Не будь ко мне жестоко

— Почему у меня нет допуска? Вы понимаете, насколько он ценен для науки? — Селезнёв, вы в своём уме? Вы понимаете, о чем вы говорите? Это — Глот. Мощнейший псионик. Это небезопасно, в конце концов! — Ой да ладно, мощнейший! Я встречал таких на Орфее. И ничего, справился… — Так, Селезнёв, не морочьте мне голову, и без вас хватает желающих. На Титан вы не попадете, все, вопрос закрыт. К заключенному Глоту ученые не допускаются. Строго запрещено. — Вы об этом пожалеете. — Вы мне угрожаете? — Да я не в том смысле… Игорь Селезнёв горестно вздохнул. Председатель Комитета гневно выставил в стороны все свои четыре локтя. Ни один из собеседников не собирался уступать. Но в конце концов Председатель сдался. — Ладно. На Титан вам нельзя, а перемещать заключенного строжайше запрещено. Тогда… — Дистанционный способ мне не подходит, — быстро сказал Игорь. Председатель поморщился. — Какой вы требовательный… нет, я не это хочу предложить. Я могу предоставить вам для изучения его старшего помощника. У. Селезнёв пожал плечами. — Так себе предложение. Председатель побагровел. — Ну, знаете… — Ладно! — быстро перебил его Игорь. — Ладно. Я согласен. У, так У. — Вам понравится, — примирительно развел верхней парой конечностей Председатель. — Отличный экземпляр. — Что в нем отличного, типовая генетическая модификация, — Селезнёв взял протянутую папку с бумажными документами. Здесь по прежнему в ходу был старинный подход — электронные базы считались небезопасными. — Инъекции стволовых клеток в мозг эмбриона, кроссбридинг… Абсолютно банальная технология. Председатель прищурился. — Да? А часто ли вам попадались деперсонофицированные, мм…экземпляры? Игорь нахмурился. — То есть… — Да, да, — Председатель кивнул на папку в руках Игоря. — Там решение суда на сто восьмой странице. За совершенные преступления… бла-бла, там список величиной с «Войну и Мир»… биологический объект углеродный гуманоид класса эс четыре… и так далее, подлежит процедуре деперсонификации. Ну, вы понимаете. У Селезнёва во рту пересохло. — Но в Солнечной системе на эту процедуру наложен мораторий. Я сам лично голосовал, как представитель Космовета… Это негуманно, жестоко, в конце концов. Председатель развел верхними конечностями. — Это его шанс послужить на благо общества. Он генетически совместим с большей частью гуманоидов и сможет с успехом пополнить базу доноров. Сами знаете, с бионическими сердцами, мозгом и сетчаткой во многих регионах все еще большие проблемы. Но пока этого не произошло, вы можете с ним поработать. Никаких юридических ограничений нет. Любые опыты, включая вивисекцию, испытание боевых отравляющих веществ, лекарственных препаратов… Ни в чем себе не отказывайте. Игорь медленно поставил папку на стол и тяжело посмотрел в круглые перламутровые глаза собеседника. — Вы за кого меня принимаете? Я вам что, доктор Менгеле? Председатель бесстрастно отразил его взгляд. — Я принимаю вас за ученого. И разве не за этим вы сюда пришли? По-моему, вы получили больше, чем просили. — Я врач, — тихо сказал Селезнёв. — Мои методы работы безопасны. Я наблюдаю, общаюсь, сопоставляю данные. Я… — Ясно. — перебил его Председатель. — В таком случае, всего вам хорошего. Он протянул нижние руки за папкой… Игорь вдруг вздрогнул. Уже было открыл рот, чтобы спросить: а что с ним будет? Со старшим помощником, то есть… Бывшим старшим помощником, который теперь лишь «углеродный объект» с двухстрочным кодом вместо имени, лишенный базовых прав живого разумного существа. Так нельзя. — Так нельзя… — проговорил вслух Селезнев, только сейчас заметив, что они оба с двух сторон держатся за документы. — Так, Селезнев, — Председатель потянул на себя папку. — Я вас уже совсем не понимаю. Это у вас теперь какая-то новая мода, в Солнечной системе? Говорить одно, а подразумевать другое? — Я… я передумал, — Игорь тоже потянул на себя. — Я готов взять У под свою ответственность. Председатель медленно моргнул третьим веком и разжал пальцы. — Учитывая вашу неуверенность — это окончательное решение? Селезнев будто воочию представил ряд криоконтейнеров, использующихся для транспортировки донорских органов. На каждом стоял один и тот же код. — Да… Да! Конечно, — он засуетился. — Конечно. Давайте приступим уже к оформлению, нам еще транспортную карту на… объект составлять.

***

На жилистой шее пирата красовался массивный, толщиной почти что в эту самую шею парфорс, усыпанный слабо искрившими зазубринами, похожими на шипы. Вероятно, пират уже не раз пытался проверить, насколько велик электрический разряд, пропускаемый через этот «девайс» — к выпирающим ключицам сбегали похожие на вены свежие синеватые шрамы. — Варварство, — в очередной раз вздохнул Селезнёв. — А вот это вот снять никак нельзя? Конвойный, к которому был обращен этот вопрос, удивленно замотал головой, словно дублируя сакраментальный вопрос: вы в своем уме, профессор? — Понятно, — профессор потер лоб. — Но ему хотя бы дадут одеться? Это, в конце концов… — неприлично!

***

Испытуемому… подопытному… да тьфу! Весельчаку У одежду, к счастью, выдали. Правда, это были всего лишь прямые черные штаны — и все, — но в камере не было холодно. Для Селезнева важно было подчеркнуть, что несмотря на любые решения любых судов, он уважает личность и достоинство своего… хм… собеседника. Впрочем, пират и без штанов явно чувствовал себя вполне в своей тарелке. И унизительный электрический «аксессуар» его не сильно смущал, по всей видимости.

***

" — Добрый день. Я профессор Игорь Сергеевич Селезнёв. Доцент кафедры астрозоологии московского космического ветеринарного института. — Ух ты! Какая честь для меня! Никогда раньше не имел дела с …доцентами». Игорь остановил запись, потер воспаленные глаза. Это их первый разговор, личное знакомство, так сказать. И ведь нельзя сказать, что «ничего не предвещало». Селезнёв впервые вживую столкнулся с приговоренным к деперсонификации, о которой раньше только читал, и считал уродливым пережитком прошлого. Поэтому он не скрывал, и не собирался скрывать своих чувств по отношению к этой ужасной несправедливости. Он старался как можно более вежливо говорить со… своим собеседником, как бы невербально пытаясь дать ему понять, что он видит в нем прежде всего личность. " — Весельчак — я могу к вам так обращаться? — Конечно, как же еще-то? — он скалит зубы и оценивающе рассматривает ученого. — Вам нравится смотреть кино?» Кровожадный пират предпочитал старинные детские мультики, с примитивной графикой и четко очерченной моралью. Цвета — приглушенные, неяркие. Все, как по учебнику. Ничего нового. Изучение модификанта не дало абсолютно никаких новых данных: размытые границы взросления, вызванные отсутствием контактов с родителями, стремление возместить недополученные в детстве эмоции. Только почему-то очень горько и сухо во рту. На безликих, равнодушно мерцающих страницах Лектория это выглядело совсем иначе. Скучно. Совсем другое дело — смотреть в глаза модификанту, который знает, что обречен на существование животного, даже хуже того. " — Как вас здесь кормят? — С какой целью интересуетесь? — собеседник опять улыбается одними губами, оставляя взгляд цепким, звериным. Игорь молча ждет ответа. — Приемлемо, — неохотно отвечает У. — Бывало и хуже. — Мне разрешили приносить вам… лакомства, — тупое слово, пират ведь не дрессируемый песик. — Интересуюсь с целью узнать, чего бы вам хотелось. Только спиртное запрещено. Пират не меняется в лице. Пожимает плечами. — Яблоки».

***

Ночью Селезнев долго не может уснуть. В одних пижамных брюках, с голым торсом, почти как тот самый испытуемый пират, он сидит в своем походном кабинете и листает свою монографию. Будущую монографию, конечно, пока что это только кучка разрозненных заметок и рассуждений. Что-то упустил. Он что-то упустил. Вот пр-роклятие, он ведь даже подумать не мог, что эта замена, которую он счел такой досадной и бессмысленной, приведет его к порогу величайшего научного открытия. Ну ладно, может быть, не открытия, может, не величайшего но хотя бы приоткроет путь к избавлению мира от преступности. Создать новый «Новый Делавэр» вселенского масштаба. Возможно, это возможно… Он проснулся. Будильник, надрывавшийся уже больше часа, давно охрип. Ах-х, если Селезнев опоздает к проходной! В Корпусе строжайшие правила, он должен быть в строго назначенное время… Игорь мечется, бестолково хватая пиджак, диктофон, маску. Успел. Успел вовремя. Но что за ерунда? — Вам туда нельзя. — Робот равнодушно скользит сканером по пропуску. — В каком смысле? Я — профессор Игорь Селезнев, — разъясняет медленно, с расстановкой. — У меня допуск, выданный лично Председателем Комитета. У меня научная работа… — Сектор шестнадцать законсервирован. Действуют только пропуска категории А. — Ликвидаторы… — Селезнёв почувствовал, как похолодело между лопаток. — Что произошло? — Вооружённый мятеж, — спокойно сообщил робот. — Сектор был зачищен и законсервирован. Ведутся работы. Зачищен. Игорь сел на выступ у стены — в ногах вдруг появилась слабость. В его дурацкой монографии, на которую он возлагал такие надежды, смысла оказалось не больше, чем в дешевом фантастическом романе. Зачистка — о каком светлом будущем может вообще идти речь?.. Все остальное он делал будто механически. Вернулся в кабинет. Собрал вещи. Минуту поколебался, прежде чем нажать команду "Удалить". Сдал пропуск на КПП.

***

Жизнь быстро вошла в привычную колею, московский Космовет — не то место, в котором тебе дадут долго грустить и скучать. Работа кипела. Селезнёв бросил свои попытки изменить мир к лучшему и просто наслаждался любимым делом. Однажды вечером, когда солнце уже скрылось за холмами, парк расцвел искусственной подсветкой, а Игорь уже переоделся в пижаму и собрался лечь спать, раздался тихий сигнал сообщения. Пришло письмо. Ну, дело обычное. Номер незнакомый, правда. Код вообще не из Солнечной системы. Игорь пожал плечами и открыл сообщение. Минуту он тупо глядел на экран. Потом тяжело перевел дух, осознав, что слишком надолго затаил дыхание. В сообщении без подписи было всего три слова: «Спасибо за яблоки».