***
В королевских покоях, разумеется, не было никакой засады. Только стол, накрытый на двоих, широкая скамья, обитая алым бархатом, постель, скрытая узорчатыми занавесями и огромная бочка, полная воды, над которой поднимался ароматный пар. Ричард разделся первым, обнажив мускулистое тело, одинаково привычное к тяготам долгих походов и роскоши дворцов. Робин не сразу решился расстаться с удобным лесным нарядом: королевская ванна — это не озеро в Шервуде. Пока король и его гость нежились в горячей воде, слуги унесли одежду обоих. Вместо привычного костюма после ванны Робину пришлось надеть шелковый халат, распахивавшийся при ходьбе до самого пояса. Мягкая ткань приятно холодила кожу, дым восточных благовоний, курившихся в чаше на столике, кружил голову. В бокале плескалось сладкое вино, а рядом сидел властелин Англии. Тот, кто смог одним словом возвысить друзей Робина и унизить его врагов. Сейчас Ричард был рядом, смотрел прямо в глаза и ловил каждое слово сакса. Внимательно слушал рассказы о произволе шерифа. Гневался на нерадивых исполнителей его высочайшей воли. Всё понимал и обещал навести порядок. Придвигался ближе и обнимал Робина за плечи. Увлеченный беседой, сжимал колено собеседника привычной к мечу рукой… Они были союзниками, избранниками богов, вершителями судеб. Этот союз, эта близость, полное взаимопонимание… Робин не сразу понял, что оказался в объятиях, выскользнуть из которых невозможно. Левая рука давила на плечи сверху, не давая подняться с места, а правая продвигалась по бедру, поглаживая нежную кожу. Пока объект королевских ласк осознал, что происходящее далеко вышло за пределы дружеской беседы, стало поздно спорить: Ричард накрыл рот Робина своим. Разбитая губа снова лопнула, и вкус крови смешался с терпким вкусом южного вина. Наверное, Ричард прочитал в глазах Робина все возражения, которые тот хотел произнести. Король соблазнял мужчин много раз, поэтому сразу после поцелуя быстро прошептал: «Не бойся. Твоя жена ничего не узнает. Все грехи нам простятся. Мы будем править вместе, ты будешь моим советником». Спорить было сложно, кричать — бесполезно. Даже если получится вывернуться из могучих рук и выскочить за дверь, далеко не уйти. Оставалось покориться, тем более — подчиняться королю было приятно. Легким толчком в грудь Ричард уложил партнера на шелковые простыни широкой кровати. Утопая спиной в мягкой перине, Робин разглядывал королевский член. Набухший отросток, перевитый венами, до странности походил на своего хозяина — такой же коренастый, могучий и… целеустремленный. Робину даже показалось, что член его разглядывает, и взгляд этот слегка пугал. Толщина орудия намекала, что предстоящая схватка будет непростой. Выражение «жопу рвать за короля» заиграло новыми смыслами. Но ведь не порвется же он, в самом деле, от нескольких толчков? — Нравится? Сейчас ты ощутишь его внутри, — сообщил король. Резким рывком за ноги Ричард перевернул любовника, сел сверху, придавив задом его пятки, и отвесил два удара тяжелой ладонью по ягодицам. Навалился всем телом, не давая вздохнуть, поерзал, рыча в ухо, чихнул и… встал с постели. Пока Робин заново учился дышать, король вернулся и перевернул партнера в прежнее положение. — Не вертись, а то свяжу. Оказывается, Его Величеству понадобилась смазка. Масло пахло розами. Капли медленно растекались по коже и щекотали горящие от шлепков ягодицы. Робину представился куст шиповника, стремительно вырастающий из его задницы, покрывающийся листьями и бутонами. Робин захихикал раньше, чем бутоны успели раскрыться. — Щекотно? — заботливо спросил король, не прекращая размазывать масло мозолистыми ладонями. — Нет. Просто… Там же колючки. — Где? Что ты несешь? — На кусте. Розовом. Который растет из жопы. — Робин уже смеялся в полный голос. Пару мгновений Ричард тупо смотрел перед собой, а потом тоже расхохотался. — Ну ты и придурок. Куст. Из жопы. У меня же всё упало от твоих шуточек. — Король утирал слезы и ржал. — Уходи, мне надо вернуться к делам.***
— Этот разбойник, Робин Гуд. От него могут быть неприятности, де Рено. — Могут быть и будут, мой государь. — Он должен умереть. Они все должны умереть.