***
Долорес Амбридж не выносила слабых людей. Она презирала каждого, кто не мог иметь хоть какую-то власть и деньги. Из-за этого она давным давно порвала связи со своей семьёй, особенно, когда ей достался большой дом от своей тётушки. Долорес до сих пор помнила восторг, стоило ей услышать о завещании, но он быстро сменился огорчением, когда Амбридж узнала, где этот дом находится. Да, он был большим. На первом этаже располагалась просторная кухня, две ванные комнаты, ещё и три спальни, вместе с просторной гостиной. На втором же, в те ещё времена, оставалась большая хозяйская спальня, также две ванные и две совсем небольшие комнатки. В момент получения наследства, этот дом уже потерял былой лоск, но со временем всё только ухудшилось. Содержать и жить одной в этом доме не было никакого смысла, тогда-то Долорес и нашла выход. О, насколько же ей было приятно ощущать власть над этими жалкими людьми, которые ютились в холодных комнатах, унижались перед ней, когда не хватало хотя бы одного пенса за аренду комнаты. Конечно же, Амбридж им улыбалась, но сама знала, что и как им сказать, чтобы они запирались в своих комнатах и мучились от переживаний. Да, Долорес любила свою власть и деньги, которые она получала за неё, но она ненавидела людей, которые обладали куда большей властью. Их было не запугать. Особенно этого паршивца. Он сидел перед ней столь вальяжно и беззаботно, словно это его дом и вся территория. Амбридж чувствовала себя, как те проститутки перед клиентом. У этого человека было всё. А уж денег-то сколько. Долорес это сразу же поняла, стоило только на него взглянуть. Это тёмно-синее пальто, с чёрным мехом по бокам, идеально выглаженные брюки и лакированные туфли. Ничего из этого не было перешито, наоборот, вся одежда была выполнена явно на заказ. Что уж говорить про трость, на которой не было ни пылинки, ни царапины. А сигареты! Одна пачка этой марки могла существенно ущемить недельный бюджет Амбридж. — Должна сказать, что доктор Дамблдор один из самых прекрасных и доброжелательных жильцов. Пусть не все мои арендаторы столь же добросовестны, но я каждого из них ценю, — Долорес тихо захихикала. — Так что прошу Вас меня понять, я крайне обеспокоена. Мне хотелось бы узнать, зачем его пациенты приезжают лично к нам, — Долорес поднесла чашку к губам, отпивая напиток, который отдавал розовым оттенком. — Не к вам, а к нему, миссис Амбридж, — Геллерт склоняет голову набок, стараясь улыбаться, как можно более естественно, но один взгляд на эту женщину вызывает у него нервный тик. — Хороших врачей трудно найти, а мне необходим именно такой. Так что я думаю, Вы часто будете видеть меня или моих людей. Гриндевальд слышит, как к ним кто-то направляется быстрым шагом, что вызывает лишь некое ликование. Хочется, как можно скорее скорее покинуть эту ужасную розовую комнату, в которой сам Геллерт слишком выделяется. Долорес тоже услышала шаги, она тут же поставила чашку на блюдце, посмотрев на дверь. Правда, ей не понравилось, когда их беседу нарушили, даже не постучавшись. Альбус выглядел запыхавшимся. Он уже смог перебрать в своей голове множество вариантов того, что мог вытворить этот ненормальный в стенах дома. Какое же было удивление, когда он заметил, что Геллерт сидит совершенно спокойно в розовом кресле, прямо напротив Амбридж. На столике, который стоял между ними, находилось две чашки с чаем, но одна явно была не тронута. Лишь только пепельница наполнилась окурками; к посуде же, или к сладостям, Гриндевальд не прикасался. — Доктор Дамблдор, — Геллерт произнёс эти слова с такой игривой интонацией, что Альбусу прямо сейчас захотелось вышвырнуть этого надменного наглеца прямо в окно. — Вы заставили меня ждать, — Гриндевальд поднялся со своего места, сжимая в своей руке трость. Долорес же такой расклад не понравился, она тут же соскочила, собираясь помешать гостю покинуть её гостиную. — Альбус, дорогой, в чём дело? — хотя бы к слащавому и приторному тону Амбридж Дамблдор уже привык. — Посиди, отдышись. Твой гость ведь ещё не допил чай. Мне бы очень хотелось услышать вашу историю знакомства. Да и мне до сих пор любопытно, зачем же тревожить тебя в твой выходной, — и снова это хихиканье. Если же Альбус хотел выкинуть в окно Геллерта, то тот хотел пристрелить Долорес. Мало людей вызывали в нём такое отвращение. — Прошу прощения, миссис Амбридж, но нам с гостем нужно обсудить всё лично. В моей комнате. Не хотелось бы, чтобы личные данные пациента могли хоть как-то разглашаться, — Дамблдор вновь смог надеть на себя маску безразличия, хоть и улыбнулся Долорес. Та так же одарила улыбкой, но от неё по телу побежали мурашки. Гриндевальд же не стал спорить, не стал прощаться, лишь прошёл дальше. Он ненадолго остановился в проёме двери, чтобы на секунду взглянуть в голубые глаза, особенно, когда между самим Геллертом и Альбусом было всего пару сантиметров. Тогда-то Гриндевальд и почувствовал запах дешёвых сигарет и лёгкий аромат чего-то хвойного. Дамблдору же в этот момент хотелось, как можно сильнее вжаться в дверной косяк, чтобы хоть как-то увеличить расстояние, но не получалось. Долорес хотелось возразить, но она не успела. Стоило этим двоим лишь покинуть гостиную, как дверь в ту же секунду захлопнулась, да ещё с каким звуком. Геллерта это всё больше и больше забавляло. Дамблдору же было не до забав. Он проходил по коридору к своей комнате, зная, что за ним последуют. Гриндевальд давно не посещал такие места. Тут всё кричало о необходимости ремонта. Отвалившаяся штукатурка, скрипучие полы, которые в некоторых местах вообще были продырявленные. На стенах ужасно горчичного цвета были нацарапаны надписи. Где-то на потолке были видны разводы от воды, а значит и крыша протекала. Можно было заметить и мусор, какие-то бумаги, пакеты. Кажется, это никого и не волновало. Альбуса сейчас так точно. Дамблдор первый вошёл в свою комнату, открыв её ключом. Если быть честным, то и тут было не лучше. Эта комната была слишком маленькой. Потолок, стены и пол ничем не отличались от коридора, хоть здесь и было куда чище. Из мебели лишь стол, два стула, что стояли в середине комнаты и один большой шкаф, что стоял вдали, явно закрывая собой небольшое удлинение в комнате. Скорее всего, там находились кухонные принадлежности или нечто подобное. И конечно же маленькая, низкая кровать, что стояла напротив входной двери, прямо возле небольшого окна. Стоило ли надеяться, что тут мебель будет в хорошем состоянии? — Я не обратился в полицию, — Альбус прошёл вглубь комнаты, поворачиваясь лицом к собеседнику, который столь пристально рассматривал каждую мелочь. — Деньги я отдал медсёстрам, которых до смерти напугали, — Геллерт усмехается, садясь на один из стульев. Только сейчас он заметил в углу камин, вид на который закрывал шкаф. — И я не стану Вам больше помогать, хоть кровью здесь истекайте. — Куколка, ты такой бессердечный, — Гриндевальд решает встать с этого стула, замечая что тот опасно покачивается. С каждым шагом он подходит всё ближе и ближе, но сам Дамблдор стоит на месте, стараясь сохранять спокойствие, хотя взгляд то и дело опускается на руки, обтянутые кожаными перчатками. Геллерта это только забавляет, ведь ему уж точно не нужен пистолет для угроз. — Даже если я предложу тебе деньги? Жильё получше? — Мне всё равно на Ваши грязные деньги. И уж будьте добры не оскорблять меня попытками купить, а так же, почаще вспоминайте моё имя, — Альбус что-то достаёт из своего потрепанного рабочего портфеля, сжимает это в руке, а после сам сокращает расстояние между ними, чтобы прижать содержимое к груди Гриндевальда. Хоть Дамблдор и старается этим движением оттолкнуть Геллерта назад, но тот остаётся на месте, лишь приподняв бровь. — Хотя, уж лучше забудьте его, и забудьте дорогу к моему дому и к моей больнице. Гриндевальд опускает взгляд на руку Альбуса, а затем тихо смеётся, замечая до ужаса знакомый платок. Когда же Геллерт забирает его, Дамблдор сразу же отдёргивает руку, будто бы прикосновение к чужой одежде может обжечь. Гриндевальда же это кажется совсем не волнует, он столь лениво осматривает данный предмет, лишь потом произносит: — Винда, — Альбус сначала не понимает, о чём этот человек, но только потом замечает движение возле камина. Дамблдор растерялся в ту же секунду, ибо он не осознавал, как мог не заметить ещё одного постороннего в своей комнате. Самое удивительное, как она смогла пробраться, ведь дверь и окна были закрыты. — Оружия нет, наркотиков тоже. Лишь скальпель, ножницы, пару лекарств. Еды мало. Есть семейные фотографии. Одежда вся старая, но в опрятном состоянии, всё подшито и аккуратно сложено, — Розье словно сдавала отчёт, говоря монотонно. Она наконец-то вышла из-за угла, вставая сзади Геллерта. — Может лучше я поговорю? Вы его только раздражаете. — Вон из моей комнаты. Оба, — Альбус оскорблен подобным обыском. Он раздражённо снимает с себя серое пальто и скидывает его на кровать. Благодаря этому Гриндевальд видит довольно таки милый серый вязаный свитер. Геллерт в этот момент не может не думать, что подобный вид вызывает в нём некое умиление. Этот серьёзный, хмурый взгляд, рыжие кудряшки и слегка дрожащие руки. Всё же Дамблдор плохой актёр. Возмущается, но боится. — Я не стану больше Вам помогать. Даже если кого-то подстрелили опять, — от этих слов сердце неприятно сжимается, но Альбус старается не подавать виду. — Или даже если вы будете мне угрожать. — Винда, вернись в машину. Если встретишь розовое фламинго, то просто проигнорируй её, — Геллерт поворачивает голову к Розье. Та сначала сомневается, но после кивает и правда выходит из комнаты. — Итак, — движения Гриндевальда плавные, он не спешит, особенно когда возвращает свой взор на Дамблдора. Тот кажется ещё в шоке от прозвища Долорес. — Куколка, я нашёл тебя, нашёл информацию о тебе. Если честно, то я восхищён твоим трудом. Лучший студент на потоке, многие профессора предсказывали прекрасное будущее у столь одарённого ученика. При этом, уже глава своей семьи. Скорее всего, ты помогаешь деньгами именно им. Из-за этого и живёшь в столь убогом месте, — Геллерт вновь подходит, медленно запустив руку под своё пальто. — Из-за этого мне пришлось приехать лично в этот район и столкнуться с этим розовым фламинго. Неужели ты даже не оценишь моих трудов и не выслушаешь меня? Гриндевальд подошёл максимально близко. Альбусу явно стало некомфортно, но он молчал, хоть и старался в упор смотреть на Геллерта. Из-за этого ему слегка пришлось поднять голову, ведь сам Гриндевальд был немного выше него. Когда же Геллерт стал медленно вытаскивать руку, то Дамблдор сразу же схватил его за запястье, понимая, что в ней может быть. Геллерта это только забавляло. Он тихо хмыкнул, хитро улыбаясь, но всё же руку достал, сжимая в ней пистолет. У Альбуса всё похолодело внутри при виде оружия, руки дрожали сильнее, а пальцы были настолько холодные, словно он простоял под порывами ветра несколько часов. Дамблдор совершенно не понимал, что в голове у этого человека, поэтому и старался обдумать сразу же несколько вариантов, как спастись и спасти других. Гриндевальд выжидал: они так и стояли, смотря друг на друга. Один столь серьёзный, а второй с ухмылкой на лице, а между ними пистолет, который к счастью ни на кого не направлен. Только вот в один миг Геллерт обхватил дуло второй рукой и совершенно беззаботно кинул оружие на постель, чем ещё сильнее удивил Альбуса. За ним же полетели следом пара ножей, а потом и второй пистолет. — Теперь нечего бояться, я безоружен. Хочешь, можешь и пистолет на меня направить, но уж выслушай. К тому же, это и правда может тебя заинтересовать, — Гриндевальд чуть ли не шептал эти слова. Дамблдор соврал бы себе, если бы сказал, что голос у этого человека был приятен, как и сама внешность. — Никого не нужно оперировать или доставать пули. — Это похоже на уговоры дьявола, — Альбус тяжело вздохнул, слыша смех. Он всё же отпустил чужую руку и подошёл к столу, доставая чистую пепельницу. — Хорошо, но учтите, я могу и отказаться, — Дамблдор садится за стол и закуривает сигарету. Геллерт же садится напротив него, облокотив свою трость об стул. — Надо же... А я и не думал, что наш доктор верующий, — Гриндевальд сдерживает смех, когда на него столь агрессивно пытаются выдохнуть дым. — В общем, есть у меня одна особа. Она весьма важна для моей семьи и моего дела, но вот проблема... Её здоровье начало подводить. Из-за этого я не могу быть уверен, что в один момент её просто не убьют. Эта дама, конечно, способна себя защитить, но если она не сможет из-за своего состояния, то я могу лишиться нечто ценного. — Вы измеряете людей по их ценности? — Альбус сбрасывает пепел, стараясь не отводить взгляд от Геллерта, но иногда всё же, краем глаза смотрит и на кровать. Гриндевальд это замечает, но молчит. — Я, конечно, мог бы её осмотреть, но со многими вещами справится любой другой врач. Она может посетить больницу. К тому же, если это связанно с её психикой, то боюсь, что я не смогу помочь. В подобных делах у меня нет практики, кое-какие знания, но на этом всё. — Нет. Если нашу семью показать специалисту подобного профиля, то нас всех закроют в психушке, — Геллерт даже представил эту картину. Почему-то она показалась ему не столь ужасной. Может там он сможет отдохнуть? — Куколка, ты моя последняя надежда. Она не подпускает к себе других врачей, считая их продажными и старыми. А ты молод, вряд ли захочешь приставать к ней, а самое главное, как ты и сказал, предложения «подкупить» тебя оскорбляют, — смотря в эти хитрые глаза, Дамблдор осознавал, что от него так просто не отстанут, и что его выходной отменяется.***
Гриндевальду хорошо были знакомы запахи плесени, старых полов и сырости. Эти воспоминания въелись в его разум и не желали выходить. Когда человек познает комфорт, сложно от него так просто отказаться. Особенно, когда этот комфорт сопровождался наёмной прислугой и верными людьми. Поэтому-то после визита в ту квартиру, до ужаса хотелось смыть с себя противные ощущения, лишь бы поскорее забыть. Кроме этого, Геллерт хорошо был знаком и с удивлением, когда человек окунается из бедности в роскошь. Именно это сейчас и испытал на себе Альбус, оказавшись в огромном доме, где полы не скрипели, обои не облазили из-за сырости и старости, а вся мебель выглядела словно из витрины магазинов. Даже пылинки было невозможно заметить на столике возле входной двери. Несмотря на всё это, Гриндевальду нравилось, как Дамблдор сдерживает своё удивление и в тоже время восхищение. Как его лицо остаётся невозмутимым, но глаза бегают из стороны в сторону. Сам Альбус же выпрямился, словно струна на гитаре, сжимал пальцами ручку от потрепанного портфеля и старался сохранить самообладание. Будто бы он каждый день бывал в столь роскошных домах. — Куколка, — Геллерт идёт за Дамблдором, самолично закрывая дверь. Только это не мешает ему снова оказаться рядом, чтобы чуть ли не шептать на ухо. Альбус от такого дёргается, но не отходит. — Добро пожаловать в моё скромное жильё, — Гриндевальд изящно протягивает руку, которая обтянута чёрной перчаткой. — Пальто? — Дамблдор сжимает зубы, но всё же кивает в знак согласия, стягивая с себя верхнюю одежду. Альбус давно не чувствовал себя столь неловко. Большой двухэтажный дом поражал и восхищал. Столько деталей, столько мебели, насколько же приятный аромат витал в воздухе. Только вот две детали портили всё происходящее: Дамблдор знал, что это здание явно было приобретено незаконно, а ещё неизвестно чего можно было ожидать за углом. Повсюду могла угрожать опасность. От самого же Геллерта веяло этим. Когда и Гриндевальд снял с себя верхнюю одежду, то направился дальше по длинному коридору. Он лишь жестом показал Альбусу следовать за ним, что тот и сделал. Взгляд был прикован к ровной спине, а ещё и к ремням от кобуры, где до сих пор хранились пистолеты. Правда, не это больше всего бросалось в глаза. Только сейчас Дамблдор обратил более пристальное внимание на трость. Во-первых, Геллерту с его твёрдой походкой она была не нужна, а во-вторых, где-то Альбус видел похожую, ещё до встречи с этим типом. — Только, куколка, запомни, — Гриндевальд обернулся через плечо, встречаясь со взглядом Дамблдора. — Ни при каких условиях, даже не думай к ней приставать, — Альбусу хочется сжаться от того, как на него смотрят, от этой хитрой усмешки. Приходится сжать пальцы в кулак настолько сильно, чтобы оставить красный след от ногтей. Это даёт возможность хоть как-то сконцентрироваться. — Я не пристаю к девушкам, — Дамблдор тут же пожалел, когда услышал в ответ тихий, гортанный смех. — Любая девушка прекрасна по-своему, но это не означает, что стоит проявлять к ней открытый животный интерес, — Альбус хотел уколоть этим Геллерта, только вряд ли получилось. Радует, что разговор на этом Гриндевальд всё же решил закончить. Когда наконец-то они подошли к массивной двери, Дамблдор испытал облегчение. Он надеялся, что хотя бы в присутствии столь значимой персоны, Геллерт сдержит свои странные наклонности. Хотя, надежда тут же пропала, когда Гриндевальд бесцеремонно зашёл в комнату, даже не постучавшись. Альбусу оставалось надеяться, что их резкое вторжение не смутит девушку. Как оказалось, нет. Дамблдор понимал, почему уточнялось насчёт приставаний. Девушка и правда была прекрасна. Эта изящная фигура, которая была облачена во всё чёрное, так приковывала к себе внимание. Возможно, из-за контраста с бледной кожей, светлыми волосами и ярко-голубыми глазами, которые пристально смотрели на Геллерта. Тот отвечал тем же. Даже склонил голову набок. Они оба не моргали даже. Альбусу показалось, что идёт целая безмолвная борьба. — Плетёшь свою паутину? — Гриндевальд первым заговорил. Его губы изогнулись в усмешке, а после же он развернулся к Дамблдору. — Что ж, придётся ненадолго нам попрощаться, — Альбус не дёргается, но готов вздохнуть с облегчением от этих слов. Он провожает взглядом удаляющийся силуэт, чувствуя будто бы воздух становится не таким напряжённым. Только сейчас Дамблдор может успокоиться и осмотреться. Это была просторная гостиная, которая восхищала своей красотой. Всё было выполнено в светлых, изысканных тонах. Массивный диван, что стоял у окна, светлый, пушистый ковёр, пара полок с книгами, а также небольшой столик, на котором были сервированы приборы на две персоны. Девушка изящно встала с дивана, захлопывая книгу, что до этого читала. Её походка была ровной и плавной, но вот спина слегка сгорблена. Альбус сразу же заметил, что перед ним молодая особа, но вот носогубные складки уже проявлялись. Также, от взгляда Дамблдора не утаилось и тяжёлое дыхание, которое девушка так пыталась скрыть. — Я думаю, уже поздно просить прощение за него? — девушка подошла к одной из полок, чтобы оставить книгу, а уже после и к Альбусу, чтобы протянуть руку. — Меня зовут Селина Гриндевальд, — Дамблдор пожал тонкую женскую руку, чувствуя, как та дрожит. — Надеюсь, Вы не откажите мне составить компанию? Уж извините, мне было известно о Вашем приезде, так что я надеялась обсудить всё за обедом. — Боюсь, что я не привык к подобному роду общения с пациентами. Ваше предложение заманчиво, но мне неловко, — Селина будто бы и не слышала возражения Альбуса. Она уже подошла к столу, убирая с подноса ткань, что скрывала аппетитные блюда. От одного вида у Дамблдора просыпался аппетит и крутило желудок. — Правда, мисс Гринде... — Я ещё не Ваш пациент, — взгляд Гриндевальд был столь пронзающий и строгим, а голос тихим и спокойным. — Мы общаемся словно попали в Викторианскую эпоху, — Альбус неловко улыбается, замечая, что именно Селина задала подобный тон беседе. — Я предлагаю всё же пообедать, а так же, перейти на неформальное общение, — Гриндевальд отодвигает стул, приглашая Дамблдора сесть. — Тема нашей беседы весьма щекотливая. Такое сложно доверить. Возможно, но лишь друзьям. — Предлагаете мне дружбу? — Альбус получает лёгкий кивок и всё же сдаётся. Ему не верится в подобный разговор и в эти слова. Правда, Дамблдор принимает предложение и садиться за стол, но к еде пока не прикасается. Напротив него размещается и Селина. — Хорошо, можно попробовать узнать друг друга получше, только у меня просьба, — Гриндевальд заинтересовано приподнимает бровь. - Перестаньте… — Селина прищуривается, будто бы недовольная. — Перестань притворяться. Я вижу, что тебе тяжело. — Как жаль... а я надеялась, что не заметишь, — Гриндевальд хмыкнула, положив салфетку на свои колени. Она не продолжает разговор, пока Альбус всё же не притрагивается к ложке, чтобы положить в тарелки рагу. Дамблдор чувствует, как слюна скапливается во рту, но всё ещё терпит. — Приятного аппетита, Альбус, — Селина сама не притрагивается к еде, пока Дамблдор всё же пробует блюдо. Оно куда прекраснее всего, что он ел за последнее время. — Так с чего же нам начать? — Могу я узнать хоть что-то о тебе? — Альбус старается есть медленно, но хочется опустошить тарелку разом. Гриндевальд это видит, но не осуждает, а лишь улыбается только уголками губ, будто бы позволяет. Она даже протягивает ароматные ломтики хлеба. — Думаю, обо мне и так всё известно, но я сижу же перед совсем незнакомым человеком. — Не стоит переживать, я умею хранить секреты, — на этих словах Дамблдор чуть не поперхнулся. Он очень надеялся, что самая интимная часть его жизни будет скрыта. — Что ж... — Селина всё ещё не прикоснулась даже к приборам. — Я родилась в семье весьма влиятельного, хитрого и жестокого человека. Многие могли бы мне позавидовать, ведь всё это, — Гриндевальд обводит комнату рукой, — дал нам отец, но... кое-что всё же забрал, — Селина не уточняет, но при этом даже не меняется в лице, оставаясь такой же спокойной. — Я самая младшая в семье, ещё и девушка, так что отец меня любил куда больше, чем братьев. Даже водил меня на балет, каждый сезон. Возможно, из-за этого я так им прониклась. Как и искусством. Мне принадлежит чудесная картинная галерея. Надеюсь, когда-нибудь ты найдёшь время её посетить. — О, боюсь, что времени у меня бывает катастрофически мало, — Альбус был далёк от балета, но вот картины... от одних только воспоминаний мороз по коже пробегал. — Если же отец так тебя любил, то как позволил выйти замуж за такого человека? — конечно же Дамблдор заметил кольцо на пальце, ещё и фамилия Гриндевальд. Селина же впервые за всё время выглядела удивлённой, но быстро всё поняла. — Оу... — Гриндевальд провела пальцами по своему кольцу. — К счастью, замуж я вышла совсем недавно, когда отца не стало. А этот человек, который явно вызвал у тебя негативные эмоции, мой старший брат, — Альбус чуть ложку не выронил из руки, пока его глаза были раскрыты от удивления. — Понимаю, твоё отношение к нему. И ни капли не осуждаю, — Дамблдор всё ещё не знал, что сказать, так что Селина решила добавить. — Мой муж хороший человек, с которым случилось много чего плохого, как и со всеми нами. И я должна сердечно тебя поблагодарить за его спасение, ведь он так любит попадать под пули. — Тот мужчина… — Альбус вспомнил тот ужасный день в операционной. — Я никак не думал, что... просто фамилия Гриндевальд и... — Дамблдор совсем растерялся, пока Селина понимающе кивала. — Что ж, это было глупо с моей стороны, — Альбус снова взял ложку, чтобы доесть остатки рагу. — Надеюсь, ему лучше? — Да, не стоит волноваться. В скором времени, его не остановишь, и он снова ринется в бой, — на секунду Дамблдор всё же смог увидеть нежность и грусть в глазах Гриндевальд. — А почему ты захотел стать врачом? — всё же Селина старалась не задевать важные темы. Её явно не волновало, что думают о её брате, но вот муж был чем-то сокровенным. — Мой отец был врачом. Во время войны он многим смог помочь. Ещё в детстве, он рассказывал мне истории про спасение жизней. Я тогда так проникся этим, что в будущем и не смог выбрать другую профессию, — Альбус с грустью вспоминает своего отца. Человека, который выжил физически, но не морально. — Только сейчас я осознаю, что он был прав. Нет ничего ценнее жизни, и нет ничего слаще, чем спасти эту жизнь. — То есть, ты сделаешь всё, чтобы спасти другого человека? — Дамблдору не нравится формулировка этого предложения, но он всё же медленно кивает. — Тогда тебе придётся спасти меня, — Селина встала из-за стола, чтобы подойти к одной из книг. Она достала какую-то папку, передав её в руки Альбуса. Когда Дамблдор открыл её, то увидел различные исследования, анализы, заключения сразу же двух врачей. Альбус и так догадывался, что одышка, хрипы и кашель не являлись обычным заболеванием. И всё же Дамблдор надеялся увидеть что угодно, но только не этот диагноз, который был написан неразборчивым, корявым почерком. — Селина... — Альбус тяжело вздыхает. — Я всё понимаю, но... это не вылечить, — Гриндевальд чему-то усмехается, отпивая воды из бокала. — В принципе, я согласен с ходом лечения. При наблюдении и соблюдении всех рекомендаций врачей, ты можешь жить и дальше. К тому же, новые разработки могут даже полностью купировать приступы. — Я знаю, — Селина так спокойна, словно речь не о её жизни и здоровье. — Какое странное название. Неаллергическая бронхиальная астма, — Гриндевальд ненадолго замолчала, думая о чём-то своём. — Только вот в моём мире это слабость. Слабость, которая может стоить жизни. Я должна быть сильна и неуязвима. Если кто-то узнает о диагнозе, то я долго не проживу. — Что за глупости? Люди могут жить и дальше с подобным. Нужно лишь время, чтобы взять болезнь под контроль. А уж с вашими средствами и влиянием, это возможно, — Дамблдор явно возмущён, он слегка повышает голос. Только тут же останавливается. По его телу словно пробежал холодок от догадки, что так и вертится на языке. — Или... Твой брат... неужели он тебя убьёт из-за этого?.. — Нет. Он не может меня убить. Как и второй, но это лишь пока что, — Селина покашливает, прикрывая рот рукой. — Геллерт невыносим. Он может раздражать, бесить, а может и пугать. Только вот я обязана спасти его, а это я могу сделать, если никто не узнает о моём диагнозе. Даже он сам. Даже мой муж. Никто, — Гриндевальд смотрит прямо в глаза Альбуса, который всё же оторвался от исследований. — Для этого мне нужен ты. — Но что я могу сделать? Я не смогу скрыть твои приступы. К тому же, твои лёгкие весьма уязвимы. В любой момент ты можешь серьёзно заболеть. Не смертельно, конечно, но это минимум пару недель постельного режима. Думаешь, ни один врач не догадается в чём дело? — всё это казалось Дамблдору каким-то абсурдом. — Догадается. Поэтому, мне нужен мой врач. Личный. Пустить пыль в глаза, если это необходимо, — Селина всё же подходит ближе к Альбусу и кладёт свою руку на плечо. — К счастью, никто из нас не разбирается в медицине. Они поверят тебе, если ты скажешь, что мой организм просто ослаб, что это из-за горести насчёт потери отца, который не так давно умер. Что мои симптомы лишь временные, они пройдут через очень короткий срок. — Я правда всё понимаю. И я хочу помочь, но ты же знаешь, что симптомы не пройдут так быстро. Даже когда лекарство начнёт действовать. Ты всё равно будешь просыпаться по ночам. Твой муж точно заметит. А если вы захотите завести ребёнка? Тебе сейчас нельзя, ты не переживёшь этого, — Дамблдор пытается хоть как-то достучаться, но ничего не выходит. — Мне нужно лишь чуть больше пяти месяцев. После этого станет легче. Тогда я смогу всё рассказать, но никак не раньше, Альбус, — Гриндевальд забирает папку из рук Дамблдора, возвращая её снова в книгу. — К тому же, я не останусь в долгу. Если ты поможешь мне, то я помогу и тебе. — Пять месяцев скрывать астму? Они должны быть полными идиотами, — Альбус уже видел где-то свой труп, который самолично закапывает Геллерт. — И мне ничего не нужно. Я не отказываюсь от своих слов, что готов помогать и спасать жизни. Только я не представляю, как ты собираешься это всё провернуть. Мне уже кажется, что убьют не только тебя, но и меня. Точнее, сначала меня. — Никто тебя не убьёт. Поверь мне, — Селина обдумывает, как же помягче донести нужную информацию, а лишь затем начинает. — Тебе нельзя отказываться от помощи, — Гриндевальд чувствует, как в горле неприятно першит. Она снова делает несколько глотков воды, когда возвращается к столу. — Каждый из нас специализируется на чём-то одном. Лично я могу найти любую информацию на человека, какой бы она не была. Абсолютно любую. Это я и сделала для своего брата, когда он просил узнать о тебе, — Дамблдор бледнеет, начиная жалеть, что съел рагу. — Я смогла скрыть лишь одну деталь от него, чтобы он не смог тебя шантажировать. Только вот... про Килиана не смогла. — Мы просто жили с ним несколько лет вместе в Манчестере, пока я проходил обучение. Это... это было просто... это был просто сосед. Так было легче оплачивать аренду, — Альбуса охватывала паника с новой волной. Он боялся, что будет, если такие люди узнают его тайны. Только вот Селине, кажется, было всё равно. — Мы оба знаем, что это не так, — Дамблдор глубоко вздыхает, собираясь снова возражать. — Я могу определить, когда мужчина не заинтересован в женщине. И мне всё равно на твой выбор. Это твоё личное дело, которое меня не касается. Помощь в этом не нужна, хотя, Геллерт точно до этого доберётся, — Гриндевальд лишь надеялась, что хоть и доберётся, но не станет трогать Альбуса. — А вот с долгами я смогу помочь. Знаю, что у вас в семье проблемы. И мне очень жаль, что это свалилось на твои плечи. — Правда, не надо, — Дамблдор резко встаёт, чуть не споткнувшись. Он хочет выйти из комнаты, в которой даже воздух становится напряжённым. Его глаза бегают, а сам он даже не может совладать с собой. Только вот крепкая хватка на плече его останавливает. Селина не отпускает, смотрит требовательно, словно заставляет успокоиться своим взором. — Я готова сегодня же оплатить часть долга. И не стоит переживать, это деньги полученные от галереи. Они никак не связаны с преступными делами, — Альбус всё же отрицательно качает головой. — Альбус, послушай меня. Это глупо. Ты себя быстрее убьёшь. Мне честно всё равно кого ты любишь и кого любил. Для меня это даже лучше. Я не люблю, когда на меня смотрят и желают раздвинуть ноги. — Я не могу так, — Дамблдор поправляет свои волосы, нервно кусая губу. — Ты предлагаешь мне, обмануть твоего брата, который уже мне угрожал. Причём, весьма глупым способом. А за это ты оплатишь долги моей семьи? — Именно, — Гриндевальд всё же садится за стол, пододвигая лимонный тарт, чтобы разрезать на кусочки. — Вот как мы поступим: мы подготовим бумаги, где будет сказано, что долг твоей семьи переходит мне. Я оплачиваю часть сразу же, чтобы твоя мама, брат и сестра могли смогли свободно вздохнуть. Остальную же часть я выплачиваю постепенно. По прошествии пяти месяцев, от долгов ничего и не останется, — Селина берёт кусочек и кладёт его на чистую тарелку. — Ты же, отведав этот замечательный десерт, выходишь из комнаты и убедительно врёшь моему брату. Чтобы он поверил, тебе придётся приезжать сюда почаще, пока явные симптомы не спадут. Потом можем сократить визиты, — Гриндевальд снова возвращает улыбку, пододвинув тарелку. — А, и ещё, когда он предложит тебе деньги, будь добр, не отказывайся. Альбус с ужасом смотрит, то на Селину, то на кусочек пирога, затем снова на неё и обратно. Дамблдор уже успел понять, что он серьёзно влип. А ещё, что вся семья Гриндевальд явно чокнутые. Оставалось лишь надеяться, что его и правда не убьют.