Sacrifico

После неспокойной ночи, которая наполнена стыдными снами и фантазиями и такого же тяжелого пробуждения, Ал сидит на диване в гостиной и крутит в руках табличку, которую выдал ему доктор Нокс. Мысли о том, что случилось между ним и Завистью, тоже не покидают - пару раз за день, Ал возвращается к событиям того вечера и все еще не может сказать точно, что на него нашло. Иногда он спрашивает себя - а правда ли он не сумасшедший, но тут же в панике переводит мысли в другое русло. Слава богу, подумать есть о чем: о той же исследовательской работе, от которой его постоянно отвлекают - хотя, он сам не особо сопротивляется. Или об электричестве в доме, которое Ал всё никак не исправит - он уже думает нанять электрика. Гомункулы как-то не особо интересуются, будет ли оно в принципе - все-таки, есть плюсы в том, что в доме живут они, а не люди - никто не беспокоит Ала по этому поводу. Через три дня прием в другой клинике. Ал записался тогда на эмоциях, но в итоге ничего не отменил. Не потому что уверен, будто ему нужна какая-то помощь, а потому что хочет показать доктору Ноксу - с ним все нормально. Все дело в слабом желудке, который ещё не привык к еде, и в немного стрессовой ситуации. Но в глубине души Ал хочет доказатьсебе- он не сумасшедший. Еще эта диета. Ал вообще не представляет, как ее соблюдать. Потому что готовить он не умеет, да и не особо хочет: все-таки, по идее, у него нет на это времени. Если Ал ещё будет готовить три раза в день, то времени на работу совсем не останется. К тому же, неизвестно, как будут проходить исследования - может, у него не будет даже свободной минутки. Нужно найти того, кто будет ему готовить. Интересно, могут ли готовить гомункулы? Но это вряд ли, конечно. Ал сомневается, что такие обычные, «человеческие» вещи для них свойственны. Да и кто бы учил гомункулов готовить? Отец? Ал усмехается, представив Отца и какого-нибудь Гордыню в кухонных фартуках. Да, зрелище то ещё - абсолютно нереальное. Ал грустно вздыхает. Живот отвечает на вздох урчанием. Утро и так выдается холодным и промозглым, в окне виднеется только облачное серое небо, будто спустившееся до самой земли дымом-туманом. Сквозь него не видно ни дороги, ни тропинки от неё, кажется, что дом стоит на дне океана, вместо воды здесь бело-серое марево, а рыбы в этом океане - люди, но даже они стараются проплыть как можно дальше от дома. От голода одиночество воспринимается острее, и Ал обнимает себя за плечи. Но это не помогает. Хочется заплакать, как в детстве, пока никто не видит. Ал даже хмурится и морщит нос, чувствует, как в горле пересыхает - ещё чуть-чуть - и, кажется, он, наконец-то сможет заплакать. Впервые, за несколько лет. Похоть заходит в гостиную, кинув безразличный взгляд на Ала, сидящего на диване перед камином, проходит мимо, к кухонному гарнитуру. Ал сидит сжавшись, схватив себя за плечи. Похоть помнит его жалким и слабым мальчиком-доспехом, который никогда бы не одержал победу над ней, если бы пошел в одиночку. Сейчас Альфонс кажется ей странным. Странным и психованным, видимо, что-то повредилось у него в мозгу - еще бы, столько шастать через Врата. Впрочем, ей абсолютно все равно на него. Какая разница, кому подчинятся, если это условие, чтобы быть живой. Она не особенно была привязана и к Отцу - исполняла приказы, потому что не видела смысла в обратном. В какой-то момент, Похоть даже почувствовала что-то похожее на азарт, ей стало интересно, к чему приведет стремление Отца к бессмертию. Результатом она оказалась не шибко довольна. Похоть открывает кухонный шкафчик и достает пачку кофе. Какая-то она слишком легкая - Похоть встряхивает пачку - пустая. Чертовы братья снова все выжрали. Похоть вздыхает и закрывает глаза от раздражения. Кофе с утра - пусть привычка довольно «человеческая» - единственное, что радует ее последние несколько дней. И что теперь делать? Похоть смотрит в окно, и вид густого тумана заставляет ее поежится от холода. Даже если бы им можно было выходить на улицу, дальше дороги, то для начала нужно одеться - не пойдёт же она в октябрьское утро так, в одном ночном платье на голое тело. Обычно Похоть делегирует такие мелкие поручения Обжорству или Зависти, но теперь и от этих двоих пользы никакой. Похоть медленно поворачивает голову и смотрит на Ала через плечо. Впрочем, есть тот, кто сходит за кофе. И, если все сложится удачно, даже его сварит, чтобы не дай бог, Похоть не обожглась. Она усмехается - бедный Альфонс, как же тебе не повезло быть таким молодым мужчиной рядом с ней. Ал чувствует, как кто-то бесшумно заходит в комнату. Он вздрагивает и старается принять расслабленный вид. Трет глаза - ни дай бог этот «кто-то» увидит слезы - и оборачивается. Похоть стоит позади Ала, спиной к столу, оперевшись на него руками. Шелковый пеньюар немного просвечивает там, где вместо ткани кружево. Взгляд Ала невольно останавливается на этих местах - на груди, напряженной и вздернутой от холода, на местечке чуть ниже живота, на подоле платья, который еле прикрывает бедра. Ала резко пронизывает электрический разряд, он сглатывает и отворачивается. Похоть ухмыляется - это даже слишком легко. Она подходит к Алу и замечает, как краснеют его уши. Похоть наклоняется к нему, ее черные волнистые локоны падают Алу на плечо, он чувствует это и замирает, не смея пошевелиться. - Альфонс, - говорит Похоть, ее горячий шепот щекочет ему раскрасневшееся ухо, и лицо покрывается красными пятнами, - У нас кофе закончился, можешь сходить? Похоть пахнет чем-то терпким и горьким, Ал задерживает дыхание, чтобы совсем не потерять голову. Наверное раньше она пахла кровью и пылью дорог, жаль, что доспех не давал чувствовать запахи. А может быть, и к лучшему. Похоть так похожа на Мэй Чан, если бы та была взрослой. Или это Мэй Чан похожа на Похоть - роковую злодейку, которая так поразила Ала когда-то. И теперь она стоит позади него и шепчет на ухо. Тело, предатель, реагирует. Ал чувствует, как кровь приливает к паху. - Ал? - Похоть говорит с придыханием, локон щекочет нежную кожу на шее, Ал закрывает глаза, когда по телу пробегают мурашки, - Ты меня слышишь? Ал сглатывает и нервно кивает, ругая себя за то, что Похоть одерживает победу. Он прекрасно понимает, что она делает, но, черт возьми, как же он слаб перед такими манипуляциями. Ал пытается взять себя в руки, медленно поворачивается и поднимает на Похоть глаза, будто подернутые дымкой. - Схожу, - хрипло говорит он. Похоть проводит прохладной рукой Алу по шее. Чувствует, как бьется жилка , словно птичка в клетке. Так легко вонзить в неё коготь-клинок, чтобы брызнула горячая сладкая кровь - как брызнула из глаз Зависти недавно. Может быть, Алу тоже нравится вид крови? Похоть проводит ногтями по шее - Алу нравится, и он невольно поддается на ее поглаживания. Похоть замечает, как Ал напрягается, и у неё в голове проносится озорная мысль помочь ему. Но Похоть тут же гонит ее прочь - как-то не очень хочется пачкать себя этим мерзким ребенком. Тем более, мужчины обычно начинают думать о себе невесть что, после секса с ней. Похоть с усмешкой вспоминает как это было с Хавоком - и к чему это привело? Но среди хаоса мыслей в голове Ала внезапно мелькает Мэй Чан. Ее напряженное, недовольное лицо. Внутри Ала как будто рождается одновременно два чувства - они осязаемы - ему хочется продолжения ласки, и ему хочется оттолкнуть Похоть. Эти два желания на уровне ощущений - равны друг другу. Ал с силой, но делает выбор - и выбирает второе. - Не трогай меня, - Ал отталкивает Похоть, вскакивает с дивана - чересчур нервно - Я схожу в лавку, только не трогай меня. Алу становится так мерзко от себя самого - ведь секунду назад он был готов забыть обо всех своих обещаниях - он делает такое брезгливое лицо, из-за чего Похоти становится не по себе. Неужели, и эти ее способности притупились? Не может такого быть. Похоть поводит плечом, и лямка платья спадает. - Хорошо, - говорит она, улыбнувшись, - Я буду ждать, Альфонс. Но Ал смотрит на Похоть с такой неприязнью, что ей становится слишком неловко, и она поправляет лямку платья. Альфонс быстро уходит из комнаты, оставляя Похоть в недоумении. *** Грязь хлюпает под подошвами, когда Ал пересекает поле перед домом, наполненное туманом, и выходит к пустой дороге. В обе стороны - белое марево, из которого то появляются, то исчезают длинные тонкие ветви деревьев, словно чьи-то крючковатые пальцы, поросшие красными и желтыми листьями. Ал идёт вдоль обочины, опустив голову - все равно в тумане ничего не разглядишь - и пялится на свои кожаные ботинки с налипшей черной грязью. Все его нутро заполняется чувством вины и обиды на себя. В первую очередь, за реакцию на Похоть - он ведь не сразу отстраняется от неё, а только потому что образ Мэй Чан вспыхивает в памяти. Если бы не она, то… У Ала перехватывает дыхание, когда его разум - точно не он сам - вдруг начинает фантазировать о том, что могло бы случится, если бы не Мэй Чан. Ал останавливается и начинает тянуть себя за волосы, чтобы прекратить пытку воображением. Какой же он глупый, дурацкий, абсолютно безмозглый человек! Но громкий автомобильный гудок прерывает его мысли. Из тумана выплывают сначала две большие желтые фары, а за ними - машина генерала Мустанга. - Ты чего здесь? - спрашивает Рой, высунувшись из окна. Ал растерянно хлопает глазами, не зная, как лучше соврать, чтобы не пересказывать ту стыдную сцену в гостиной. - Кофе, - вдруг вспоминает Ал, - Я иду за кофе. - Так давай подвезу, - отвечает Мустанг, тут же щелкает замок двери, - Залезай. Ал садится вперед, рядом с Роем, тот смотрит на него, словно видит впервые - как-то слишком потерянно, под глазами серые круги. - Вы ехали всю ночь? - говорит Ал, мельком взглянув на себя в зеркало заднего вида. Выглядит он взъерошенным и нервным. Мустанг вздергивает брови: - Что с тобой? Такой испуганный.. что-то происходит? - Рой слегка сжимает автомобильный руль. - Да нет, все нормально, - Ал поправляет волосы, чтобы хаос на голове выглядел прилично, - Правда. Рой кивает в ответ. Они едут молча до самой лавки - Ал ловит взглядом туман, практически не мигая, пытаясь сдерживать свои мысли; Мустанг сурово следит за дорогой - только жевлаки играют на лице, выдавая странное волнение. Которое, к счастью, Ал не замечает. Когда они останавливаются у лавки - невысокой деревянной постройки в один этаж с покосившимся крыльцом - то Ал не сразу выбирается из машины. Туман становится менее плотным, видны голые почерневшие деревья, словно обгоревшие во время пожара. Рой кладет ему руку на плечо. - Пойдем? - говорит он сухо. Ал кивает и делает вид, что все нормально. Впрочем, ему это не впервой - когда они с братом искали способ вернуть свои тела, Алу часто приходилось делать вид, что с ним всё хорошо, чтобы не создавать проблем и лишних поводов для волнений. Лавка внутри представляет собой небольшое душное помещение, вдоль стен которого стоят длинные лотки с продуктами. Перед ними, на полу, находятся большие плетеные корзины с овощами, а на стенах и потолке пришпилены на гвозди охапки сухих трав, листьев, или гроздьями развешены легкие металлические кружки, сотейники и кастрюльки. На десяток километров вокруг другой лавки нет, поэтому здесь закупаются все местные жители. Домов поблизости не так уж и много - возможно, чуть меньше дюжины - так что Ал никогда не встречал здесь других покупателей. Владелец лавки, мрачный сухой старик, говорил Алу, что раньше сюда часто заезжали туристы, но теперь поганые военные снова что-то удумали и спрятали в лесу секретный объект - так говорят, сам старик услышал это случайно, когда ездил в город - поэтому туристов сюда больше не пускают. Ал, заговоривший со стариком в прошлый раз, явно почувствовал, как сильно у него краснеют уши. Ему и сейчас невероятно стыдно: за то, что покупает кофе для себя и для тех самых «секретных объектов», которые причиняют вред старику и его лавке, а еще больше за то, что заходит сегодня не один, а в сопровождении человека в военной форме, хотя, во время прошлого разговора сам поддакивал, когда старик нелестно отзывался об армии. От старика пахнет дешевым табаком, а когда он говорит, в звуке голоса слышится похрипывание и посвистывание, иногда он прерывается, чтобы откашляться - и тогда трясется всем телом. Ал испугался в первый раз - вдруг старик помрет прямо перед ним, а он ничего не успеет сделать. Прежде чем кивнуть, вместо приветствия, старик долго и тяжело кашляет. - Что нужно? - после выдавливает из себя он. - Можно кофе? Как обычно, - опустив взгляд, говорит Ал. Старик, тяжело переставляя ноги, идёт вглубь лавки, кряхтя, вытаскивает большой мешок, завязанный растрепавшейся веревкой. Потом медленно насыпает в кулек из мятой газеты кофейные зерна и так же медленно возвращается обратно. Все это происходит в тишине и, как кажется Алу, в абсолютно неловком молчании. Мустанг все это время с интересом рассматривает лотки и корзины, размышляя, что бы такого купить на завтрак. Рой с удивлением замечает, что невероятно голоден - все время, пока он находился в дороге, кусок не лез в горло от навязчивых мыслей. Сейчас, рядом с Алом - который сам сильно из-за чего-то переживает - но кажется островом в море тревоги, Рой чувствует себя более спокойным, поэтому решает поесть. Когда старик кладет на деревянный прилавок кулек с кофе, Мустанг подает голос: - У вас есть… - начинает он, но старик его тут же перебивает: - Для собак только кости, - глухо говорит он, отчего Мустанг тут же замолкает, сжав губы. Старик хмуро смотрит на него, слегка вскинув подбородок. Ал хватает кулек с прилавка, быстро расплачивается и молча выходит, потянув Роя за собой. Когда они едут в машине обратно, по мокрой от тумана дороге, Ал объясняет: - Этот старик, - Ал косится на Роя, - переживает не лучшие времена из-за нас. Он очень не любит военных. Мустанг усмехается: - Найди мне хотя бы одного человека в этой стране, который любит военных. Ал пожимает плечами в ответ. - При этом он фанат Кинга Бредли. Говорит, что при нем все было лучше. Рой смеется, что заставляет Ала тоже улыбнуться. Внезапно он замечает - Мустанг сбрил усы. Но у Ала хватает такта, чтобы промолчать. - Как у тебя вообще дела? - говорит Рой, - Монстры не особо буйствуют? Ал на секунду замолкает и задумчиво смотрит на ветви деревьев, которые то и дело выплывают из тумана. Он чувствует иронию в словах генерала, но никак не реагирует на неё, долго решается, но все-таки рассказывает Мустангу о том, что случилось между ним и Завистью несколько дней назад. Пока Мустанг слушает, то хмурится и кажется, что становится все мрачнее и мрачнее. Когда машина останавливается напротив тропинки к дому, Рой откидывается на спинку сиденья. - Понял тебя. Я поговорю с ним, - кратко отвечает Мустанг. - Поговорите? - удивляется Ал, - Не стоит, я сам все постараюсь уладить. Да впрочем, он и не особенно высовывается теперь. Мустанг качает головой: - Он - та ещё гнида, - Рой цокает языком, - Его надо припугнуть. Напомнить ему про Третью лабораторию. Ал про себя выдыхает: вот доказательство того, что с ним все в порядке. Ведь когда-то и Рой Мустанг - эталон хладнокровия и выдержки - сорвался из-за Зависти. И Риза спасла его. Ал украдкой глядит на Роя: а сейчас с ним все хорошо? - Ты чего? - Мустанг все-таки замечает его взгляд - Есть ещё что-то? Ал только отрицательно качает головой, уходя глубоко в свои мысли. Ал не знает, что Рой, с того самого дня, когда встречает Зависть снова, не может выкинуть того из головы. Рой ненавидит его до скрипа зубов, Рой ненавидит его настолько, что просыпается и засыпает с мыслями о нем. Если Ала мучают навязчивые мысли о женщинах, то голову Мустанга терзают расчеты, как убить Зависть так незаметно, чтобы никто и не подумал, будто это Рой приложил к его смерти руку. Сначала, Рой винил себя за такие мысли: все-таки, в Третьей лаборатории, и Риза, и Шрам, и Эд, сказали ему много того, от чего долго щемило в груди. Рою было настолько стыдно оказаться перед ними в таком пограничном состоянии, что он старался забыть обо всем, что тогда происходило. После Обещанного дня* Рой ни разу не возвращался к воспоминаниям о неслучившейся мести, но ощущение горечи, не покидавшее несколько месяцев, на самом деле никуда не ушло, и сидело где-то внутри черным сгустком, пока Рой не встретил Зависть снова. Тогда, по дороге в отель, где он ночует, когда приезжает в Централ, Рой снова почувствовал, как его обуяла ненависть. Даже сейчас, когда они с Алом идут к дому, Рой прикидывает варианты убийства. Он делает это без особого чувства, а так, больше по привычке - потому что думает об этом уже больше недели, даже за работой. Теперь он уже свыкается с мыслью о том, что ему хочется убить Зависть. И что это желание сильнее, чем его самоконтроль. Только Рой дает себе обещание: он подстроит убийство Зависти так, что даже Ал и Жадность сочтут его смерть трагическим стечением обстоятельств. Зависть в конце концов погибнет снова - только теперь Рой не даст ему умереть самостоятельно, он насладится его смертью. Когда алхимики заходят в дом, то обнаруживают Похоть в гостиной. Та уже в другом, не менее чувственном платье, с глубоким декольте. Новый наряд заставляет Ала вспомнить, почему он недавно трусливо сбегает отсюда, и какие мысли прерываются появлением Мустанга. Главная ирония скрывается в том, что вся одежда Похоти куплена на казенные деньги армейских алхимиков. Они, не лишенные креативности и чувства юмора, решают подобрать одежду каждому гомункулу по своему вкусу. Они приходят к выводу, что раз Похоть выглядит, как женщина, то пусть одевается, как настоящая женщина - согласно влажным фантазиям погрязших в работе одиноких мужчин. Так что весь гардероб Похоти - это соблазнительные платья, которые практически ничего не прикрывают; кружевное и шелковое нижнее белье, которое ни одна женщина не носит на постоянной основе; в общем, все самое неудобное и вульгарное, но подчеркивающее все самое женское. Похоть, в принципе, все устраивает - на то она и похоть - но единственное, что ставит ее в тупик - это отсутствие среди вещей, которые для неё предназначены, свитеров, штанов или хотя бы накидок. Похоть долго думает, что это может значить, но в итоге приходит к выводу, что алхимики либо не до конца понимают, насколько гомункулы похожи на людей - ведь они тоже чувствуют холод - либо не до конца осознают, что женщины, вообще-то, не пластмассовые и не могут носить только платья и стринги. Но благодаря этой одежде, Похоть легко может манипулировать новым «хозяином» - наивным и неудовлетворенным Алом. Вот он, стоит перед ней, так быстро сходивший в лавку, протягивающий кофе, и прячущий глаза, только бы не смотреть на ее декольте. Похоть вдруг понимает, глядя на его раскрасневшееся лицо, что Ал - девственник. От этой мысли она не может сдержать хищной полуулыбки, которую замечает Мустанг. - Развлекаешься? - говорит он с усмешкой, - Верно сказал Жадность, что смерть кого-то так ничему и не научила. Похоть, сначала не заметившая Роя, сжимает губы, враждебно посмотрев на него. - Но я могу повторить, - Рой делает вид, что щелкает пальцами, - Мне не жалко. Похоть вздрагивает от щелчка и машинально отходит от Мустанга на пару шагов. - Генерал Мустанг, - подает голос Ал, - Прекратите. Ну, бери, - Ал протягивает Похоти кофе, все так же опуская глаза, - Бери, наконец! Похоть в растерянности забирает кулек. - Сделаешь нам кофе? - говорит Ал, стараясь придать голосу чутка доброжелательности, - Это было бы мило! Похоть немного приподнимает бумагу и вдыхает аромат свежих зерен. Зажмуривается от удовольствия, потом поднимает глаза на Ала, томно переводит взгляд на Мустанга. Она поднимает руку и со всего размаху кидает кулек об пол - кофейные зерна разлетаются по гостиной. Похоть разворачивается и стремительно уходит, стуча каблуками. Ал смотрит на Роя и со вздохом говорит: - Методы насилия ни к чему хорошему не приводят. Хотя, я и сам хорош, - хлопок! - между его ладоней появляются искры трансмутации, и вот кофе собрано обратно в бумагу, - Не знаю, смогу ли сдержаться в следующий раз. Ал кладет кулек на столешницу и достает из шкафчика кофемолку. Пока он готовит кофе, Мустанг думает, как ему подобраться к Зависти. Похоть, как он успевает заметить, не вызывает в нем таких сильных чувств, как казалось при первой встрече - впрочем, больших проблем она и не доставляет. - А где Зависть? - все-таки, Рой решает сначала прощупать почву, - Хочу с ним поболтать. Ал закатывает глаза. - Он на втором этаже, в самой ближайшей к лестнице комнате. Только прошу вас - не сожгите дом, - говорит он с усмешкой. Альфонс заметно воодушевляется, когда Мустанг защищает его от влияния Похоти. Возможно, оба гомункула боятся Мустанга, а значит, не будут ему перечить? Ал даже не задумывается о том, что Мустанг может скрывать что-то плохое: все-таки, генерал один из самых надежных людей, которых Альфонс знает. *** Зависть вздрагивает, когда слышит стук в дверь. Ждёт, пока стук прекратится, но стучат снова и снова - странно, ведь Ал никогда не приходит к ним с Жадностью в комнату. Он, наверняка, не хочет с Завистью сталкиваться. Впрочем, оно и к лучшему - ему тоже не хочется видеть Ала. Альфонс совсем другой, не тот наивный и раздражающе добрый мальчик, которым его помнит Зависть. С одной стороны, это даже грустно, ведь теперь манипулировать им становится сложнее, с другой стороны - весело, потому что его взросление больше похоже на карму. Вот они с братом все время лезли под ноги, мешали достижению цели Отца, победили их, гомункулов, сильнейших существ на планете - и такова расплата. Поэтому-то Ал и сходит с ума. Зависть иногда наблюдает за ним, когда тот, например, пытается работать или читать, но теперь Ал постоянно отвлекается на свои мысли, долго смотрит в одну точку, практически не мигая - а раньше мог читать, будто вокруг нет ничего. Наверное, из-за того, что Ал и его коротконогий братец, были настолько увлечены поиском способа вернуть свои тела, они стали сильнее самих гомункулов. А сейчас, когда Ал постепенно теряет связь с реальностью - во всяком случае, Зависть надеется, что это так, а если нет, то он готов создать все условия, чтобы это случилось - а его брат куда-то исчез, они оба намного-намного слабее их самих пару лет назад. Вот сейчас-то, можно было бы и нанести удар по всему человечеству, оно бы исчезло без следа, а царствовать над всем стал бы Отец, его цель была бы достигнута. Но… Зависть никогда прежде не чувствовал себя таким одиноким и покинутым. Впрочем, он всегда чувствовал себя одиноким, даже когда Отец был жив, и у него была какая-то цель. Но сейчас одиночество достигло своего пика, жизнь превратилась в один бесконечный черный день. И Зависть даже сам признается себе - в тот момент, когда Ал теряет самообладание, Зависть не дает отпор только по причине того, что сам желал бы сдохнуть, но пока что даже на это не хватает сил. Жаль, в итоге, Ала приводят в себя остальные. Как мило, в прошлой жизни Зависть никому не помогал, да и они сами не особенно стремились создать крепкую «семью»: так может быть, Жадность и не совсем прав - и смерть чему-то их научила? Кроме того, Зависть ужасно ругает себя за слезы по ночам и за то, что Жадность видит его проявления слабости. Хорошо, что теперь нет Гордыни, который мог бы его жестоко наказать за это. Стук в дверь усиливается - кто-то так хочет попасть в комнату, что готов сорвать дверь с петель. Зависть испуганно поднимает глаза, ему вдруг становится отчего-то невероятно страшно. Страх парализует его, он не может подняться и повернуть дверную ручку, чтобы узнать, наконец, кто это. Кто-то с силой бьет по двери, отчего Зависть буквально подпрыгивает на кровати. Наконец, все стихает. Зависть встает, поводит плечами - то ли от холода, то ли от мурашек - и медленно открывает дверь. В темноте коридора, освещая вид перед собой маленьким пламенем, стоит Рой Мустанг. Зависть сразу же выдыхает - генерал не пугает его. Все самое страшное, что он мог бы сделать с Завистью, он уже давно сделал. Ещё раз пережить унижение и самоубийство не так пугающе, чем неизвестность. В которую, кстати, его и помещают сейчас военные. - А, это ты, - говорит Зависть, вздохнув, - А че усы сбрил? Обиделся? Рой смотрит на Зависть, и рот у него наполняется слюной. Нижняя челюсть немеет от ярости, скрипит на стыке с черепом, и у Роя не получается ничего сказать. - Че молчишь, будто воды в рот набрал? - Зависти вдруг на секунду становится не по себе, даже не от присутствия Роя, а от его взгляда, - Может, скажешь, что-нибудь? Рой чувствует импульс - щелкнуть пальцами у лица Зависти и сжечь к чертям собачьим эту наглую морду. Зависть вглядывается в лицо Мустанга, на котором лежат пугающие глубокие тени - так похоже на прошлый раз - и пятится обратно в комнату. Как-то странно блестят глаза Мустанга, но Зависть знает этот блеск. Ну, ладно, все равно особенно жить-то и не хотелось, так что теперь можно не сопротивляться. Зависть зажмуривается и скукоживается, поднимает плечи к ушам и закрывает лицо ладонями. В этот раз, может, будет быстрее. Рой смотрит на Зависть и вдруг ему становится неловко. Он растерянно смотрит на свои руки - огонь тут же гаснет, и они оба оказываются в темноте, которую разбавляет холодный свет из окна. Что же он делает? Его ведь могут увидеть! А эта мразь ещё и притворяется, будто боится. Рой цокает языком и плюет Зависти под ноги, отчего тот вздрагивает. Мустанг крепко сжимает кулаки. - Еще раз ты… - начинает он, практически выдавливая из себя слова. - Кто же это?! - Жадность буквально вырастает из темноты и обнимает Роя за плечи, - Генерал Мустанг собственной персоной! Какая встреча! Зависть удивленно смотрит на него: как странно, что Жадность возвращается со своего утреннего променада именно сейчас. Какое поразительное совпадение. Или дает о себе знать связь, оставленная Отцом? Впрочем, связь у них была всегда, только никто никому не приходил на помощь. Рой сразу переключается на Жадность, радостно жмет тому руку. - Фух, ну, ты и напугал, - смеется Мустанг,- Да я тут, - он кивает на Зависть, - провожу воспитательную беседу. - Ну-ну, - Жадность похлопывает Мустанга по плечу, - Не переусердствуй. А то сил на подчиненных не останется. Жадность заслоняет собой Зависть так, чтобы тот мог улизнуть. Мустанг, скрепя сердцем, отпускает его и обращает все свое внимание на Жадность. - Слушай, - говорит тот, - У меня к тебе разговор есть. Они спускаются по лестнице на первый этаж - перила ужасно шатаются, а от дерева пахнет плесенью - и заходят в гостиную, где уже пахнет свежесваренным кофе. У Роя резко возвращается чувство голода. - Поесть бы чего-нибудь, - говорит Рой, когда Ал наливает ему кофе в кружку. Тот сразу же вспоминает о том, что сам ничего не ел с утра, забыв обо всем из-за Похоти. - Кстати, Жадность, - обращается Ал к гомункулу, который садится рядом на диван, - Из вас кто-нибудь умеет готовить? А то мне врач сказал соблюдать диету, - он показывает табличку, которую как раз оставил здесь, - а я абсолютно не умею. Да и времени у меня нет. Жадность кивает, с интересом разглядывая список продуктов. - Конечно, - отвечает он. Алхимики с воодушевлением смотрят на него, предполагая, что это он и есть. - Зависть, - продолжает Жадность, - Дерется он плохо, конечно. Но готовит отлично, - он поднимает глаза и видит абсолютно разочарованные лица. Ал даже чувствует как к горлу подступает тошнота. Мустанг кривит губы. - Знаешь, Ал, - говорит он, - Я могу выписать из Ист-сити отличную повариху, которая будет приходить к вам раз в два дня. Жадность смеется. - Да ну тебя, генерал Мустанг, - говорит он, - Пора уже отпустить прошлое, а то пропадешь. - Не хочу принимать еду из рук заклятого врага, - сухо отвечает Мустанг. - Тю, - Жадность машет руками, - Да разве он тебе враг? Теперь-то он тебя боится, как… - Жадность тяжело вздыхает, - Огня. Рой скрещивает руки на груди. Он смотрит на Жадность прохладно, хотя, внутри весь сгорает от стыда, предполагая, что Жадность все видел. - А давай ближе к делу, - Жадность отхлебывает кофе из кружки, делает над собой усилие, чтобы не скривиться от горечи, - В общем, я хочу открыть бар, как в Дублисе, только без бандитов и с крафтовым пивом. Ал и Мустанг смеются. Жадность улыбается в ответ: - Да-да, никакого криминала, только удовольствие! - И что тебе для этого нужно? - Мустанг пробует кофе и не может сдержать эмоций, - Ал, а тебе определенно нужен помощник на кухне. Ал краснеет, смотря на Мустанга, который жмурится от горечи. - Воды? - взволнованно говорит он. - Да, пожалуйста, - отвечает Мустанг. - И я бы не отказался, - добавляет Жадность, - Так вот, мне нужны деньги, - продолжает он, загибая пальцы, - помещение и, естественно, чтобы ты добыл разрешение, на то чтобы я покидал этот дом. Мустанг вздыхает. Если с помещением и деньгами разобраться легче простого - можно скинуться с Алом и купить не только помещение, но и все оборудование - то вот как объяснить Грумману, во-первых, то, что он сам почему-то не в командировке в Ишвар, а здесь, во-вторых, зачем Жадности понадобилось открывать бар, и в-третьих, не помешает ли это исследованиям Альфонса. Мустанг решает разобраться с конца. Ал, весь пунцовый, приносит Мустангу и Жадности воды. Ему идея с баром нравится - и хорошо, чтобы кто-то мог свободно перемещаться по городу, по поручениям Ала. Жадность объясняет свое желание тем, что целыми днями сидеть в доме с тремя абсолютно невменяемыми «родственничками» невыносимо. Хочется что-то делать, а не слоняться по дому и вокруг него целыми днями. Мустанга устраивают оба ответа. Остается самое сложное - Грумман. Ему, в принципе, можно показаться и сегодня, наврать что-то про ответственность перед Алом и про большую озабоченность его исследованиями. Которые так же важны для Аместриса, как мост между ним и Ишваром. Кстати, исследованиями Мустанг решительно готов озаботиться - не только ведь ездить сюда, чтобы выслеживать Зависть. Мустанг поднимается и обращается к Алу: - Мы можем поехать в Главный Штаб, после того, как ты покажешь мне свои наработки. Ал распахивает глаза и чувствует, как его начинает мутить от волнения: с последнего визита Мустанга в его работе конь не валялся, а говорить об этом при Жадности - который должен хоть на толику, но уважать своего «хозяина» - совершенно не хотелось. На счастье, живот снова дает о себе знать и громко урчит от голода. - Знаете, - говорит Ал, - Давайте лучше сразу в город поедем. Поедим. А то мне совсем плохо. Впрочем, он не врет, и его начинает все больше и больше мутить. Правда не понятно от чего: от волнения из-за работы или действительно от голода, или от того и другого. *** Когда оба алхимика скрываются в поредевшем, но все еще густом тумане, гомункулы собираются в гостиной. Похоть выливает в раковину кофе из турки: она уже по горькому запаху понимает, что его пить не стоит. - Когда Ал уже починит электричество? - недовольно говорит Зависть, - Надоело в темноте сидеть. Мы что - крысы? Обжорство пожимает плечами, дожевывая пододеяльник. - И принесли бы еды нам что ли, - бубнит он, - У меня в комнате уже ничего не осталось. Зависть закатывает глаза. - Только дом весь не сожри, - говорит он, - Нам некуда идти. Похоть заметно вздыхает, после его слов. Она насыпает в кофемолку кофейных зерен. - Они оба странные стали, - говорит Жадность, облокотившись на подоконник, он смотрит вслед алхимикам, - Какие-то нервные. - А ты что хотел? - фыркает Зависть, - Стальная фасолина глупость сморозил, когда говорил про стальное сердце после боли. Похоть оборачивается к нему. Удивленно вскидывает брови: - Серьезно? Ты так думаешь? - А то, - Зависть потягивается, - Мне Отец сказал, что всякая душевная боль людей подтачивает и делает слабее. - Да уж, Отец-то много знал о людях, - усмехается Жадность, - В итоге, они его победили. Несмотря на «душевную боль». - Не они, а ты, - отвечает ему Зависть, - И как? Доволен? Теперь мы заперты в этой развалине, от которой тухлятиной воняет. - Если бы не они… - начинает Жадность, - А впрочем, уже не важно, - он машет рукой. Ворошить прошлое совсем не хочется. Особенно, в редкий момент, когда они собираются вместе. Похоть пересыпает кофе из кофемолки в турку. - Так ты не договорил, - обращается она к Зависти, - И что же помогает людям? Зависть пожимает плечами. - А черт его знает, - отвечает он, - Командная работа, наверное. - Любовь, - говорит Обжорство, проглатывая остатки пододеяльника, - Точно говорю. Гомункулы смеются. Любовь всегда для них была вещью несущественной и даже глупой. - Да ерунда все это, - продолжает Зависть, - Этим уже ничего не поможет. У них один путь - безумие. Похоть ставит турку на огонь, бросает хитрый и задумчивый взгляд на братьев. - А вы когда-нибудь сами влюблялись? Только честно! - говорит она, усмехаясь. Вопрос сначала застает троих гомункулов врасплох, а потом вызывает приступ гомерического смеха. - Спроси что попроще, - Зависть смахивает слезинки с ресниц, - Кстати, - продолжает он как бы между прочим, - Мустанг определенно хочет снова меня прикончить. - Да неужели? - хмыкает Похоть, - Не заметила в нем особой ненависти к нам. Зависть энергично кивает: - Точно говорю! Он бы сделал это сегодня, если бы не Жадность! - он качает головой, - У Мустанга определенно шарики за ролики заехали… Жадность пожимает плечами, подходит к кухне, достает кружку. - Не переживай, не убьет он тебя, - Жадность вздыхает, - Он молодой просто, впечатлительный. Скоро отойдет. Зависть задумчиво молчит в ответ, закусывая губу. Просить помощи у остальных, все-таки не хочется. Даже несмотря на то, что теперь его никто за это не накажет. Да и вообще, они только что про любовь говорили - совсем без страха и не оглядываясь, чтобы не дай бог их Гордыня не услышал. Похоть разливает кофе по кружкам и отдает братьям. Все-таки, немного скрепя сердцем. - А ты можешь как-нибудь Алу намекнуть, чтобы он нам еды все-таки принёс? - обращается она к Жадности, - А то столько времени уже прошло… - Да уж, - поддакивает Зависть, - А то скоро я твою подушку съем. - Мою? Это почему же? - удивленно говорит Жадность, - Свою ешь! - Зачем? Я же на ней сплю! Похоть и Обжорство смеются, глядя на перепалку своих братьев. Все-таки, в этой жизни что-то стало лучше, в отличие от прошлой. Даже несмотря на то, что приходится целыми днями сидеть в этом ветхом покосившимся доме. - Ничего, - говорит им Жадность, - Скоро мы отсюда выберемся.