Писатель-ангел

      В комнате было тихо: слышался лишь хруст горящего дерева в камине. Лихту уже надоело заниматься подобным мазохизмом, но он не мог остановиться.       — Это какое-то текстовое насилие, — произнес Кранц, входя в комнату. — Ты продолжишь? — Розен удивился, когда увидел, что Лихт вновь «берется за перо».

***

      — Снова неудачно? — Кранц выгнул бровь и посмотрел на Лихта, который закрыл лицо руками и что-то неразборчиво проговаривал.       — Мне не нравится, — единственное, что понял Розен.       — Ох, Лихт… — Розен тяжело вздохнул. Ему не хотелось смотреть на то, как страдает его еще молодой друг. — Я думаю, пора остановиться.       — Я не могу.       Без писательства Лихт — не Лихт. Он становится другим, каким-то удрученным и будто впадает в депрессию. Впрочем, когда Лихт пишет, утопая в страданиях, он все равно такой же, какой и без движения пером. Но ему это, кажется, придает хоть немного сил. Лихт превратился в мазохиста после смерти Хайда.       — Пора уже забыть.              — Не могу.       Одна отговорка. Он не может забыть Хайда и не может перестать писать, хоть ему и не нравятся его произведения: они либо заканчиваются смертью одного из главных героев, либо драма присутствует в другой форме. И парня это удручает. Он пытается придумать сюжет с хорошим концом, но перо берет свое и пишет в стиле Лихта, даже не доходя до концовки, которая уже разрушена.       Кранц берется читать новые строки.       — Что тебе не нравится?       — Мне не нравится драматичный сюжет.       — Исправь его.       — Я не могу.       Лихт судорожно дергает рукой, сам пугаясь этого действия, и тянется к стакану воды, которая уже стала пыльной, ведь стоит там уже очень давно. Сделав глоток, он снова начинает писать.       Лихт — ангельский писатель. Он может связываться с душами мертвых людей. После смерти Хайда Лихт принялся писать рассказ с участием сервампа Жадности, но так и не смог придумать даже начало. Нужно придумать какое-то действие, ситуацию, в которой будут участвовать герои рассказа. Творческий кризис свалился на писателя слишком внезапно и не вовремя. А потом он уничтожал себя писательством, при котором слышал голоса умерших друзей и знакомых.       Это в стиле Лихта — писать трагедии. При жизни Хайд очень любил читать трагедии Шекспира и часто их цитировал, но никогда не признавал, что ему нравились произведения Лихта.       «Ангел-чан не умеет писать так же».       Да, он не умел и не умеет писать так же, как писал Шекспир. Лихт пишет в прозе. Он ненавидит стихи — из-за них Хайд все время расстраивался, но старался не показывать свою печаль и скорбь. Да, Шекспир напоминал ему об Офелии.       И хоть Лихт только кричал на сервампа, ему все равно хотелось как-то поддержать Хайда, когда тот, надеясь, что его не услышат и не увидят, в очередной раз заливался слезами. Но Лихт лишь укрывался одеялом и отворачивался, когда Беззаконие послушно вытирал слезы и успокаивался.              Сквернословил Лихт по-страшному, но редко — тогда, когда он уже не мог не поддаваться гневу. Чаще он выносил все на бумагу, но это не было особо эффективным способом избавиться от злости.       Кранц был свидетелем каждого такого концерта Лихта, он понимал, что ему тяжело: после смерти Хайда Лихт будто потерялся.       В его голову пришла идея произведения. Немного жестокая по отношению к покойному другу, но весьма увлекательная, достаточно в стиле Лихта, хорошая для такого мазохиста, как он. В мыслях всплывает та самая кличка «Еж-мазохист», над которой Лихт теперь лишь посмеивается и скрипит зубами, пытаясь сдержать ручьи слез. И кто из них еще больший мазохист?       Лихт вскочил.       Абзац.       Еще один.       И еще.       Писатель-ангел издевался над листами бумаги, марая чернилами. Так прошли пару часов. Лихт остановился лишь тогда, когда вдруг понял, что подобрал не то слово. И потом не мог писать.

***

      Прекрасная принцесса Офелия является третьим ребенком в семье. Ежу понятно — трон ей вряд ли достанется. Кстати о ежах…       Тихое мрачное кладбище. Здесь всегда тишина. Всегда так удручающе страшно. Даже при свете дня, в солнечный день, когда птицы щебечут что-то радостное, когда все вокруг становится каким-то красочным, будто оживает. Здесь всегда тихо. И в некий солнечный день прийти сюда, почувствовать холод и страх… Так сделала принцесса, которая занялась черной магией.       Зависть?       Гордыня?       Алчность?       Что ею руководило?       Ей нужен был трон. Погубить своих старших брата и сестру, чтобы стать первой наследницей. Ничего не выходит. Все, что наговорила та пожилая женщина в темном длинном плаще — вранье. И как теперь убить своих родных, не запачкав свои руки?       В один день она пришла на кладбище к дедушке. Его могила находилась в самом конце. Пока девушка шла к могиле, ее напугал маленький ежик, который резко покатился к ее ногам. Принцесса посмотрела на зверюшку пару секунд, удивленно рассматривая, и решила не трогать его, пошла дальше. Ежик побежал за ней. Он пристроился у ее туфель, пока она сидела у могилы дедушки. Она удивилась, когда снова заметила ежа под ногами. Тогда она наклонилась к нему и погладила, но укололась об иголки. Потерев больные пальцы, она удивила сама себя, задав ежу вопрос.       — Что тебе нужно?       «Ну конечно! Как же он мне ответит, это же еж!»       Она развернулась и отправилась во дворец. Зверек побежал за принцессой. Ей казалось это странным, и перед дверью в свою комнату она снова задала ежику вопрос. И, конечно, ответа не последовало. Еж поспешил зайти в комнату принцессы, чтобы их никто не видел. Офелия вышла на балкон посмотреть на уже потемневшее небо. Она тяжело вздохнула и оглянулась на зверька. Он сидел тихо и смотрел на принцессу. С удивлением на лице Офелия подошла к ежу.       «Может он хочет еды?» — подумалось принцессе.       Девушка принесла чашку молока и два овсяных печенья, пододвинула к зверьку и стала наблюдать. Ежик осторожно подошел к миске с жидкостью — мало ли что она там намешала, уж он-то знает, чего хочется принцессе.       Красные глаза мелькали исподлобья, поглядывая на девушку, пока язык лакал молоко. Офелия улыбнулась действиям зверька. Она лежала напротив, качала ногами, подпирая голову ладонями, приложив их к щекам, и мило улыбалась, что-то напевая. Вдруг она вскочила и побежала готовить ежу кроватку. Офелия любила животных. Особенно таких маленьких, как ежи или кошки.       Еж закончил с едой и, посмотрев в сторону принцессы, показался в человеческом облике. Офелия вздрогнула от неожиданности. Она испуганно смотрела в сторону незнакомца, заикалась и чуть не упала в обморок.       — Кто вы? — девушка пятилась назад, нащупывая рукой предмет, который бы она запустила в гостя. Округлив глаза, она смотрела прямо на незнакомца, побледнела. Запуталась в ногах и упала, все так же не отводя взгляд от бывшего ежа. — Уходите!       — Лоулесс, — подошел он к девушке ближе и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. — Приятно познакомиться. А как твое имя?       Принцесса заколебалась, но все же приняла помощь гостя.       — Офелия.       Голос принцессы ласкал слух и…       «Аргх, что за бред?! — вдруг вернулся Лихт в реальность. — И что я должен писать?»       Очевидно, он, Лоулесс, появился в жизни Офелии не просто так. Он видел, чем занималась принцесса на кладбище, он видел ее желание и решил помочь.       — Я сервамп Жадности.       Сервампы — вампиры, подчиняющиеся людям, которые заключили с ними контракт. Контракт заключается, если сервамп выпьет крови хозяина, а хозяин даст вампиру какую-нибудь вещь. Взамен сервампы исполняют любые приказы своих хозяев. Каждый из сервампов представляет собой один из смертных грехов.       Теперь можно смело ответить: принцессой руководила алчность. Трон должен перейти ей в скором времени, и Лоулесс поможет девушке в этом деле. Контракт уже заключен, принцесса пожертвовала своей кровью, и теперь сервамп Жадности в ее руках.       Со временем Лоулесс влюбился в принцессу. Они действительно сдружились, их отношения настолько хорошо сложились, что они почти всюду ходили вместе: в саду, в комнате, на балконе; утром, днем и ночью. Никто из родных не заметил компаньона процессы. Старшие брат и сестра всегда были заняты: она почти все время проводила за книгами, Офелия не знала никого, кто бы читал больше, чем ее сестрица; он постоянно готовился стать следующим королем, на что Офелия злорадно улыбалась, ведь знала, что ничего у него не выйдет.       Принцесса все же совершила страшное преступление против своих брата и сестры. Король опечалился. Находясь и так не в лучшем состоянии — сильно болел — впал в горе после погибели своих детей. Король возлюбил свою теперь уже единственную дочь, боясь потерять и ее. Однако со временем скончался от горечи и уныния, а трон передался наследнице — принцессе Офелии.       Недавно у Лоулесса начались сильные головные боли. И он уже испугался, когда почти перестал контролировать свой разум и слышать голос в голове. Он любил Офелию и старался защитить всеми силами. Но сам же ее и погубил.       «Услышь же меня, наконец! — Лихт нервно крутил в пальцах расколотый кулон Хайда. — Давай же! Давай! — он ждал. Ждал, когда сервамп ответит голосу в голове. — Хайд, ну же…»       — Кто ты?       «Наконец-то, дрянной еж!»       Лоулесс не знал, что сказать. Неизвестное ему имя — Хайд, кличка — еж и голос. Совершенно точно он слышит его впервые, но почему-то он кажется таким родным и нежным, хоть и слова, произнесенные этим голосом, честно говоря, какая-то дрянь из оскорблений в адрес сервампа.       «Я не хотел так с тобой…»       «Ты был дорог мне. Я поздно это осознал».       «Ну почему ты молчишь?..»       — Ангел?       «Ангел».       Офелия стала королевой, как и хотела. Еж ей действительно помог немалым. Но у Лоулесса был свой план, который в самом деле ему был противен.       В один прекрасный и солнечный день принцессы не стало. Какая же печальная участь у королевской семьи, будто их прокляли. Но такова плата за грехи.       Хотя бы один главный герой книг умирает — фишка произведений Лихта. Да, он смог. Он связался с Хайдом. И теперь…

***

      — Лихт, просыпайся, — голос сервампа звучал немного грустно. — Лихт…       Лихт резко открыл глаза. Увидев перед собой сервампа, он нахмурился. Он поднес ладонь к лицу Хайда и дотронулся до щеки кончиками пальцев. Это он. Настоящий. Лихт смягчился и облегченно вздохнул, оставив сервампа в недоумении.       — Что-то случилось, Ангел-чан?       — Нет, все замечательно.       Лихт прикрыл глаза, прижимая к себе Хайда. Сервамп Жадности ни в коем случае не рассматривал такой вариант событий, зная Еву, поэтому очень удивился таким действиям. Но объятия действительно понравились Хайду, он не стал ничего говорить, лишь так же закрыл глаза, а позже и уснул в объятиях своей Евы.       Лихт лишь с облегчением слушал дыхание сонного сервампа, ругаясь на самого себя за прошлое обращение с ним.       — Люблю тебя, дрянной еж.       — Лихт, ты заболел?       — Я тебя сейчас в сырой земле оставлю, дрянной еж.       — Хах, молчу.

***

      Похороны писателя. Похороны ангела. В каком же ужасе был Кранц, обнаружив Лихта мертвым за столом. С кучей листов под головой. С кучей неозвученных чувств. С кучей неозвученных мыслей. С тяжким желанием вернуть сервампа. С сильным желанием быть рядом с ним. И последнее действительно исполнилось.       Он достиг цели иным способом…