Где-то под рёбрами

С чего бы начать? Давайте кратко и по существу: Дело в том, что концепция родственных душ, вторых половинок или «связанных сердец» встречается в этом мире редко. Да так редко, что вы за всю свою жизнь пересечетесь взглядами лишь с парой-тройкой таких «везунчиков» в толпе прохожих. И то — вы даже не обратите на них внимания, ведь на лице у этой милой старушки или уставшего студента не написано ничего похожего на «смотрите, я чувствую чужую тахикардию». Эта связь двух душ больше походит на мистическую тайну этого мира. Явление довольно романтизировано и на нём паразитирует определенный, небольшой слой культуры. К нему обращаются дешёвые романы, в поисках того, как бы добавить главным героям любовную ветку, тут им под руку и подворачивается ЭТО — некая беспроигрышная «затычка для сюжета». Также вы найдете строчки о них в очередной дерьмовой песне о любви, низкосортном фанфике пятиклассницы, вайбовых эдитах в тик токе, попсовом репе, и, конечно, обязательно будет заметка рядом с гороскопами и прочим эзотерическим бредом. Большинство людей даже представить себе не может ощущение того, как в твоей грудной клетке отбивает свой собственный ритм чуждый для тебя пульс. И ведь он не зависит от тебя и твоей активности, он просто есть и просто бьётся в такт какому-то другому, чужому человеку. Исследовать эту тему сложно — кандидатов крайне мало. Корпорациям почти плевать на всю эту херню. На этом хорошо наживаются лишь мошенники, обещающие найти вашу половинку при помощи какого нибудь выдуманного нерабочего устройства за кругленькую сумму. Так что если тебе всё-таки «повезло» неожиданно проснутся с ощущением того, как твой пульс сходит с ума без видимой причин, то (а) — проверься на заболевания сердца, и (б) — вселенная тебя душевно поздравляет с тем, что всю оставшуюся жизнь ты теперь находишься в вынужденном поиске того, кому предначертан. И тем не менее — такие повязанные судьбою люди рождаются. Важно уточнить - пульс "соулмейта" никто другой кроме вас ощутить не может. А аппарат различит только ваши собственные колебания сердца. На первых пара̀х жизни эта связь не особо заметна и даже носитель зачастую игнорирует ее в силу своего юного возраста и недостатка осознанности для того, чтобы отделить «свой» и «чужой» ритмы в рамках собственного тела. Считается, что впервые вы почувствуете посторонний такт тогда, когда ваша родственная душа испытает эмоционально яркие переживания, которые значительно повлияют на её пульс привлекая к себе ваше внимание. Тут нужен контраст — собственное спокойствие и их всплеск сердечной активности. А дальше уже можно различать и более мелкие колебания, случайные скачки пульса, когда они резко встают с кровати, или небольшую волнительную пульсацию перед выступлением на сцене. Бывали и случаи иного характера. Случалось, что половинка появляется на свет значительно позднее, и тогда есть шанс ощутить первые удары сердца в момент её рождения. А может и задолго до, внутриутробно сердечко же тоже качает кровь. Кто-то с течением жизни настолько привыкает к этому что, если с другим человеком не происходит ничего экстремального — чуждое ощущение даже не замечается на фоне повседневной рутины. Чем-то смахивает на то, как мы привыкаем постоянному звону в ушах и не замечем его до позднего вечера, пока не останемся вдали от будничного шума. Сердце, как шум и пульсация, просто мирно стучит где-то рядом в течении суток и лишь его слабые ритмы четко ощущаются в спокойствии ночи перед сном. Но если твоя половинка много нервничает, паникует, радуется или боится, занимается спортом или сексом, получает травмы или страдает от аритмии и тахикардии, или всё это каким-то образом произошло одновременно — то это всё ты прочувствуешь будто сам пробежал стометровку, получил удар по солнечному сплетению или устроил кардио тренировку. Немного напоминает паническую атаку, не находишь? Смотри, не перепутай.       

***

Питер Бенджамин Паркер родился 10 августа 2001 года в Нью-Йорке. Эта дождливая пятница стала отправной точкой координат и дала старт их истории. Громкий детский плач, первые полные вдохи недавно раскрывшимися легкими, ритмичное биение небольшого, но сильного и храброго сердечка. Питер рос смышлёным, добрым и любопытным мальчиком, он тянулся ко всему новому и радостно проживал свои ранние года. Мальчик был немного шумным младенцем и часто суетился лёжа без сна по ночам, привлекая к себе внимание родителей и не давая им заснуть. Но даже не смотря на легкое беспокойство — его ранние годы были наполнены любовью и заботой родителей, вечерними посиделками за ужином, сладким какао с мёдом перед сном, прогулками в парке, прятками с отцом, где у Питера почти всегда получалось выиграть взрослого мужчину (ему всегда поддавались), сказками на ночь и теплыми поцелуями в лоб. Он прекрасно помнил ощущение обнимающих его рук матери, запах её ванильных духов, вес тяжелой руки отца на своей макушке, которая трепала его по каштановым кудрявым волосам перед уходом на работу и теплые глаза обоих родителей, когда мальчик с интересом рассказывал о каких-то динозаврах или жуках. Эти годы были абсолютно беззаботны для малыша Паркера. Но она, эта беззаботность, продлиться непозволительно мало. Скоро мир оскалит для него зубы, окунёт лицом в ворох несправедливости и позволит сполна ощутить горький вкус утрат и лишений. Начало черной полосы образовалось с проблем отца по работе. Тот стал вечно угрюмым и нервным, приходил домой поздно и уходил с рассветом. Стал меньше улыбаться или его улыбка было слегка тревожной и уставшей. Ребёнок, в силу своего любопытства пытался как-то познать «взрослые проблемы», но для него никто, конечно, не вдавался в подробности, оставляя мальчика возиться в неведении и догадках. Всё ухудшилось очень стремительно. Обычная игра в прятки обернулась кошмаром: Мальчик водил. Он бродил по дому заглядывая в каждый уголок чтобы отыскать отца, открывал ящики и шкафы, смотрел за диван и под лестницей пока внезапный шум не привлек его внимание. Ага! Это должно было быть в комнате на конце коридора. Папа так глупо попался! Скрип двери. Пришлось встать на носочки чтобы провернуть ручку до конца и вот он… Отцовский кабинет, погруженный в хаос разгрома. Пульс мальчика учащается, пот выступает на ладошках. Что-то тревожно скручивается в животе. Перевернутая мебель, разбросанные по полу бумаги и разбитое окно. Шторка угрожающе болтается от силы ветра. Дальше следовал испуг на лицах родителей, торопливые сборы под непонятные настороженные диалоги, входная дверь, ключ зажигания в машине — и вот маленького шестилетнего Питера посреди ночи везут на заднем сидении пока мимо проносятся малознакомые улицы. Сердцебиение стучит где-то в ушах приглушая другие звуки. Фары разрезают тьму, облизывают мокрые от дождя дороги, которые узнаются не сразу. Примерно через пару кварталов в юной голове складывается давний маршрут, и мальчик догадывается, что это «дорога к тете с дядей». Становится немного спокойнее. Теперь он хотя бы знает «Куда». Остаются вопросы «Почему» и «На сколько». Авто тормозит перед двухэтажным домом. Мать сжимает детскую ручку пока пальцы отца звонят в дверной звонок. Тревожное ожидание у закрытой двери пока за дверью слышаться шаги. Смазанные женские заверения о том, что это лишь «временная мера», слышаться где-то над ухом. Неизвестность пугала юного Паркера. Его детский мозг не мог найти нормальных причин почему его, вот такого хорошего и любимого ребёнка, вдруг хотят оставить у родственников неизвестно насколько! Он конечно же любил Мэй и Бэна, но ведь разница-то между любовью к ним и любовью к родителям есть! И не маленькая. Дверь открывается и их спешно впускают в дом. Теплый воздух обдает волной и по юному телу бегут согревающие мурашки, контраст между температурой дождливой Нью-Йоркской улицы и уютным помещением был ощутим. Питер своей кожей чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Заботливый взгляд тётушки не ослаблял тревогу маленького пытливого ума, лишь создавая новые вопросы. Мэйбелл Паркер почти не изменилась с их последнего визита. Всё такая же красивая и добрая. Её длинные волосы собраны в небрежный пучок на голове, на ней удобные домашние вещи, блестящие серёжки-кольца в ушах и кольцо на безымянном пальце. И хотя ему ужасно хотелось сорваться с места, кричать и цепляться за юбку матери, прижаться к ней со всей силы чтобы его не оставили тут, но также он ясно знал, что ситуация и так полна тревоги и усугублять её своей истерикой не было желания. Он ведь уже большой мальчик! Вместо активного протеста малыш послушно запрыгивает на большой зеленый диван, накрытый старым бежевым пледом, и откидывается на спинку из мягких, хоть уже и протертых временем подушек. Напряжение на пару с нервозностью гуляют по телу выбрасывая в кровь различные гормоны. Его беспокойные ручки ощупывают короткий ворс пледа, пальчики вплетаются в мягкие волокна и сжимают их, слегка оттягивая и перебирая ворсинки. Здесь пахнет древесиной, газетами на комоде, специями с кухни и топлёным молоком для какао, которое начала готовить тётушка. Часы мерно тикают на стенке. Тело Питера слегка расслабляется от температуры в этой комнате. Карие глаза смотрят на маму в поисках ответов, когда женщина присаживается перед сыном на колени. Её мягкая и нежная рука в знакомом жесте пригладила кудряшку каштановых волос на лбу Питера, когда их взгляды встретились. Его целуют в всё ещё холодный кончик мокрого от дождя носа. Губы матери как всегда теплые и сухие. Прикосновение ещё надолго остается фантомным отпечатком на детской коже. А затем Мисс Паркер отстраняется, оставляя после себя ощущение утраты. Её пронзительные глаза с теплотой и непередаваемой горечью смотрят на ребёнка. Видно, как она сдерживает слёзы и свое волнение, силиться чтобы не рассыпаться в рыданиях. Всё в её мимике выдавало эту борьбу — поджатые, чуть дрожащие губы, нахмуренные брови и поникшие плечи. Грустный взгляд выдает сильнее всего. — Веди себя хорошо, мой малыш, — голос у неё тихий и наполнен материнской нежностью — слушайся тётю и дядю пока нас не будет. Мы закончим с делами и обязательно вернёмся за тобой, глазом моргнуть не успеешь. Мы очень-очень любим тебя, Питер. Будь умничкой, ты меня понял? — спросила она, осторожно прижимая ребёнка к себе. Череда спешных поцелуев в макушку последовала перед тем, как её фигура замирает и тихо вдыхает на уровне его волос. Будто прощаясь, стараясь надышаться, будто пытаясь запомнить его детский запах, впитать его тепло и нежность кожи, отпечатать в своей памяти цельную картинку её любимого мальчика во всех мелких подробностях. Далее прощание проходит скомкано, вот его отец торопит маму, вот его потрепали по голове, вот ему вновь повторили нотацию о послушании пока тётя суетится вокруг них, а вот сам Питер стоит в коридоре у уже закрытой двери и совсем ничего не понимает. Тишина окутывает помещение, за окном машина отъезжает. Той ночью его глаза не смыкаются несмотря на выпитый стакан теплого какао с мёдом. Такого, какое ему обычно готовила мама — молоко, три ложки какао порошка и ложка мёда. За неделю он привыкает к тому, как выглядит этот дом, как звучат скрипучие деревянные половицы под его ногами, как эхо отражается от стен при разговоре, как ночью шумит холодильник и мерцает фонарь за окном его спальни по вечерам. Здесь всё по-другому. Первые дни спать одному было невозможно страшно и одиноко, но крайние три дня он уже справляется с тем, чтобы закрывать глаза в его временной «собственной комнате».

***

Был вечер среды, Мэй готовила ужин на кухне, а Питер смотрел мультики по телевизору, они вместе ждали дядю с работы прежде, чем внезапно зазвонил телефон разрушая спокойную обстановку. Мальчик отвлекается от экрана, в его голове зреет план, и он тихо подходит ближе к кухне. Подслушивает, хоть и знает, что так делать плохо и неправильно. Позвольте, у него есть оправдание! Ему почти ничего конкретного не говорят о родителях уже неделю, дают лишь размытые отговорки! Вечно от него что-то скрывают и Питер считает это ужасно несправедливым. Ему просто не оставляют иного выбора! К тому же он вернётся к мультикам сразу же, как только поймёт, что это просто какой-то разговор с соседкой или дядей Бэном, честно-честно! Он ведь не делает ничего ужасного, просто хочет знать больше информации… — Добрый вечер, Мэйбелл Паркер у телефона. — проходит десять секунд тишины, двадцать, пол минуты, и непонятный задушенный звук выходит из лёгких Мэй. Что-то в ней обламывается, плечи поникают, а глаза расширяются в неверии. Она никогда до этого не выглядела такой печальной и сломленной. Её шумный вдох Питер запомнит, кажется, на всю жизнь. Звук отражался от стен и заглушал собой даже работающий телевизор мгновенно сметая всю ту уютную атмосферу вечера в преддверии ужина. Юный разум выхватывает бессвязные слова среди всего того потока, что слышит из разговора Мэй по телефону. «Трасса», «авария», «скончались» — вот что улавливает Паркер напрягая свой слух. Это всё никак не складывалось в единую картину. Что случилось? Авария? Кто-то умер? Пазл никак не сходился, шестерёнки в мозгу не крутились и не выдавали ему полный образ, будто боясь, избегая истины чтобы не травмироваться. Голова закружилась, мир накренился в сторону стоило Питеру приложить больше тщетных усилий к размышлению, ничего дельного не выходило. Пальцы Мэй ослабевают и телефон на пол. Мальчик подходит ближе. В его карих глазах отражаются сотни вопросов и опасений. Женщина внезапно прижимает ребёнка к себе оседая вместе с ним на пол и случайно задевая небольшую коробку специй на краю стола. Мэй молчит и собирается с силами, пытается сформулировать, подобрать слова, пока не находит в себе мужества озвучить. Кафельный пол такой холодный, думается Питеру, рядом с ними рассыпаны специи, придётся потом им убираться. Руки у тёти сильные, но дрожат. Странно. В воздухе пахнет подгорающей морковкой — Мэй почему-то забыла выключить. Его разум первые минуты не понимал, что такого произошло за короткий разговор тёти с кем-то по телефону. — Питер, мы тебя ни за что не оставим, слышишь? — к чему-то заверяла тётя, пока малыш не осознавал к чему это было. Разговор был долгим, мучительным для всех сторон и наполненным болью. Под его конец они молча в обнимку сидят на полу кухни пытаясь найти утешение друг в друге пока, тяжесть слов давит всем своим на это небольшое пространство. Они не слышат проворот ключей в двери и возвращение дяди Бэна. Мальчик не мог поверить в их смерть ещё два дня. Ему казалось, что папа вот-вот откроет дверь и заберёт его домой, где их уже ждёт мама с горячим пирогом и какао, но нет. Этого всё не случалось. Вот он стоит перед двумя закрытыми гробами, слушает какую-то речь и сжимает в своей руке ладонь тёти Мэй. Слёзы катятся по юному лицу. Автокатастрофа, как назвал эту трагедию священник, стала причиной смерти родителей мальчика. Честно признаться? Питер не верит в их смерть ещё два месяца. Даже после похорон, после окончательного переезда, после долгих разговоров и бессонных ночей, после всего этого Питер всё ещё отказывается верить. Вот только жизнь не спрашивает и двигаться дальше приходится. Он осторожно принял эти правила игры и эту реальность и двинулся дальше. Хотя кое-что его беспокоит… Ему семь. Они ужинают под звуки телевизора, когда Питер, посреди своего рассказа о школьном дне, замирает чувствуя, как быстро ускоряется его сердце. Гулкие удары заглушают все звуки вокруг — и спокойный голос Мэй, и новостную сводку по телевизору, и размеренный гул холодильника. Ту-дум-тудум-тудум-тудум простукивает в ушах. Громко. Почему так громко? Сердце бьётся так быстро словно пытается выскочит из груди, словно стучит по рёбрам с целью их сломать, ползет прямо в горло стремясь вырваться пульсирующим комком на стол. Дышать тяжело, страх, неизвестный и необузданно сильный страх охватывает спину, липкие оковы сжимают лёгкие, не дают звуку прорваться из юного рота, сдавливает глотку. Да, и раньше, до смерти родителей, прослеживались несоответствия своих эмоций и того, как на них реагирует тело, но он этому не придавал особого внимания, однако сейчас… Сейчас он стоял посреди гостиной тёти Мэй и прижимался всем телом к её ноге пока дядя Бэн быстро собирал вещи и звонил в больницу. Здесь пахло мягким пыльным ковром, пряными специями тянуло с кухни, легкие цветочные духи окружали Мэй и с улицы через окно сквозняк веял сыростью. Машина, дождливые улицы, запах хлорки и медикаментов, подозрения врачей, анализы, тревога в глазах близких — всё это смешало в одну тревожную спираль, которая позже, после недель обследований не дала успокоения. — Панические атаки? — недоверчиво переспрашивает Мэй. Неужели эта причина их бед? Не могли ли они упустить что-то ещё? Атмосфера в комнате странная. Тётушка прижимает к себе Питера одной рукой и другой поглаживает его по голове. Доктор не отвлекается заполнения медицинской карты и кратко поясняет значение этих слов, а затем пожимает плечами. Анализы чисты, его сердце бьётся в обычном ритме, никаких сбоев, аритмии или других проблем связанных со здоровьем не наблюдается. — Да, такое вполне возможно, — многозначительно добавила женщина прежде, чем передать медицинскую карту в руки Мэй, — ребёнок пережил сильный стресс от потери родителей. Это и могло привести к подобной реакции организма. — Она сочувствующе посмотрела на них прежде чем направить на консультацию к психологу. Психолог же наоборот заключает, что с психикой у ребёнка всё в порядке, только тревожный фон повышен. Но теперь Питер уже более отчетливо постоянно слышит грохотание в груди и это становится довольно навязчивым! В итоге пишут заключение о том, что это детская тревожность и всё пройдёт с возрастом, он перерастёт этот этап. Мэй с головой погрузилась в психологию данного процесса, зависла на форумах, даже взяла ещё пару консультаций. Но что-то вечно не сходилось. Должен же быть какой-то триггер или другие симптомы тревоги? Разве она может проявляться вот такими странными эпизодами, а затем затихать без последствий? Никаких результатов.

***

Питер рос с мыслью о том, что он просто тревожный ребёнок и всё это себе надумывает. Это было всяко проще, чем искать продолжать искать причину в дорогостоящих клиниках и проходить консультации врачей. Надоело. Постепенно Паркер просто…привыкает? Он свыкся со смертью родителей — свыкнется и с неожиданным подарком судьбы в виде «повышенной тревожности и панических атак». Хотя подарком ЭТО не назовёшь, разумеется. С каждым годом было всё более четкое осознание, что совсем это не тревожность. Но к этому времени обеспокоенное лицо тётушки уж слишком давит на его чувство вины, отчего мальчик и перестал акцентировать внимание на «проблеме». Пока она не вышла на новый уровень. В какой то из школьных дней всё меняется. Всем же известно, что дети злые, особенно к тем, кто от них отличается. И вот, Питеру «повезло» отличиться. Бэн всегда воспитывал в мальчике только хорошее. Учил его решать проблемы словами. И какой вредный школьник в здравом уме будет слушать все эти унылые «проповеди» о доброте из уст такого же юнца? Правильно, никакой. Вот и Питера никто не слушал. Ну а зачем? Это же слабое звено, тот кого легко задеть и не получить в ответ ничего кроме «Пожалуйста, перестань». А когда обидчики прознали про «очаровательные панические атаки» Питера, ведь Мэй естественно пришла разбираться в школу и заучи посоветовали детям быть «терпеливее и мягче, Паркеру ведь и так тяжело бороться со своей тревогой» — интерес задир возрос. Им хотел своими руками продавить эту слабую точку. И теперь школьник разгребал эти последствия слухов в виде постоянных подшучиваний, острых языков, слухов и подначек. Особенно выделялся Флэш Томпсон. Надоедливый задира, только начинавший понимать динамику среди толпы, и прощупывали границы через резкие выпады. Он вечно цеплялся к Паркеру с своими «остроумными» шуточками. — Пенис Паркер, как жизнь? — спросил юнец прежде, чем грубо ткнуть двумя пальцами в солнечной сплетение Питера заставляя того отшатнуться. — Ой, надеюсь я не ткнул слишком сильно. Будет неловко если ты паничку словишь от такой мелочи. Не представляю какого быть таким хлюпиком вроде тебя. — Очень смешно, Флэш. Не думаю, что слабый тычок девятилетки как-то сильно отразится на ком угодно. — дядя учил юного Паркера решать все вопросы разговорами? Поэтому Питер научился язвить. В колкостях парнишка тренировался довольно часто, ведь насилием было под запретом. Но и по лицу он получал не реже за острый язык.

***

Нечто в нём прогрессировало со временем. Теперь это были не просто приступы учащенного сердцебиения. Нет. Сейчас это стало постоянным присутствием какого-то своевольного ритма, неподвластного ничему. Игнорировать его стало почти невозможно. Он мерно гудит где-то внутри, будто соперничая с сердцем Питера за место под рёбрами. Не можем побороть, тогда попробуем найти здесь плюсы? Их маловато, конечно, но парочка есть. Засыпать, с этим ощущением спокойных сокращений были невероятно приятно. Легко и спокойно. Особенно если до этого пульс сходил с ума и, кажется, угрожал выломать мальчику рёбра. Маленькая ладонь покоилась на грудной клетке и считала глубокие, резонирующие сокращения, а веки всё сильнее наливались свинцом с каждым перекатом крови. Пульсация успокаивающе распространялась по телу, отбивалась в ушах, гладила внутренности и погружала в царство Морфея. Обычно Паркер мог чувствовать, как в этот момент налаживается какой-то баланс. Будто его собственное сердце вторит тому, чужому ритму. Созвучно стучит в унисон. Дни тянулись очень медленно. Его сердце могло начать сходить с ума посреди урока или пропускать удары перед ужином, расходится активными сбивчивыми ударами поздним вечером или активно биться о ребра всю ночь. «Зачем заниматься спортом так поздно?» проносилось у Питера в голове. Тычки и задирство стали неотъемлемой частью его жизни на некоторое время. Он влился в поток этого проклятого порочного круга, барахтаясь в нём как малёк в усыхающей луже, глубина которой всё быстрее исчезала под знойным солнцем. Но слишком долго это длиться не могло. Да, буллинг был неприятной темой, но по прошествии пары лет коллектив утих, открытых шуток и колкостей больше не было, казалось, что наконец он всем надоел. Всем, да с одним исключением в лице редкостного говнюка, хотя Флэша Томпсона можно и потерпеть. Ещё одним ярким событием для оставшейся семьи Паркеров станет «Старк Экспо» в 2011. Питер уже не помнит деталей этого события, только вот впечатления остались с ним на долгие годы. Именно тогда его спас сам Тони Старк от каких-то летающих дронов. А ещё дал автограф! Именно тогда у юного Паркера загорелись глаза к науке. Средняя школа прошла уже более спокойно. Питер развивает в себе тягу к науке и познает первый интерес к противоположному полу, но всё же остается застенчивым подростком, так что активных шагов к реализации интереса не предпринимает. Зрение садиться из-за постоянного чтения по ночам… Ну или из-за генетики. Без понятия. Он растет слегка неловким, умным, спокойным и тихим по своей натуре. Питер помогает по дому, проводит много времени за типичными подростковыми интересами вроде комиксов и видеоигр, осваивает скейт, заводит друзей, набивает шишки и учиться как вообще жить эту жизнь по мере своих возможностей. Перешагнув порог старшей школы, ощущаются новые горизонты ответственности. Здесь уже не получиться так легко всё схватывать, нужно приложить усилия и как-то умудрится выбить себе грант или стипендию для университета. Питеру уж не хотелось бы обременять родных затратами на обучение. Ему пятнадцать, гормоны хлещут и вот он уже засматривается на неё. Гвен Стейсти — голубоглазая блондинка с идеальной фигурой, добрая, умная, из хорошей семьи… и часто зависает с Флэшем. Недавно его внимание было привлечено одной вещью… Ну, помимо обворожительной блондинки, разумеется. Лежа в кровати Питер скролит ленту новостей, пока его внимание не привлекает нечто странное. «Возможно вам понравится» предлагает ему лента новостей какой-то пост. Фотографии с недавней школьной конференции проектов. Участники и презентации их тем. Одна из них — «родственные души как возможное явление». Кто-то серьёзно взял подобную тему? Зачем? Ну ладно, Мишель Джонс, и что же ты предлагаешь?Нет, ну… нужно же чем-то заняться в эти десять минут до школы, ведь так? Пальцем поправляет очки на носу и открывает файл. Чем больше он читает, тем сильнее удивление отражается на его лице. Вы не подумайте, он конечно слышал пару раз о этой красивой байке о «предначертанных», но ни разу не углублялся в это подобным образом. Это, ну…как с серьёзным лицом смотреть «документалку» о существовании единорогов. Бред, верно же? Он не настолько отчаялся чтобы искать причины своих расстройств в какой-то псевдо-мистической связи. Паркер отмахивался от всех этих знаков судьбы. Ему было проще. Научный склад ума просто отказывался верить во что-то с такой низкой доказательной базой. А если вдруг задуматься. На пару минут позволить себе побыть менее скептичным. Может, просто может быть — ставка сыграет? И так, Мишель ссылается на множество разных источников, включая исторические записи и небольшие исследования, проводимые на группе из нескольких предполагаемых пар «истинных». Да уж, у неё явно было много свободного времени. Нехотя Питеру приходится захлопнуть свой скептицизм когда дело доходит до симптоматики. Блять. Да нет, да не может быть... Это какая то глупая шутка. Парень вчитывается в слайд раз за разом. Первые признаки проявляются ещё в детстве и с возрастом прогрессируют: — Внезапные приступы тяжёлой тревоги, которые можно спутать с панической атакой (Вызваны тем, что тело субъекта реагирует на учащенный пульс родственной души); — Ощущение чужеродности сердечного ритма, несоответствия его текущей ситуации (В кризисных ситуациях биение соулмейта выходит на первый план, заглушая собственный ритм субъекта); — Отсутствие реальных физическим симптомов у пациента (Физически у субъекта нет никаких признаков проявления связи); — Усиление чувствительности к «чужому такту» со временем (В течении определенного периода оба человека учатся отличать свой ритм от чужого). Питер выключил экран телефона и пару раз моргнул. Нет, это реально какой-то бред. Ну не может быть вот эта неровная пульсация тем самым… Вот только этот бред теперь заел у него в голове. Последние пару месяцев его почти не беспокоит это. Может быть всё прошло и он действительно перерос? А нет, стоило чуть прислушаться и вот, держите, гулкий стук. «тудум-тудум» блять. Отлично, просто отлично! Если это оно — то Питер самый «везучий» человек в мире. Он вынужденно углубляется в тему, ему же интересно её опровергнуть. Его мозг пытается найти хоть какие-то несоответствия, провалы в теории. Даже знакомиться с той самой Мишель! И теперь они оба помешаны на этой херне, прекрасно! Как два психа. Лидс смотрит на них соответствующе. Но на самом деле… Поговорить с кем-то об этой теме довольно приятно. Так же приятно, как и думать, что он не сумасшедший и не больной, а просто чертов неудачник над которым пошутила вселенная. Хотя в этой чертовой вселенной существуют гребанный супергерои, так что… постепенно мысль о связи устаканилась в «тревожном» теле. ЭмДжей постоянно спрашивает его о том, какого это — иметь родственную душу. Она чертовски заинтересована этой темой и просто ставит эксперименты на своем друге-подопытном. Паркер описывает что-то смазанное, говорить о таком он не привык, но искренне пытается. Первые пару недель он горит этой темой. Затем интерес так же быстро падает, когда доходит осознание, что найти «ту самую» не так-то просто. Да и Гвен всё ещё маячит на горизонте… В общем, ненадолго тема скачущего пульса была отодвинута далеко на затворки. Эх, влюбленность. Мишель весь мозг ему прожужжала, считая что он не должен «предавать свою половину» и ему надо искать «ту самую». Но, черт возьми, Паркер ведь простой подросток с кучей гормонов, почему ему надо заботиться об этом сейчас? Так что постепенно градус нервотрёпки спал. Дружить он с ней не перестал. Чудикам надо держаться вместе, правильно? Теперь уже Питер представлял собой проблему. Его собственное сердце заходилось трепетанием при взгляде на блондинку.

***

Рутина новой учебной недели начинается с пробуждения. В привычном жесте Питер отключает будильник и сонно открывает глаза. Из-под одеяла вылезать ему вообще не хочется, но выбора никто не даст — он же хочет отличную оценку по физике, а значит опаздывать на неё нельзя. Рывком тело приводится в сидячее положение, одеяло оказывается сброшенным и чуть ли не падает на пол. Он почти не вспоминает о соулмейте, если тот не награждает его случайными трепыханиями где-то под рёбрами. В основном — игнорирует. Комната Питера — отражение его личности и интересов. С годами в ней прибавилось научных книг, энциклопедии подвинули разный мерч с Железным человеком, игрушки покинули комнату и были закинуты на чердак, но комиксы и фигурки всё ещё можно отыскать на обставленных полках. Плакат Эйнштейна на двери показывает язык, пол усыпан одеждой и литературой, между ними есть пространство для прохода, так что в целом жить можно, считает Паркер. Хотя Мэй с этим мнением готова поспорить, ей вечно приходится напоминать подростку о необходимости уборки. Шум воды заполняет ванную, когда Питер поворачивает кран. Из зеркала на него смотрит сонный лохматый шатен с карими глазами. Он брызгает водой себе на лицо, тщательно умывается и чистит зубы. Влажными руками укладывает слегка волнисты волосы приводя их в подобие порядка. Махровое полотенце впитывает влагу с лица. Вот теперь он похож на человека, а не на ходячего мертвеца. Осталось сменить одежду, выпить кофе и собраться в школу. Джинсы, черная футболка с каким-то нелепым научным принтом, худи поверх и поношенные кеды — вот его обычный стиль. Пару пшиков привычного одеколона и он уже проходит на кухню. Мэй, как всегда, уже не спит. Её волосы собраны в быстрый пучок пока она воркует над чем то, что должно было быть яичницей по новому рецепту. Бэн смотрит новости и пьёт свой кофе. — Доброе утро Питер, — приветствует он, делая глоток горячего напитка. — хорошо спал? — Доброе. — отвечает он и достает из хлебницы пару кусков хлеба. Они ловко отправляются в тостер. — Да, вполне неплохо. А как давно Мэй занимается ЭТИМ? — нечто в сковородке уже пахнет гарью. — Эй, молодой человек, я вообще то тебя слышу. — беззлобно возмущается Мэй и всё-таки отпускает идею с данным блюдом. Она отскребает остатки этого черного «венома» прямиком в мусорку. — Главное, чтоб нас это «нечто» не слышало. — подшутил Бэн, но его дальнейший юмор был пресечен на корню замахом полотенца. — Питер, не забудь отнести в школу заявление, иначе тебя не пустят завтра на экскурсию. — напоминает своим добрым голосом тётя и достает из холодильника молоко. Питер поправляет очки, накидывает рюкзак на плечи, берёт подписанную записку для школы. Да, ему не особо интересен Оскорп и он мечтает о стажировке в Старк Индастриз, но… — Люблю вас! — добавляет подросток перед уходом.

***

Младший Паркер и сам не до конца понял, как оказался здесь, посреди застывшей толпы, служившей молчаливыми наблюдателями разворачивающейся сцены. Он серьёзно пытается остановить Флэша? Задира всё ещё держит какого-то неудачника вверх ногами тыча его лицом в тарелку. Пару мгновений назад люди вокруг них вносили свой вклад в это издевательство скандируя мрачное репетитивное «Жуй! Жуй! Жуй!». А ведь всё начиналось так спокойно…

***

Питер вышел из дома и Квинс встретил его привычными звуками просыпающейся жизни. Этот район всегда был шумным. Хотя нет, безусловно, если разобраться более тщательно, то он уступал по уровню возбужденности Манхэттену с его высокой плотностью населения и активной ночной жизнью, и, конечно, Бруклину с его более чем двумя с половиной миллионами жителей. Но это всё не отменяло факта, что Квинс никогда не затихал. Сейчас по району передвигались составы поездов, дороги и тротуары полнились машинами и людьми. Всё это напоминало кровь, циркулирующую по венам, заставляющую всё это стучать в одном ритме, который зависит от времени суток. Утром это был спешный стук, торопливый и в тоже время чуть задушенный, аритмичный из-за пробок. Словно где-то в системе образовывались тромбы, мешающие нормальному кровообращению. Все спешили на работу или учебу проталкиваясь по капиллярам городской застройки. Днём это был размеренный поток, наплывающий по мере обеденных перерывов, да заскучавших пенсионеров. Хотя час пик портил эту малину заставляя ровный ритм ненадолго замереть. Встать и пропустить пару необходимых ударов. Вечером история аритмии повторялась, но кровь уже спешила не из Квинса, а стремилась притечь сюда, сконцентрироваться, осесть, наполняя дома — как клетки организма кислородом. Ночь была передышкой, но иного рода. Сердце же не прекращается биться, когда организм засыпает, ведь так? Местный трафик просто замедлялся, становился спокойнее, затихал. И вот Питер вклинился в эту утреннюю циркуляцию и добрался до школы. Он на автомате добрался до шкафчика, взял учебники, сходил на уроки, а в обеденный перерыв ноги принесли его во внутренний двор. Неспешно проходясь по территории школы, Питер перекидывался с Лидсом и ЭмДжей шутками. Взгляд мгновенно оказался прикован к ней. Сердце пропускает удар, а после теплое ощущение расходится по грудной клетке трепетной пульсацией. Гвен Стейси. Девушка, что сидела на столе и увлеченно читала. Солнце играло на светлых волосах девушки делая её похожей на ангела. Неожиданно его отвлекают от созерцания прекрасного. Друг пытается его остановить, Мишель же, наоборот, поддерживает смелый ход, а тело парня вообще двигается будто само. Громкая толпа скандирует, требуя хлеба и зрелищ.

***

Возвращаясь к настоящему моменту… Паркер только что отказался поддерживать этот парад жестокости и попросил Флэша перестать издеваться над бедным младшеклассником. Адреналин волной пробежался по телу заставляя пульс подскочить. Дыхание участилось, под ребрами застучало с новой силой. Гормон заставил мышцы животе слегка напрягаться, имитируя взведённую пружину. Он приготовился… Если бы он сейчас спросил у себя «оно того стоило?» Питер бы неубедительно кивнул. Откуда в тот момент в нём нашлась эта смелость, граничащая с глупостью? Подросток понятия не имел. Но в итоге после пары показательных ударов и едва не сломанного телефона мы пришли к тому, что Паркер в целом в порядке. Ну, если не считать подмоченного достоинства. — Это было смело. — раздалось со стороны Гвен посреди урока. — Глупо, конечно, но смело. — хихикнула девушка. От этой улыбки у пацана сердце сделало кульбит, на этот раз приятный. Может не всё так плохо?

***

Домой идти было приятно, даже синяк на лице не мог испортить настроение окрыленного юноши. Питер лежит в кровати и ощущает лёгкость. Чувствует чужой размеренный пульс под своей кожей. Меняет ли это что-то? Скорее нет, чем да. Его тело вырабатывает кучу гормонов удовольствия при мыслях об одной светловолосой красавице, которая улыбнулась ему. И пока что он ни на что не променяет это. Пробуждение было более лёгким. Не до конца ясно, что конкретно так повлияло на столь приятный подъем, день определенно начинался хорошо. Гигиена, быстрые сборы, завтрак за столом — ещё больше наполняли атмосферу позитивом. — Ты прямо-таки светишься, котёнок. — Мэй, как всегда, проницательна. — Ага, этот фингал так и слепит. — А Бэн всё так же шутит. — Очень смешно. Я же говорил, что упал со скейта. Вы знаете мою неловкость. — пристыженный голос добавляет этой лжи чуть больше правдоподобного звучания. Питер жует хлопья активнее. — Ну, конечно. — Бэн встряхнул газету, поправляя её. Младший Паркер ехал в метро добираясь до школы. Лидс и Мишель ждали его на стоянке рядом со школьным автобусом, который отвезёт их класс на экскурсию…