднял глаза на Феликса, в его взгляде было столько боли, что Феликс на мгновение потерялся. — Я не хочу больше носить маски. Я просто хочу быть с тобой. Но… — его голос сорвался, и он снова замолк, сжимая кулаки от бессилия. Феликс мягко убрал волосы с лица Хёнджина, его прикосновение было таким естественным, что казалось, будто это их единственный способ общаться в этот момент. Он знал, что должен быть сильным. Не только ради Хёнджина, но и ради себя. — Я люблю тебя, Хёнджин, — сказал он тихо, их лбы коснулись друг друга, и Феликс смотрел прямо ему в глаза. — Ты самый потрясающий, самый лучший. Я всегда буду с тобой, прямо здесь, что бы ни произошло. Хёнджин закрыл глаза, их дыхания слились в одно, и на мгновение всё вокруг исчезло. Остались только они двое, посреди этого хаоса. В этот момент не существовало скандала, не было угроз, не было боли — только их нежность друг к другу, их связь, которую никто не мог разрушить, даже они сами. — Я боюсь, Феликс, — Хёнджин наконец произнёс то, что было в его сердце весь этот день. — Я боюсь, что они разрушат нас. И что мы потеряем всё. И я боюсь вернуться и услышать, как все будут нас ненавидеть… Я не знаю, как с этим справиться. Феликс провёл руками по его спине, пытаясь успокоить, хотя сам чувствовал тот же страх. — Мы найдем способ, Джинни, — его голос был уверенным, даже если внутри он чувствовал то же отчаяние. Хёнджин прижался к нему еще чуть сильнее. — Я рад, что ты здесь, Ликси. Без тебя я бы не справился. Феликс прижался губами к волосам Хёнджина, закрыв глаза. Эти слова были правдой не только для Хвана, но и для него самого. Без Хёнджина он тоже бы не справился. Несмотря на весь хаос, который окружал их, несмотря на угрозы и боль, они всё ещё были друг у друга. Постепенно Хенджин начал приходить в себя, его дыхание стало ровнее, и он больше не всхлипывал. Вместо этого он начал нежно покрывать поцелуями участки кожи Феликса, до которых мог дотянуться, клеймя его своей тихой благодарностью. Очередной стук в дверь вынудил их прерваться в очередной раз. Феликс окончательно решил, что с него достаточно на сегодня. Осторожно отстранив от себя Хёнджина, он посмотрел ему в глаза и тихо сказал: — Иди, прими душ и пойдем спать. Я разберусь с ними. Хёнджин на мгновение задержал взгляд на Феликсе, словно пытаясь убедиться, что всё в порядке, прежде чем направился в ванную. Шум воды через пару минут подтвердил, что тот, наконец, позволил себе расслабиться. Феликс же долгое время просто стоял на месте, чувствуя, как яркие эмоции медленно гасунт в его душе, оставляя пустоту и безмерную усталость. Он выдохнул и пошел открывать дверь. В коридоре его ждал Дэхён. — Вам помочь донести вещи? — спросил тот, кивая Феликсу за спину. — Суён отправил меня вас поторопить. Феликс покачал головой, почувствовав очередной урол раздражения. — Нет, — сказал он твёрдо. — Мы оба слишком устали. Останемся в номере до утра. Можешь так и передать Суйё. Дэхён очевидно замялся, и Феликс позволил себе тяжело выдохнуть, чувствуя, как его терпение снова начинает истощаться. — Ну что там ещё? — спросил он, подперев косяк плечом. — Администрация отеля предупредила, что снаружи собирается всё большая толпа, — Дэхён нервно посмотрел в сторону, будто проверяя что-то за углом. — Они не могут гарантировать вашу безопасность здесь, если наше агенство не пришлет больше охраны. Могут возникнуть проблемы Феликс закрыл глаза на мгновение, позволив этой информации осесть внутри. — Хорошо, я понял, — сказал он наконец, стараясь звучать спокойно. — Мы выселимся рано утром. Идёт? В этот момент Феликс был готов пообещать всё, что угодно, лишь бы их оставили в покое хотя бы на несколько часов. — Дэхён, пожалуйста, проследи, чтобы нас больше не беспокоили. Особенно Суйё. Остаток ночи прошел тихо, но неспокойно. Феликс и Хёнджин лежали рядом в постели, первый сонно моргал, наблюдая за силуэтом второго, что с отсутствующим видом залипал в ленту с телефона самого Ликса последние минут пятнадцать. Если Ли необходимость выйти на контакт с миром нервировала, то Хенджин, казалось, наоборот мог успокоиться, только зная, с чем они имеют дело. — Тебе тут Оливия весь день пишет, может, хочешь ей что-то ответить? Феликс, поморщившись, зарылся носом в подушку. У него совершенно не было энергии на новые переживания. Ему казалось, он бы уже спал, если бы Хенджин сопел у него под боком, а не залипал в экран. — Напиши ей, что я в порядке и свяжусь с ней завтра. Не хочу сейчас общаться. Хенджин сосредоточенно кивнул, но спустя полминуты снова заговорил: — Она тебе тут видео и скриншоты присылает с контентом stay. Все такое доброжелательное и милое, аж не верится. Вот это забавное, посмотри. И перед носом Феликса появился экран. Свет был слишком ярким, у него сразу заслезились глаза, но Ли все равно постарался выдавить из себя какое-то одобрительоне мычание. Хенджин, вхдохнув, заблокировал телефон и сполз вниз, устроивая голову на подушке Феликса. Их лица теперь разделяло лишь несколько сантиметров, и Ли был совсем этому не против. Они еще какое-то время молчали, просто глядя друг на друга, а затем Хенджин заговорил снова. — Не могу перестать думать, что теперь будет, — прошептал он, слегка облизывая губы. Феликс, поймав себя на том, что отводит взгляд, вернул его обратно, осуждая себя за привычку держать дистанцию даже тогда, когда был очень близко к человеку, к которому его так тянуло. В конце концов, за закрытыми дверями спальни они могли быть собой. — Я тоже, — честно признался Феликс, прикрывая глаза на мгновение. — Кажется, что все пути закрыты. — Мы всегда могли уйти, — задумчиво продолжил Хван, его голос звучал тихо, но уверенно. — Я много думал об этом. Что, если это конец? Может, было бы проще… исчезнуть. Оставить всё позади. Тяжело, конечно, но в каком-то смысле и легче. Феликс почувствовал, как эти слова отзываются тяжестью в груди. Уйти? Исчезнуть? Отказаться от всего, что они строили? — Ты правда так думаешь? — тихо спросил он, внимательно наблюдая за Хёнджином. — Ты готов всё бросить? Мы столько лет работали ради этого. Это не просто группа, это наша жизнь. Ты правда хочешь сбежать? Хёнджин на мгновение замолчал, его голос был приглушённым, когда он ответил: — А ты разве не устал? — Он закрыл глаза, словно собираясь с мыслями. — Я устал от того, что нас постоянно прижимают к стенке. Устал от лжи, от необходимости каждый день притворяться. Это не та жизнь, о которой я мечтал, Ликс. Феликс понимал его. Он и сам был измотан — бесконечные компромиссы, ложь, давление, ожидания со стороны общества и компании. Но в нём всё ещё горел огонь. — Я тоже устал, — сказал он тихо, глядя на Хёнджина. — Но я не готов сдаваться. Не сейчас. Мы прошли слишком многое, чтобы просто так всё бросить. Хёнджин снова вздохнул, перевернулся на спину и уставился в потолок. — Ты всё ещё хочешь продолжать это? Даже, если нас уволят? — Феликс чувствовал его неверенность кожей. — Даже если мы больше никогда не сможем вернуться на сцену? Сложный вопрос, он не был готов ответить на него, хотя и имел целый день на подумать. — Если нас уволят… мы найдём другой путь, — наконец произнёс Феликс, постаравшись, чтобы его голос звучал твёрдо. — Но мы не одни. Я хочу хотя бы поговорить с Чаном. Посмотреть, что он думает. Что нас ждёт. Перспектива потерять всё была страшной. Они оба боялись неизвестности. Но в то же время… они всё ещё были друг у друга. И, возможно, это было самым ценным. — Я хочу верить, что у нас есть будущее. Даже если всё закончится здесь. Не обязательно такое, как мы планировали, но… мы можем начать заново. Не в Корее, может, где-то ещё. Но я не хочу жить с мыслью, что мы сдались. Хёнджин вновь посмотрел на него, и в его взгляде отразились эмоции — усталость, сомнение, но и какая-то надежда. — Думаешь, у нас есть шанс? — спросил он очень тихо, его голос был невероятно мягок, почти хрупок. — Удержать и то, и другое. Феликс не хотел этого признавать, но вопрос разбил ему сердце. Он сам не раз себе его задавал, и каждый раз отказывался принимать ответ. Потому что правы были все те менеджеры, кто бесконечно их предостерегал. У их отношений не было будущего в Корее, если они планировали оставаться айдолами. — Иди сюда, — позвал Феликс вместо ответа, придвигаясь ближе и стирая последнее расстояние между ними. Он закинул бедро на Хёнджина, всунул руку под его голову, и они сплелись всеми конечностями, словно не могли насытиться друг другом. Несколько секунд они ворочались, устраиваясь поудобнее, пока Феликс не обнуражил себя в очень комфортной, но очень раскрытой позе, и горячие руки Хенджина на его теле отнюдь не помогали. Низ живота против воли обожгло приятным теплом, давить развитие которому Ликс не планировал. Он был уверен, что ни один из них сейчас не был полностью в состоянии возбудиться — усталость, стресс и весь этот ужас дня накладывали отпечаток. Ему было достаточно простой близости: тихие, уютные прикосновения уже приносили собой невероятное облегчение. — Мы справимся, — пообещал Феликс шепотом, его голос звучал увереннее, чем он сам чувствовал. — Просто нужно решить, как. Хёнджин глубоко вздохнул, прижимаясь ещё ближе, его руки крепче обвили Феликса, будто это могло защитить их обоих от всех внешних угроз. — Я поддержу тебя в любом случае, Ликс, — прошептал он в ответ. — Что бы ты ни решил — я с тобой. Если ты не хочешь лгать, то я тоже не буду. Но если ты захочешь попробовать исправить всё, если захочешь дать этому ещё один шанс… я буду с тобой до конца. Эти слова осели отпечатком на душе Феликса. Хёнджин уже уснул, а он всё продолжал держать его в объятиях, пока слёзы тихо стекали по щекам, исчезая в подушке. Феликс все думал о словах Джина и осознавал, насколько счастлив он на самом деле. Как же часто он отвлекался на незначительные вещи, когда самое важное всегда находилось рядом. Феликс вдруг понял, почему каждый раз его так тянуло к Хёнджину — не просто из-за любви, а потому что Хван, несмотря ни на что, верил в их отношения. Он продемонстрировал это снова сегодня. Ли глубоко тронуло, что Хёнджин не допустил ни тени сомнения в них как паре, хотя именно их связь стала причиной общественного хейта. Он не жалел ни о чём и был уверен, что Феликс тоже не жалеет. Ли никогда бы не смог подвести человека, который так в него верил, но только сейчас он по-новому осмыслил, насколько ценно это доверие, это величайшее сокровище, которое подарил ему Хёнджин. Никогда прежде он не чувствовал такой сильной связи с кем-то, даже с родителями или сёстрами. И хотя именно Феликс был инициатором их отношений, без сомнений, Хёнджин был тем, кто помог сохранить эту связь. И этот человек не просил большего, чем просто быть рядом. Этого ему уже было достаточно. Сегодня Феликс убедился, что Хёнджин больше не хотел гнаться за карьерой. Она не приносила ему того удовлетворения, как в начале пути, хотя его популярность росла стремительно. Он продолжал ради Феликса, который сам никак не мог справиться со своими комплексами и иллюзиями. Феликсу всегда было мало, он стремился к большему, надеясь вырваться из-под гнёта корейского общества с помощью западной поддержки. В чём-то это работало: его феминные образы и "не-мужественные" кривляния не встречали сопротивления со стороны компании. Но имели ли эти маленькие «победы» значение сейчас? Нет. День Х настал, а поддержка Запада так и не исправила ситуацию. «Чего я на самом деле хочу?» — думал Феликс. Он всегда был амбициозен, стремился к успеху, но сейчас этот успех казался пустым. Продолжать лгать ради сцены и огней софитов? Он ведь никогда не был алчным человеком, жадным до внимания — может быть. Но внимание уже насытило его до отвращения. Так когда гонка за успехом превратилась в привычку, а успех — в самоцель? Они много работали, погружаясь в бесконечную погоню за синхронностью и безупречной картинкой, но какой месседж они действительно несли? Чью историю они рассказывали день за днём, продаваясь, не раскрывая свою личность аудитории, которая их слушала? Только сейчас он понял это. Когда он был младше, он мечтал быть замеченным, но сегодня понял, что на самом деле хотел быть услышанным. Знаменитости не должны иметь влияние, если всё, что они делают — это извергают ложь, в которую сами не верят. Феликс не хотел быть живым манекеном, и мысль о том, что он, возможно, стал им, напугала его. И вот теперь ему предлагали спасти этот имидж ещё большим враньём? Ни он, ни Хёнджин не жалели о том, что видео утекло. Менеджер запугивал их последствиями, но всё, что было действительно важно — находилось здесь, в этой комнате. Когда-то Феликсу было страшно от мысли, что он может больше никогда не выступать на сцене. Он знал о своей амбициозности и боялся, что если откажется от карьеры ради отношений, то однажды может пожалеть об этом. Поэтому он продолжал работать, иногда даже допуская мысль, что сможет продолжить путь в одиночку. Карьера сейчас, любовь — потом. И что из этого вышло? Он не смог побороть свою сущность, что продолжала стремиться к Хенджину. Он, чёрт возьми, был рад, что день их разоблачения наконец-то настал. Какое тут могло быть правильное решение? Все предельно просто: если что-то не работает — ломай. Засыпая, Феликс думал о том, что не устанет гнаться за миром модных показов и ревущих стадионов, это было тем, что давало ему ощущение жизни. Он чувствовал себя лучшей версией себя, посещая мероприятия вроде MET Gala. Он не собирался отказываться от этого. Не привык сдаваться. В жизни каждого артиста бывают взлёты и падения. Он уже поднимался раз — поднимется и снова. С первыми лучами солнца, пробивающимися через незашторенные окна, комната начала оживать, разгоняя тени и обещая новое начало. Мягкий свет коснулся лиц, тихо напоминая о новом дне. Феликс первым почувствовал тепло, заставившее его слегка пошевелиться, но он не торопился открывать глаза. Тёплая тяжесть тела Хёнджина рядом успокаивала, создавая ощущение безопасности, что уже само по себе было достаточным. Он позволил себе задержаться в этом моменте, не желая, чтобы он исчез. Хёнджин тоже начал просыпаться. Его рука лениво скользнула по спине Феликса, не стремясь разбудить, а скорее просто чувствуя его присутствие, словно это было что-то необходимое и непроизвольно важное. Феликс повернулся к нему, их тела соприкоснулись теснее, и это принесло ещё больше тепла и спокойствия. Между ними установилась тихая, ненавязчивая близость, которая не требовала слов. Поцелуи пришли естественно. Лёгкие, мягкие касания губ говорили о доверии и нежности, от которой Феликс щурился, как котенок, подставляя лицо лучам солнца и новым поцелуям. Ощущалось это прекрасно. Хёнджин нежно вёл их в этот моменте. Без лишней спешки, уверенно и заботливо. Феликс растворялся в ощущениях, отдаваясь моменту полностью. Всё происходило медленно, плавно, как если бы у них было всё время мира. Поцелуи чередовались с тихими, сдавленными стонами, которые Феликс сам не замечал, как отпускал. Хёнджин касался его мягко, но уверенно, обхватывая их обоих своей ладонью, создавая то единство, которое они так долго искали. Это было правильное, плавное движение, в котором оба синхронизировались идеально. Феликс цеплялся за его плечи, впитывая каждый мелодичный выдох, который слетал с любимых губ. Они достигли разрядки раньше, чем ожидали, оставив ощущение, что этот момент всё ещё не завершён, что они не насытились до конца. Их тела, ещё дрожа от близости, продолжали искать друг друга, Феликс не хотел отпускать Хёнджина, даже когда их движения остановились, а ощущение близости перешло в тихую, убаюкивающую тишину. Если Бог существовал, то он точно знал, как сильно Феликс не был готов к началу нового дня. Утренние сборы прошли в спешке, хотя каждый шаг давался тяжело. Суйё не унимался, подгоняя их, не желая переносить ещё один рейс, что лишь добавляло напряжения. Но Феликс едва его слышал. Слишком многое прокручивалось в его голове, слишком многое всё ещё оставалось недосказанным. Это утро больше не принадлежало им — оно принадлежало миру, который уже ждал снаружи. Сумки собирались в тишине. Феликс чувствовал, как они с Хенджином медленно отдалялись друг от друга — не по настоящему, но закрывались масками, что были необходимыдля встречи с реальностью, что ожидала их за дверью. Ощущение защищённости, которое они делили этой ночью, исчезало с каждой минутой, и он не мог это остановить. Феликс застегнул молнию на своей сумке, замечая, как его пальцы слегка дрожат. Внутри всё кипело, но он старался подавить это, не дать своим мыслям взять верх. Украткой он поглядывал на Хёнджина — его лицо было сосредоточенным, почти спокойным, слишком спокойным для ситуации, в которой они оказались. За дверью их уже ждал охранник, а Суйё стоял чуть поодаль, нетерпеливо подгоняя их. Он был раздражён, как всегда, когда что-то выходило за рамки его контроля, но теперь это раздражение было ощутимее. Каждый шаг к двери казался шагом навстречу неведомой угрозе. Они понимали: то, что ждало их снаружи, было гораздо более страшным, чем просто фанаты или папарацци. Реальный мир уже начал переваривать их правду. Он не был готов встретить их с аплодисментами — их ждала ненависть, льющаяся из каждого угла. Стоило подготовиться. Феликс застыл на мгновение, глядя на закрытую дверь, за которой уже собралась толпа, готовая их разорвать. Он глубоко вдохнул, но вместо того, чтобы успокоить себя, почувствовал, как лёгкое головокружение накатывает на него. Крепкое пожатие на его запястье, что подарил ему встравший по правое плечо Хенджин перед самым выходом, было словно якорем, позволившим ему задержаться в реальности. Феликс задержал дыхание, прежде чем дверь распахнулась. Свет ударил им в лицо, и он почувствовал, как его сердце сжалось. Вопли, выкрики, вспышки камер. Толпа казалась жаждущей их крови. Голоса были разными — на корейском, французском, английском. Феликс разобрал несколько фраз, но корейские выкрики резали ненавистью острее всего. «Пидоры», «извращенцы», «прочь с наших экранов». Хёнджин держался рядом, но было заметно, что он тоже с трудом сохраняет самообладание. Толпа сжималась вокруг них, напоминая хищников, готовых наброситься. Папарацци не отставали, их вспышки ослепляли, заставляя Феликса чувствовать себя ещё уязвимее. Он ненавидел это ощущение — быть загнанным в угол. Феликс готовил себя, но все равно не ожидал, что это будет так сильно. Толпа толкала их вперёд, а папарацци неумолимо щёлкали затворами своих камер, фиксируя каждое мгновение их позора. Он пытался держать лицо, но каждый новый шаг довался всё тяжелее, унизительные вопросы ранили, и что-то внутри него медленно ломалось. Он пытался найти взглядом Хёнджина, но даже его присутствие не могло заглушить тот внутренний шум, который нарастал в голове. Когда они наконец добрались до машины и дверь закрылась, внешние звуки и вспышки наконец приглушились. Казалось, путь до машины занял несколько дней, хотя в реальности они преодолели от силы десяток метров. Феликс вдохнул, пытаясь успокоить внутренню дрожь, но внутри было пусто. Он сидел, глядя в одну точку, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Он даже не пытался сдержать их, это было выше его сил. Внутри всё смешалось — ярость, боль, страх. Он осознал, что их мечта стать кем-то значимым была разбита вдребезги. Тот успех, за который они боролись, теперь оказался пустым и бессмысленным. Они стали известными, но какой ценой? Ложь, притворство, стремление быть услышанным — всё это оказалось бесполезным. Реальность показала, что их никто не хотел услышать, что их отношения не имели права на существование. Слёзы лились по щекам потоком, исчезая в ткани его футболки, Феликс нервно сорвал с лица бесполезные очки. Он вдруг понял, что больше не может. Не может притворяться, чуто чувствует себя нормально, не может оставаться в этой бесконечной гонке за признанием, которого ему никогда не будет. Реальная сущность Феликса Ли была уродливой — так считал корейский рынок. Заметив слезы на щеках Феликса, Хёнджин придвинулся ближе. Обнял за плечи, привлекая к себе, и нежно поцеловал в макушку. Его пальцы мягко скользнули по затылку Феликса, поглаживая, пытаясь успокоить его без лишних слов. Хёнджин не говорил ничего сразу, просто давал ему пространство, чтобы выплеснуть накопившуюся боль. — Прости, я такой жалкий, — пробормотал Феликс, чуть отвернувшись. — Почему я вообще плачу? — Эй, — позвал Хван, продолжая гладить его по спине, создавая ощущение тепла и уюта, который помогал снять хотя бы часть напряжения. Хёнджин всегда знал, как подойти к Феликсу в такие моменты, как успокоить, не задавая вопросов, не заставляя его чувствовать себя уязвимым. — Ты не жалкий. Ты просто живой, Ликс. Феликс вытер слёзы тыльной стороной ладони, немного смутившись от того, насколько его раздавило в этот момент. Он чувствовал на себе взгляд Хёнджина и тихо выдохнул, покачав головой. — Я вообще-то всё решил ещё вчера. Что хочу быть честным и открытым со своей аудиторией. Что хочу иметь свой голос. Он замолчал на мгновение, его пальцы сжали колено Хёнджина, словно в поиске поддержки. — И я думаю, что пора начать с того, чтобы высказаться о том, о чём и так все говорят. Ты и я, Хённи, — Он повернулся к Хёнджину, и в его глазах засияла решимость. — Давайсделаем это официально. Хёнджин выпрямился в сидении, его брови слегка приподнялись от неожиданности, но в егоглазах появилась искра. — Сожжём все мосты? — спросил он с лёгкой улыбкой. Феликс тихо рассмеялся, покачав головой. Слезы еше не высохли на его щеках, но Джин ужезаставлял его улыбаться. — Скорее, начнём отстаивать свои границы. — Он сделал паузу, словно взвешивая свои следующие слова. — Я подумал… Он достал телефон и молча смахнул вправо, открывая камеру. Хёнджин быстро понял, к чему идёт дело, и его глаза засияли энтузиазмом, а лёгкая улыбка украсила губы. Феликс только укрепился в правильности этого решения. Они спрятались в глубине минивэна, где водитель и менеджер, сидевшие на передних сиденьях, ничего не замечали. За ними следовала машина с охраной, но это не имело значения. Сейчас их мир был сведен к нескольким быстро снятым фотографиям, на которых они улыбались друг другу через камеру. В этих снимках не было ни показной романтики, ни фальши. Феликс набрал текст для поста и замер на мгновение, прежде чем выложить его в Instagram. “Нам не нужно одобрение, чтобы быть собой. Спасибо всем, кто остаётся с нами в этом пути.» Он нажал «опубликовать» и почувствовал, как в момент всё изменилось. Вдвоём они наблюдали за экраном, где с каждой секундой появлялось всё больше лайков. Взрыв уведомлений, комментирующих их фото, был громким, но в этот момент всё казалось настолько правильным, что ни страх, ни сомнение больше не могли пробиться через их барьер. Феликс наконец-то чувствовал себя в своей шкуре, и ему было совершенно не стыдно. Он переполнялся уверенностью. Его дыхание выравнивалось, сердце билось ровнее, так что он даже пропустил, как рука Хёнджина обвила его талию, а его лицо оказалось слишком близко. Настолько, что Феликс мог почувствовать его теплое дыхание у своего уха. — А зачем мы вообще возвращаемся в Корею? — тихо прошептал Хёнджин, почти шутливо, но Феликс легко чувствовал за его тоном серьёзность. — Мы же сделали выбор… Rebellion. Феликс слегка повернулся к нему, их лица оказались так близко, что носы почти столкнулись. Он замер, глядя в глаза Хёнджина, пытаясь переварить это предложение. Взгляд его потеплел. — Хочешь полететь куда-нибудь ещё? — с легкостью спросил он, словно это было самое логичное продолжение их разговора. Прежде чем Хёнджин успел ответить, Феликс уже разблокировал телефон и вбил в поисковик название аэропорта, куда они подъезжали. Быстрые движения пальцев, лёгкий смех, и вот перед ними — бесконечный список рейсов по всему миру. — Ну? Куда хочешь полететь? — с озорной улыбкой спросил Феликс, показывая экран Хёнджину, чья улыбка становилась всё шире. Хёнджин чуть наклонился вперёд, их лбы соприкоснулись, когда он серьёзно произнёс: — В любое место, где я смогу поцеловать тебя прямо на площади. У Феликса был решительно "за" такое предложение.